Зеркало в ванной поблескивало узким прямоугольником, облупившимся в нескольких местах. С собой его не заберёшь. "Вот светильник сниму обязательно, но это утром". Егор-Иван побрился напоследок. Одеколона на раковине уже не было. Умывшись, он похлопал себя по щекам, брызги при этом попали на неровную гладь стекла. По утрам он бриться не успевал, потому ритуальным стало бритьё на ночь.
Он глянул прямо в отражение своих глаз и, гримасничая, произнес в сердцах каким-то искажённым голосом: "Хищница, когда ты будешь смотреться в зеркало, тебе буду являться я, немым укором". Рассмеялся, чтобы снять надвигающееся напряжение.
В комнате было пустынно, вещи вывезены по друзьям и родственникам. Вместо красивой люстры под старину - с потолка свисали белые провода с обрывком изоляционной ленты чёрного цвета. Егор-Иван прошёлся по периметру комнаты, делая обход былых владений. Шаги гулко отдавались на опустевшем паркете. Прощание. Квартира уже воспринималась чужой. Завтра в десять ноль-ноль придут захватчики: вооруженный судебный пристав-исполнитель, пара понятых и она - бывшая и будущая хозяйка.
Три года и три месяца благополучно прожил он здесь - и попал в ранг ответчиков. Отвечать за мошенничество Хищницы - что может быть нелепее. Иск она подала пятого мая пятого года, а шестого июня шестого года - решение по делу вступило в законную силу. Три пятёрки сменились на три шестёрки. Символизм сплошной и мистика.
А Законы не поспевают за махинаторами. Обратись она в суд на пару месяцев позже, в августе пятого, тогда срок исковой давности по ничтожным сделкам - три года - был бы пропущен. Так нет же, по Старому Закону - десять лет, да и судья действовал грамотно и статью подобрал подходящую.
Егор плюхнулся в продавленное кресло, которое оставлял сутяжнице. Пусть сама выбрасывает за ненадобностью. Да, такая алчная и кресло сломанное оставит себе. Не жалко (когда-нибудь развалится - и она грохнется с него!). Жаль только хороших затрат на остекление балкона и пластиковые окна. Он обвёл глазами голые стены. Совсем недавно - уютная квартирка, а теперь она тяготила опустошением своим. Сентиментальность...
Темнело - и стало сказываться отсутствие любимой старинной люстры. Егор-Иван закурил. В дверной проём из прихожей падал свет от единственной лампочки.
Ранним утром он уйдёт налегке, а она въедет сюда "на коне" - Диана-охотница.
Диана Олеговна (угораздило же на такое имя-отчество!) оказалась вдовой продавца квартиры - Коробкова Василь Палыча. "Я сам виноват, - в который раз подумал проигравший ответчик, - пьяница не знал истинной стоимости квартиры. Ну запросил Палыч двойную цену от заявленной в договоре, думая что много, так теперь мне и этой суммы не вернули. Ни тебе индексации - с учётом подорожания на рынке недвижимости. Совсем ничего не присудили".
Затушив сигарету о чужой плинтус, он задремал.
Перед глазами возникла солидная фигура нотариуса, раскладывающего на столе документы. Они - в полном порядке, собственник один, сделка чистая. И вдруг эта женщина! Волчица, приехала из Барнаула Москву завоёвывать, а дядя Вася сразу жениться и прописывать!
Вот и судья. Читает привычной скороговоркой: "...Таким образом, Такой-то суд города Москвы установил, что Коробкова Диана Олеговна, зарегистрированная в 1993 году в спорной квартире, согласия на приватизацию Коробкову Василию Петровичу не давала. Учитывая то обстоятельство, что права истицы были нарушены, Суд решил, - здесь судья притормозил, повысив голос, - признать приватизацию указанной квартиры незаконной, договор купли-продажи номер такой-то ничтожным, вселить Коробкову Диану Олеговну в квартиру по адресу такому-то на правах социального найма, выселить Наумова Егора Ивановича из квартиры по адресу такому-то без предоставления иного жилого помещения..."
Прямо перед Егором возник умерший дядя Вася, руки у него тряслись сильнее, чем при отмечании сделки. Отгоняя страх перед покойником, Егор-Иван громко начал совестить его: "Что ж ты заверял меня, что разведён и так одинок здесь! Что деньги нужны на лечение от алкоголизма! К любимой сестре Анюте, мол, жить пойдёшь. А сейчас чего явился? Надо было судье показываться. Предъявить, например, письменный отказ своей молодухи от доли в приватизации в твою пользу. Ведь он же был, нотариус проверял и на суде подтвердил!"
Егор-Иван очнулся, вышел в освещённую прихожую взглянуть на наручные часы. Через несколько часов на работу, а сюда с работы он уже не вернётся. Обидно, даже Европейский суд не поможет. Всё в рамках Закона получается.
Утром он разогрел на газу остатки вчерашней яичницы с колбасой, тупо прожевал, запивая холодным чаем на подоконнике, бросил на колченогий табурет ключ от входной двери, которую просто прикрыл. Произнёс: "Пусть она подавится" - и, не оборачиваясь, направился к лестнице.
* * *
Диана театрально изобразила перед грузчиками недовольство ими, чтобы не переплачивать за доставку мебели. Но один из них даже заигрывал, старался угодить - притащил от соседей патрон с лампочкой и прикрутил в комнате на месте снятой люстры. А то вчера вечером ей жутковато было без света. И тишина угнетала, особенно к ночи.
Уже третий день она здесь, настроение хорошее. Победила! Этот дурак Наумов, убегая, даже кресло забыл. У неё только диванчик, а кресел нет, но лучше бы уж люстру оставил.
Диана прожила здесь чуть больше двух лет, а в 95-м познакомилась с Тигранычем и ушла к нему. Могла бы и сразу Василия оставить, как добилась у него прописки московской, да некуда было идти. От доли в приватизации, конечно, зря отказалась. Не понимала этих тонкостей. Зато Василий верил, что не из-за квартиры выходила за него.
Вернуться Василий не упрашивал, иногда звонил, но запил по-чёрному. Повезло, что сестра его заплаканная Анютка сообразила позвонить, что умер - можно было и прозевать интересную новость. "Да, почти сразу после развода - месяца не прошло", - вслух произнесла она. Хорошая акустика полупустой комнаты заставила её вздрогнуть. Она невольно перешла на шёпот: "Но квартиру успел продать, собака!" К сестре переехал - лечиться алкаша уговаривала, глупая! А не догадалась проданную квартиру назад выцарапать.
Диана вспомнила, как познакомилась с этой семейкой. Заглянула к соседке Анютке с тривиальной просьбой - соли попросить, а у неё братан сидит-улыбается. Смекнулось сразу: зачем комнату здесь на окраине снимать, когда можно переехать к Василию в отдельную квартиру, да ещё в центре! А главное, прописка - как начало нового пути в столице.
Сестрица-то не сообразила, вот и пришлось Диане перед судьёй играть вдову безутешную, тем более что фамилию после развода не меняла. Хорошо хоть сговорчивым оказался: отказ от доли предложил заменить на несогласие приватизировать квартиру. А как удачно в дело попала ксерокопия свидетельства о браке! Раньше Диана не задумывалась, что среди судей могут встречаться продажные...
Настало время задёргивать занавески, но их ещё предстояло повесить. Не стоило мужиков отпускать сразу, а попросить карниз укрепить в комнате, уж больно потолки здесь высокие. "Ничего, постепенно обживу, а там жильцам начну сдавать. А то Тиграныч работу заставляет искать".
Диана надавила на выключатель. Временная лампочка вспыхнула и тут же погасла. Как, опять без света?! При повторном включении зажглась - слабовато, но светит. Надо стремянку покупать.
Вдруг загудел холодильник, позвав её ужинать. Двери на кухню нет, она снята с петель. Зато свет доходит из прихожей, от единственной оставленной Наумовым лампочки. Горящая неровным огнём конфорка на газовой плите чуть добавила света - кончики голубоватых лепестков то и дело подёргиваются, вспыхивая ярким оранжевым пламенем.
Вода из крана над раковиной льётся тоненькой струйкой. Женщина решила помыть руки в ванной комнате, в так называемом совмещённом санузле. Здесь дверь, слава богу, сохранилась. Диана распахнула её, но света оказалось мало. Пополоскав руки в воде, вытерла полотенцем - и подняла глаза.
Из сумрака зеркала на неё уставился пристальный взгляд. Дружелюбно улыбнувшись отражению, она однако не разглядела своей улыбки. Тут она вспомнила о привезённом торшере, оставалось только найти розетку для него. Установив торшер так, чтобы он заглядывал внутрь ванной, она умылась - и снова встретилась с цепким взглядом из зеркала. Из параллельного мира довольно отчётливо проступало мужское лицо.
"Что за чертовщина! Умерший что ли?". Нет, Василий всегда носил бороду. "Не сердись, я даже не знаю тебя!" - голос прозвучал по-чужому, прокуренным каким-то. С досадой подумала: "Наумова напоминает вроде. Да, похож! Идиот, не советую меня разыгрывать". Ей тут же привиделась язвительная усмешка бывшего жильца. "Да пошёл ты!" - и они оба удалились от зеркальной поверхности.
Прошла неделя-другая. Из-за очередной ссоры с Тигранычем Диана жила не у него, а постоянно находилась в оспоренной квартире. Даже не успела ему рассказать, что выиграла тяжбу. Узнает - сразу прибежит. Иногда на неё накатывал необъяснимый страх, что заявится покойный и будет совестить, что ни разу на могилу не пришла, или просто выгонит. Тогда она прибегала к верному доводу, что не здесь Василий умирал, и успокаивалась.
А расслабляться было некогда. Пришлось побегать по инстанциям: телефонный номер заново пробивать, за квартиру задолженность оплачивать. Не оплатишь - в собственность не оформят.
И злилась на Наумова: "Ввёл меня в расходы, урод! Как будто заранее знал, что проиграет процесс, почти год ни за что не платил, даже за электричество. На адвоката денег пожалел. А вдруг знал? Теперь вот мерещиться надумал!" Пришлось завесить зеркало, словно в доме с покойником.
Квартира почему-то уже не радовала. Каждый вечер Диана сожалела, что никак не повесят ей люстру. Приобрести оказалось легче, чем повесить. Тиграныча не попросишь - загулял с дочкой полковника. Соседи вообще не здороваются...
Ночью забывалась тяжёлым сном, в который приходил с неизменной бутылкой умерший, но живой Василий, а за ним злорадно ухмыляющийся Наумов, со сверкающими глазами. Иногда незнакомец в погонах полковника гонялся за ней с табельным оружием. В ужасе отбивалась от них, убегая от преследователей на балкон. Как-то даже перелезла через балконное окно и сорвалась вниз с четвёртого этажа. Стала бояться, что может не проснуться...
Однажды Диана ввернула наконец в ванной комнате новую лампу, та оказалась излишне яркой - другая крайность. И в тот же вечер занавешенное зеркало вдруг раскрылось, освободившись от пут. По ту сторону облупившейся серебряной глади получилась как бы засвеченная фотография, вроде негатива, а из глубины выразительно горели две неморгающие точки.
Женщина невольно прикрыла глаза рукой. Тёмный в ярком свечении образ не исчезал. Было не понятно, он ли на неё смотрит или это она сама себя изнутри изучает.
Диана оттолкнула от себя руками дверь из ванной и медленно, как заколдованная, направилась в комнату. Щёлкнула выключателем. Всё та же лампочка, наспех прикрученная к патрону на потолке, не зажглась совсем.
Механическими движениями Диана взобралась на кресло, затем полковничья дочка помогла залезть на стол с табуреткой - и тут же растаяла у неё на глазах. Диана осторожно ухватилась руками за патрон - и сразу, отброшенная током, рухнула с высоты - назад в кресло Наумова, словно притянутая туда магнитом.
Боли она почти не почувствовала. Мир иной раскрыл к ней свои объятия... Но эта информация до неудачника Егора, конечно же, не дошла...
(первая редакция - в декабре 2007 года)