Пропажа!

Так-Так
Глава из романа-притчи "СТРАНА ЧУДЕСНЫХ ДУРАКОВ" (книга 3)
Журнал "ЛЕГЕНС" /С.Петербург/ приступил к публикации полной версии романа.


С теми малышами, что оказались во дворе сегодня, Рома быстро организовал, на ходу, придуманную им игру, и теперь все, включая Боба, с визгом и лаем носились между нагромождением спортивных всевозможных сооружений.
С одной стороны, Рома пожалел о том, что не взял с собой сегодня Петьку. Вот, уж, оторвались бы они с Бобкой сейчас по полной программе! Но другой стороны, Петька не переносит общественный транспорт, в метро затащить его невозможно, кое-как переносит легковушки, а потому и не стал Рома сегодня лишний раз травмировать психику пса. Так что Боб сейчас отрывался по этой самой программе за двоих, даже нет, за троих, если учесть Мурку, создавая массу проблем тем, что постоянно путался под ногами.
В конце концов, Рома принял решение вывести его из игры и отвёл домой. Без игрока, игнорирующего правила, игра приняла более организованный характер, однако в то же время, лишилась и того особого заряда, куража, которыми заряжал игроков именно молодой и темпераментный пёс. Это было похоже на то, как из игристого шампанского удалили пузырьки. Другими словами, игра как-то незаметно сбавила обороты, и азарт постепенно угас.
А вскоре игра и вовсе была остановлена из-за, откуда ни возьмись, внезапно появившейся на площадке незнакомой женщины. Вслед за ней почти сразу же примчался молоденький милиционер, который теперь с трудом переводил дух, приводя в порядок форму и волосы, под сбившейся на бок фуражкой. Кстати, милиционер оказался как раз одним из тех двоих оперов, которые недавно посещали квартиру Ваньваныча, по особому приглашению Люськи-кадровички. Его Человечек узнал сразу.
Странный вид и крики женщины мгновенно привлекли внимание всех, кто был поблизости, а потому очень быстро вокруг милиционера и женщины образовалась целая толпа людей: родители детей, сами дети, прохожие и даже те, кто выбежал из дома.
Как вскоре выяснилось, у женщины пропал ребёнок. На площадке для сушки белья она развешивала бельё, а её малыш крутился вокруг столбов, на которых крепились верёвки. Покрутится вокруг одного, перебежит к другому, опять покрутится, побежит к следующему. И так, как он постоянно был в зоне обозрения, женщина не заметила, как увлеклась непосредственно бельём, выпустив из внимания малыша. А когда разогнулась с опустевшим от белья тазом, заметила, что малыш исчез.
На этот момент она уже успела не только обыскать собственный двор, обзвонить соседей, друзей, милицию, которые также подключились к поискам, но и прочесать вдоль и поперёк районы проспектов и улиц Жукова, Народного Ополчения, Тухачевского, Карбышева, Глаголева, Берзарина и даже Бирюзова, что уж совсем далеко от их дома. И один из ротозеев зачем-то съязвил, чтобы они ещё на Кутузовский смотались, а другой, горе-доброхот, вместо того, чтобы успокоить женщину, так и вовсе предположил, что какой-то злодей, скорее всего, утащил мальчишку в сторону Серебряного Бора.
И как часто случается, под рукой на это время не оказалось ни одной поисковой собаки!
Рома, так тот почему-то сразу усомнился в таком совпадении обстоятельств, предположив только две версии: либо кому-то не очень хотелось заниматься этим вопросом вплотную, сочтя данное событие слишком банальным в сравнении с теми страстями, которые бушуют в бизнесе или политике, либо кто-то пытался попросту сэкономить на средствах. А он уже где-то слышал, что час работы кинолога с собакой стоит немалых средств.
И тут Роме пришла идея использовать в качестве поисковой собаки Боба! Ведь, хоть он и не стоит на довольствии в органах государственной службы, зато натаскан домочадцами и Ольвик в плане поисков чего бы то ни было, очень даже неплохо! Однако, не успев принять решение, Рома увидел, как Человечек уже почти пересёк их огромный двор и сейчас, вот-вот, исчезнет в арке соседнего дома! Рома издал пронзительный свист и бросился в погоню.
А буквально несколько секунд спустя вслед за Ромой устремилась и большая часть народу из толпы, окружавшей женщину и милиционера.
Теперь, Роме было уже не до Боба с его бесценными качествами! Главное, не дать малышу выбежать на скоростную автостраду.
Женщине тоже было и не до милиционера, и не до сочувствующей толпы. Решив, что исчезнувший в арке малыш, и есть её Ларик, она мгновенно, с места в карьер, развила спринтерскую скорость и почти сразу же обогнала всю толпу, растянувшуюся едва ли не на сотни метров.
Милиционер помчался за всеми скорее рефлекторно, чем осознанно, так как не видел ни малыша, бегущего по двору, ни Ромы, который нёсся со скоростью гепарда в естественной среде обитания. В конце концов, он даже не заметил, куда и когда исчезла, обезумевшая от горя, женщина! Она буквально испарилась у него на глазах, словно Коровьев перед Бездомным, на Патриарших прудах. И теперь молодой служитель правоохранительных органов, на чём свет стоит, проклинал, то ли себя, то ли неведомо кого, но за то, что сейчас на нем, к большому сожалению, не было ни кроссовок, ни шорт, ни хотя бы простой хлопчатобумажной футболки! С рацией и планшетом в руке, в тяжёлой, жёсткой, "жаркой" и неудобной форме, в грубых башмаках да ещё в, постоянно сваливающейся с головы, фуражке, которые были на нём, бежать во всю прыть, ему было проблематично. А от пота, который градом струился по лицу, заливая глаза, бежать, приходилось практически вслепую. Ему было стыдно, но вскоре его умудрились обогнать даже несколько ребятишек дошкольного возраста. Он уже почти ничего не соображал, но ноги послушно, словно заведённые, перебирали по земле, гонимые служебным долгом и искренним желанием найти, во что бы, то, ни стало, этого, словно сквозь землю провалившегося, мальчишку.
Но если рефлекс опера безотказно сработал по долгу службы, то рефлекс толпы – из-за врождённого чувства любопытства к чрезвычайным ситуациям любого рода. Уже за пределами двора к бегущей, словно стадо бизонов, толпе, пристроилась, неизвестно откуда взявшаяся, свора собак. Гул голосов, топот ног и лай собак на время заглушили даже шум многочисленных машин, мчащихся сплошным потоком. Прохожие шарахались от странных участников забега, но и не удивлялись, решив, что идут съемки очередного блокбастера.
Из всех, бегущих по проспекту людей, только Человечек знал, куда он бежит, зачем и ради кого. Другой на его месте пальцем бы не пошевелил, чтобы сдвинуться с места ради какого-то негодного мальчишки и который, кроме бед да неприятностей, пока ничего хорошего людям не сделал. Но это - другой.
Что же касается Человечка, то уже с первых причитаний женщины, он чётко увидел внутри себя, как его обидчик Илларион, сидит в десяти метрах от той самой площадки, где его мать развешивала бельё, на дне глубокого заброшенного коллектора и орёт, что есть мочи, по очереди то "мама!", то "баба!". И не будь он идиотом, трусом и паникёром, мог бы при желании нащупать в темноте, пусть и редкие, но все, же перекладины своеобразного трапа, чтобы подняться выше, к крышке люка, которую, конечно же, сам бы открыть не смог, но его крик могли бы услыхать многочисленные прохожие. Но, увы! Он, сидел на корточках, обхватив колени руками, что делало его голос ещё глуше, и вопил без остановки, понапрасну расточая и силы, и воздух, поступления которого были ограничены плотно захлопнувшейся крышкой. Причём, орал он, направляя голос не вверх, а куда-то вниз, под себя.
А ведь, сколько подзатыльников он уже заполучил от матери, за то, что, несмотря на её уговоры, продолжал-таки наступать на крышки люков! И сколько жутких историй понарассказывала ему бабушка, в попытке хоть как-то донести до сознания своего непутёвого внука, степень опасности хождения по коварным железкам! Но, ни бабушкины душераздирающие "триллеры" о заживо сваренных младенцах, да обглоданных руках и ногах гигантскими крысами у тех, кто проваливался в эти ямы, ни мамины подзатыльники, воздействия на Иллариона так и не возымели. С упорством ишака он продолжал искушать свою судьбу, и проверять на прочность нервы своих несчастных женщин. Он обожал наступать или с разбегу прыгать на очередную, встретившуюся на пути, крышку, а затем с наслаждением следил за диким ужасом в глазах либо бабки, либо матери.
Это сейчас, когда коварная крышка таки перевернулась под его ногой да ещё захлопнулась над ним, не оставив даже щелочки, а тело ныло после падения на большую глубину, он с ужасом ждал когда хлынет кипяток, в котором он сварится, словно курица, в супе или вот-вот к трапезе приступят громадные крысы.
А что касается Человечка, то сначала он хотел сообщить взрослым, где нужно искать Иллариона. Но те, не только его не слушали, но даже и не замечали, едва не затоптав его своими ногами. И если бы не Рома – точно затоптали бы. Однако и Рома, вывести-то из толпы его, вывел, но слушать тоже не стал, пытаясь сначала понять, что произошло с женщиной. А когда Человечек внезапно понял, что его недруг может ещё и задохнуться от недостатка воздуха, он принял решение и сам помчался к месту происшествия.
К счастью, перебегать проспект с большим потоком машин, несущихся на огромной скорости, Человечку не пришлось, а пол квартала – не расстояние.
Однако до сегодняшнего дня, Человечек понятия не имел о том, что может так быстро бегать! Не успел он пробежать каких-то метров десять, как какая-то неведомая сила, подхватила его и понесла с такой скоростью, что ему показалось, будто он не бежит, а парит над землёй.
А потому зря Рома ломал голову, почему он, призёр многих юношеских соревнований по бегу, не мог и на метр сократить расстояние между собой и малышом в этой бешеной гонке.
Он, конечно же, догнал Человечка! Но только уже непосредственно возле злосчастного коллектора. Его маленький друг в это время то изо всех сил колотил по крышке люка ногой, давая сигнал тому, кто был под ней, то кричал, чтобы тот немного потерпел, потому что его скоро вытащат на поверхность.
Рома, не раздумывая, схватил с земли какую-то железяку, поддел ею тяжёлую железную крышку и дёрнул её так, что та, отлетев, покатилась к площадке, где, щёлкало, словно кнут погонщика, высохшее на ветру, бельё. Словно мартышка, Рома скользнул вниз, и почти тот час появился. Одной рукой он крепко держал за шиворот, клацающего зубами, Иллариона.
Пока Рома ощупывал всевозможные участки тела Иллариона, пытаясь определить, нет ли у того переломов, сам Илларион, хлопая редкими бесцветными ресницами, смотрел на Человечка. Ему, очевидно, трудно было поверить в то, что именно этот "малявка", как он называл Человечка за глаза, каким-то образом причастен к его спасению.
И вот в этот самый миг, с диким воплем "Ларик!", пушечным ядром, в них вписалась мамаша Иллариона. Роме лишь чудом удалось, не только вовремя отразить сокрушительный удар, но и в самый последний момент, схватив всех троих в охапку, отшвырнуть подальше от колодца. Сбросив с себя женщину и двоих детей, сам Рома едва не улетел туда же, где только что отбывал своё первое заключение, Илларион. Все те, кто, наконец, прибыли на место, затаив дыхание, с ужасом наблюдали, как Рома балансирует на самом краешке зловещей дыры, и шумно выдохнули, когда, наконец, слава тебе, Господи, он не только устоял, но и шагнул от неё как можно дальше.
В тот же миг к месту событий бросились сразу несколько человек, схватили, чуть ли не в два десятка рук, единственную крышку и, словно муравьи, поволокли к колодцу. Из-за переизбытка, никем не организованных, рук и суматошных действий, водрузить на место её удалось не сразу. Кто-то сам едва не свалился во чрево колодца, кто-то уже успел уронить туда свои очки и несколько монет. А кто-то радостно съехидничал:
-Вы это, пардон, специально, монеты туда, на донышко? Мечтаете в ближайшее время посетить глубины городской канализации?
-Да, нет, это он очки туда специально зашвырнул, чтобы твоей рожи не видать. – Тут же парировала реплику, очевидно, супруга очкарика.
Крышку ещё раз приподняли, опустили и, в тот же миг взвизгнула другая, тучная, вся в рюшках и кружевах, престарелая дама. Кто-то с сочувствием спросил, все ли пальцы у неё пострадали, а кто-то с раздражением заявил, что надо было в придачу ещё и нос ей прищемить, чтобы не лезла, куда не звали.
Униженная и оскорблённая дама отползла в сторону, и по тому, как неистово она размазывала по щекам слёзы, было понятно, что с пальцами у неё всё в порядке.
Наконец, с горем, пополам, крышку водрузили на место. Всё. Поисковые, спасательные и восстановительные работы увенчались успехом.
И пока мать тискала своё "золото" в объятиях, а, прибежавшие раньше с прибежавшими позже, делились последними новостями и, на чём свет стоит, костерили коммунальные службы вкупе с градоначальниками да президентами всеми вместе взятыми, Рома шепнул Человечку:
-Ну что? Делаем отсюда ноги?
-Коечно, деаем! – с радостью подхватил идею Человечек. И оба незаметно покинули чужой двор.
Некоторое время шли молча. Наконец, Рома не выдержал:
-А ты не желаешь мне объяснить, как же так вышло? Сначала ты клацаешь зубом, клянясь, что действовать будешь только с моего разрешения и под моим чутким руководством, а уже через час, втихушечку отправляешься в самоволку, да ещё, бог весть знает, куда! А если бы, какой шальной придурок вылетел откуда-нибудь, из какой-нибудь подворотни на каких-нибудь "мотьке" или "автошке" (так он называл мотоциклы с автомобилями)? Тогда что? Ты хоть знаешь, сколько сейчас таких вот ковбоев с мозгами отмороженными носится по дворам да улицам?! Тявкнуть не успеешь, как…. Короче! Я до такой степени за тебя испугался, что, вон, до сих пор очухаться не могу.
-Я тебя пойимаю! Но что подеаешь? Я же вам всем говоил, говоил, а вы сьюушать меня не хотеи. Он же без воздуха бый! – подумав, Человечек дополнил, - Что даоже, зуб ийи жизнь?
Рома резко остановился, подхватил малыша на руки и, подняв его на уровень своих глаз, серьёзно произнёс:
-Конечно, жизнь! И, конечно же, я прощаю тебя, потому что сегодня ты настоящий герой. – И Рома крепко прижал Человечка к себе. Так и нёс его на руках до дома, но не, потому что тот устал, а потому что для Ромы это была очень приятная ноша.

/Продолжение следует/


ТАК-ТАК