- Только совы умеют видеть во тьме!
Нам же суждено двигаться наугад.
Но!.. Лучше поранить ладонь,
вырезая из крепкой древесины ложку,
чем всю жизнь есть руками. Совы видят ночью
(Из выступления Каладрия - главы Радужного конклава)
Меня окружает тьма. Впрочем, тьма окружает весь наш мир. Уже несколько тысяч лет лишь редкие проблески света безуспешно пытаются разорвать черное покрывало. Безуспешно.
Тому миру, который я еще помню, скоро придет конец. Тьма одержит окончательную победу, и Радужный конклав почит в веках…
Так будет… если я не решусь на крайнюю меру.
Да не убоюсь я зла!
И пусть зло станет оружием света!
«Les hiboux voient la nuit…» - совы видят ночью…
Что ж, я стану совой - и я увижу черную кошку в темной комнате…
Маг отложил в сторону магический кристалл, и медленно склонился над потертой тетрадью, доставленной в Рабештадт прошлой ночью.
Аккуратные строчки записей несли призрачную надежду…
***
Дневник Эррта Проклятого.
… а потому прости меня, мой друг!
Все мое сегодняшнее многословие – просто жалкая попытка оттянуть время, отпущенное мне в этом мире. Да! Ты абсолютно прав, мой неизвестный слушатель. Нынче я готов оплатить по очень старому счету - наконец, разорвать ту цепочку дней и ночей, когда я существовал между жизнью и смертью…
Впрочем, пора переходить к делу.
Знакомься – это Трин. Маленькое, уютное герцогство Империи, что волею создателя возникло в небольшой долине где-то между непреступных горных утесов и прибрежной вотчиной герцога Юслана. На тот момент, когда происходили события, о коих я сегодня тебе поведаю, герцогством еще не правил, как это происходит ныне, твердой дланью молодой Юслан Говорливый. Тогда хозяйствовал его папаша.
И хоть всех владений его и было - небольшой городок, угадай, как назывался? Ну, разумеется, так же как и все герцогство. Места наши были хорошо известны. Из самой Метрополии не раз гости прибывали. В основном, по поводу серебряных рудников… Впрочем, сейчас не об этом речь, правил папенька и правил.
Однако молодой герцог так же заслуживает нескольких слов.
Юслан слыл юношей крайне разумным. Предвидя последующий за подобным высказыванием вопрос, поясню незамедлительно. Как умею, так и поясню. Вот.
Почему юношей, спросите вы? Да все очень просто, было молодому герцогу отроду всего двадцать пять зим.
Отчего разумным? Тут все еще более банально. Как уже успел догадаться мой уважаемый читатель, правителем Юслан сделался, находясь в возрасте абсолютного отрочества, то есть в десять лет. Естественно (но совершенно не обязательно), мог натворить массу глупостей – свойственным младшим герцогам. Но! Мать-герцогиня вовремя сыночка притормозила, а всем прочим - тем, кто попытался в смутное время приосаниться и к власти поближе подобраться, указала на место – кому на дыбу, кому как мне - сплошная морока и суета.
Откуда я все это знаю? Мне рассказывали. Да, вы все правильно поняли, один раз в десять лет вашему покорному слуге разрешено гулять по коридору. И, разумеется, общаться. Впрочем, здесь, что говориться, как повезет. Иногда такие зануды встречаются. Выбор-то - раз, два и… Право это я получил согласно воле безвременно почившего попаши нашего герцога – чтоб ему на том свете не спалось!
Короче, с легкой руки герцогского палача о «нетерпеливых», ну, тех, что алчущие, быстренько позабыли. Для собственной, так сказать, безопасности.
Сыночка короновали, как положено. Даже из Рабештадта делегация прибыла. Вроде даже маги, но не боевые маги полиции, другие. Охранник мой все про какой-то Круг сказывал. Побыли, говорят, пару дней, да и отбыли в родные пенаты. И вскоре болотце наше вновь ряской подёрнулось.
Так что все прежние указы старого герцога остались в силе. Включая и те, что касались вашего покорного слуги. Впрочем, указ тот – «О вечном заточении без права на помилование», только начальник каземата и помнил, ну, может, еще герцогиня… правда за это не ручаюсь. Много зим с той поры минуло. Однако, именно благодаря такому обороту, я и могу сейчас беседовать с тобой, мои дорогой читатель, или читатели? Мне никогда особо не везло на слушателей. Так что буду обращаться к тебе по-простецки – мой друг.
Не против?
Вот и ладненько…
Кстати, старика Устэна – папашу нынешнего владыки наших земель, я знавал лично. Увы, это единственная хорошая новость, которую я сегодня могу сообщить. Все остальное, скорее всего, для твоего нежного слуха будет не совсем приятным.
Впрочем, с тех времен минуло более полувека, а значит, мне глубоко наплевать на возможное беспокойство, которое я нынче собрался доставить всем кто меня …
(несколько страниц вконец испорчены, и прочесть что-либо не представляется возможным)
…и потому, пожалуй, начну с того, что мне вчера исполнилось семьдесят два года. Да, время пролетело незаметно. Хотя нет, вру! Это сейчас, когда решение принято, мне может показаться, что время летело. Тогда, все эти годы, что я провел в своей камере, время тянулось. Оно тащилось, вязкой патокой медленно текло, размеренно разделяя бесконечные годы на зимы и осени, весны и летние погожие деньки. Откуда я помню про погожие деньки? Все просто. По чьей-то злой прихоти в камере, под самым потолком, было оставлено крошечное окошко. Его размеров едва хватало на то, что бы пропустить внутрь тесного помещения скудные отголоски звуков и запахов, а самое главное, окошко позволяло ежедневно появляться под самым потолком небольшому кружку солнечного света – тусклого и серого в долгие холодные месяцы зимы, и яркие, оглушительно красивые летом. И это было хуже всего. Я страдал, захлебывался в бессильной злобе, задыхался от отчаянных слез – я страдал. Что там ещё положено делать и чувствовать? Все это я проделал и чувствовал не раз и не два, уж поверьте.
Я медленно, да, очень медленно, но верно, катился в пропасть безумия. На плаву здравого мироощущения меня удерживала лишь память. Хотя, наверное, сейчас я многие вещи и события я вовсе не помню, если, если уж совсем быть честным с самим собой, большинство моментов я попросту вспоминаю. А что такое воспоминание? Это преломленная через призму моих восприятий реальность. А значит, скорее всего, полная, а точнее совершеннейшая неправда. Чего скрывать? Все именно так и есть.
В те далекие годы, когда я еще был свободным человеком, довелось мне быть представленным самому герцогу нашему Устэну Красивому.
Тогда еще молодой лейтенант егерского полка, я был назначен вторым номером на загоне вепря…
Осенний лес приветливо встретил нас довольно сносной для этого времени года погодой. Кажется, в некоторых краях именно это время года называется – девичья осень. Хотя, что касается лично меня, пожелтевшая листва навивает больше ассоциаций со зрелым летом. Впрочем, все это к делу не относится.
В то же время, когда мы – молодые и несколько захмелевшие от свежего воздуха, готовились к замечательной забаве, по полку поползли слухи, что нынешний гость нашего герцога, рабештадтский маг Иликорт, изъявил желание принять участие в травле. Дело обычное. Ну, допустим, пожелала его светлость проветриться, что с того? Бывает.
Меж тем, загонщики свое дело знали. Вот уже слышан привычный звук рогов, трещат кусты, звенят, словно перетянутая тетива, нервы… Красота!
Герцог наш мушкет вскинул. Метит. До чего он у нас мастер был, так это до охоты. Никто и случая не помнил, чтоб господин хоть когда промашку дал…
Да видно удача от любого отвернуться может.
Толь хватанул где чародей приезжий вина крепкого, аль может еще чего… они в Рабештадте странные, честное слово. Однако, полез он прямо под герцогов мушкет – вроде как обниматься. Господин наш и не выдержал. Вмазал гостю приезжему, аккурат промеж глаз. Не мешай, дескать…
И лежал бы себе волшебник тихонечко на травке – может и обошлось бы все. Так нет! Вскочил, на герцога нашего посмотрел недобро, да вперед двинулся.
Рабештадт место серое и угрюмое. Там любой «с катушек» слетит. Чего от мага требовать. У них работа особливо нервная…
Вот и слетел чароплет наш. На герцога бросился. Глазьями вращает, губами шевелит – как пить дать, волшбу творит.
Ну, я между магом и господином моим встал, да за грудки колдуна и прихватил. Тут что-то на меня и накатило.
В глазах мутно так стало, мир вокруг, словно ряской подернулся. Сначала подумалось – ну, все, пришиб меня чародей. Я от страха за свою смелость, аж зажмурился.
Стою, жду. А смерть матушка, все нейдет, да нейдет. Глаз один приоткрыл, да пожалел тут же.
Маг-то, страшный стал, что бородавка на щеке герцогини.
Еще минуту назад, личико у него чистое было, да ухоженное, теперь же стало что твое яблоко печеное. Кожа кости обтянула, да сморщилась. По всем признака издох маг. И виной его смерти, судя по всему, был я…
Как мы с той охоты вернулись, я и не припомню.
Лекарь герцогский меня долго мурыжил – что, да как… толку чуть. Одно сказал, что в книгах старинных читывал о такой хвори, как вампиризм. Видать про меня те книжонки. Выкачал я из Рабештадтского мага всю магию, как есть. Без остатка. А без магии они – маги, и не жильцы вовсе. Вот так-то.
Короче, заперли меня в темнице – от греха подальше, но смерти лютой не предали. Видать, нужен им такой уродец зачем-то. Может, придется еще когда на мага ходить, а мушкетик, я, то бишь, всегда под рукой и заряженный…
Собственно, вот и все, что я вспомнил сегодня, а значит, пусть ненамеренно, но соврал. И нет никакой необходимости на этой само лжи меня ловить. Скоро очередные десять лет минут. Отважился я попросить молодого герцога о милости.
И коль боги благосклонны будут, да сговорчивы, пронесут по длинному коридору, внезапно ставшему неимоверно коротким. Тем же образом – на руках похоронной команды, доставят к эшафоту, и я очень надеюсь, в огромной толпе не найдется никого, кто подымится на свежесколоченную плаху и, с ненавистью глядя мне в лицо, плюнет. Пусть не попадет в полные постыдного страха и жажды упокоения глаза - я пойму.
Я не прощен!..
А так хочется…»
***
Дверь резко распахнулась.
Рух испуганно поднял глаза, в комнату, кутаясь в плащ, вошел глава Радужного конклава.
- Прочел?
Едва скрывая возбуждение, Игнациус Ашенлес кивнул:
- Вы специально сделали так, что записи попались мне на глаза?
Лидер конклава лишь улыбнулся.
- Зачем? – голос Руха дрожал.
- Мальчик мой, - Каладрий положил руку на голову молодого мага. – Впервые у нас появился реальный шанс склонить чашу весов на нашу сторону.
Игнациус согласно кивнул.
- Что мы собираемся предпринять?
- Ты отправляешься в Трин, - глава конклава обнял молодого человека за плечи. – Ты единственный кому я могу доверить доставку этого человека в мою усадьбу… ты же мой любимый ученик.
Глава Радужного конклава медленно подошел к окну и задумчиво вгляделся в ночную мглу.
- Выезжаешь завтра. Мы должны успеть туда до того, как молодой герцог проявит нежелательную мягкость и подарит своему узнику смерть.
***
Наступило утро.
Повозка скрылась в предрассветном тумане.
Лидер конклава устало опустился в кресло. Последней мыслью, перед тем как его окутал тревожный и зыбкий сон, было:
«Удивительно, мне все же удалось разыскать предсказанного пророчеством Палача Магов. Чем же обернется моя находка для Радуги? Фееричной победой… полным провалом… кто знает…»
Александр Неуймин.
Специально для конкурса «Наследники Толкиена» и цикла «Истории Рабештадта».
Январь 2010г.