В этот тихий и задумчивый город, где берёзы, тополя и акации перед домами создавали приятный вид, Игнат прибыл во главе своей небольшой бригады монтажников в самую жаркую пору, в середине июля. С вокзала на рейсовом автобусе они поехали прямиком на ТЭЦ на другой конец города. Жильё им предоставили в деревянном бараке рабочего общежития. Пообедав в столовой, бригадир ознакомился с объёмом предстоящей работы, после чего зашёл в общежитие, где они должны были жить месяц.
В несколько рядов стояли двухъярусные металлические койки. Посредине – длинный стол, где небрежно валялись домино, шахматы, карты и старые номера журнала «Советский Спорт». На стенах и на потолке красовалось множество засохших кровяных пятен от раздавленных клопов. Игнат к такому пейзажу давно привык. Он поставил свой армейский рюкзак под кровать и прилёг не раздеваясь. В это время на полу, около батареи водяного отопления, он увидел лениво бегущего жирного таракана. Следом за ним мчался другой красавчик, покрупнее. Игнат не выдержал, вскочил с кровати, забрал рюкзак, подошёл к своему товарищу и с миной явной брезгливости выпалил:
– Не переношу тараканов, пойду в гостиницу. На работу буду ездить на рейсовом автобусе. До завтра, – сказал он своему напарнику и вышел.
В гостинице, которая расположена в центре города, для него места не оказалось, и он пешком направился по главной улице в сторону вокзала, где величаво стояли тёмно-зелёные вагоны под гостиницу. По пути он тормознул возле открытого киоска «Пиво – воды», где продавщица уже подбивала бабки и, по всей видимости, собиралась уходить.
– Могу я у вас купить два стакана газводы? – спросил Игнат, вытаскивая из кармана свой кожаный бумажник.
Женщина за прилавком медленно подняла голову, широко раскрыла глаза, критически осмотрела дюжую фигуру клиента, оценивающе стрельнула на толстый бумажник, после чего жизнерадостно улыбнулась, показав полный рот золотых зубов, и, лукаво щуря глаза, слегка картавя, вежливо спросила:
– Вы что, только газводу пьёте? Пива не хотите, «Мартовского»?
На витрине Игнат пива не заметил, потому предложение продавщицы его тронуло:
– Буду рад, если вы изволите налить мне кружку холодного пива!
Продавщица нагнулась и достала трёхлитровый блестящий бидон. Она пригласила Игната к себе, тот вмиг обогнул ларёк, и вошёл через открытую дверцу в будочку. Перед ним, держа руки на широких бёдрах, стояла полная женщина в белом халате. Мягкие золотистые волосы красивыми пушистыми завитками обрамляли узкий и гладкий белый лоб. Большие чёрные зрачки составляли удивительно приятный контраст с мягким золотом волос. В этом-то и крылся весь секрет её очарования. От неё исходил запах приятных духов, смешанный со свежестью осеннего сада. Она подала Игнату бидон и сказала:
– Пей прямо с края, сколько той жизни!
Игнат жадно приложился губами к бидону и пил не отрываясь. В то же время, не отрываясь, он смотрел в её теплые, карие глаза. От женщины исходила странная завораживающая сила. Несколько седоватых прядей в рыжих, красиво завитых волосах придавали ей своеобразное благородство. У неё была манера пристально смотреть в лицо и говорить тихо, как по секрету. Напившись вдоволь и отдышавшись после прохладного пива «по особому заказу», Игнат рассказал, зачем приехал сюда и куда шёл с рюкзаком. Он заметил, что не прочь устроиться на месяц жить на частной квартире.
Женщина узнала, что он холост, ни разу не был женат и что давно мотается по командировкам по огромной стране Советов.
Говорят, что женщинам достаточно девяти секунд, чтобы определить, будет ли она вступать в интимные отношения с данным мужчиной. О достоверности такого определения говорит скоропалительное предложение, сделанное продавщицей:
– Если хотите, пойдёмте ко мне, у меня для вас найдётся угол и койко-место. А если будете вести себя по-джентльменски, тогда, пожалуй, я дам вам и выпить – холодный бокал румынского вина из рук горячей женщины!
Игнат подумал, что женщина наверняка не избалована мужским вниманием, и потому несказанно обрадовался приглашению. Чарующая интимность её лёгкой улыбки взволновала его. И вскоре, закрыв ларёк на замок, они отправились вместе.
Шли через густой, зелёный парк, спустились к реке и по крутому берегу реки направились в сторону частных одноэтажных домов. День остывал. Тени прибрежных деревьев становились длиннее. Вода в реке утрачивала блеск, в кустах бродили сумерки.
– Зовут меня Елизаветой Михайловной, фамилия – Клейман. Приехали мы сюда с мужем давно, из Румынии. Он тоже работал в орсе (орс – отдел рабочего снабжения), только мясником. Но вот беда, в прошлом году смертушка прибрала его в свои когтистые лапы. А ты что за птица? Откуда к нам прилетел? – не без интереса спросила женщина.
– Игнат меня зовут, Бондарев. Кроме работы, в этой жизни ничего хорошего и не видел. Работа интересная, постоянные командировки, платят прилично, только вот женское дыхание слышу крайне редко.
Нахальство, с которым действовал молодой человек, имело в глазах женщины свою прелесть, его речи, видимо, доставляли ей удовольствие, так как она часто поднимала свои восхищённые глаза на спутника.
– Вот мы и пришли, – весело сообщила Елизавета Михайловна, открыв маленькую калитку.
Во дворе, обнесённом со всех сторон глиняным, оштукатуренным забором, стояли невысокие деревянные дома. Открыв небольшой висячий замок ключом, женщина пригласила Игната в дом.
Сгущавшиеся сумерки уже успели заползти в комнату. Хозяйка включила свет. В доме был порядок, шик отсутствовал. Как и обещала, она достала бутылку дорогого импортного вина из холодильника, поставила на стол. Быстро приготовила лёгкий ужин. По рассказам Елизаветы Михайловны, после смерти её мужа в ней начисто исчезли мягкость и нежность. Однако Игнат заметил, что страдания не коснулись её внешности.
Игнат откупорил бутылку, разлил по фужерам пахучее ароматное вино, и оба дружно подняли свои бокалы. – Ты меня сбил с панталыку, Игнат. Вот уж год, как я живу одна-одинёшенька. Так пусть сегодняшний лёгкий разврат будет соусом в нашей жизни! – кокетливо прищурив левый глаз, бесцеремонно чокнулась Елизавета Михайловна с Игнатом.
От чудесного вина им стало хорошо. Хозяйка достала со стены семиструнную гитару и стала настраивать её как профессиональный гитарист, со знанием дела. Живые карие глаза её лучились таинственным светом. Бросив задумчивый взгляд в сторону, она с вдохновением заиграла на всех струнах. И полились по комнате дивные звуки старой блатной песни 30-х годов ХХ века:
Шум проверок и звон лагерей
Никогда не забыть мне на свете.
Изо всех своих лучших друзей
Помню девушку в синем берете…
Вечер незаметно близился к концу, Елизавета Михайловна постелила Игнату в соседней комнате. Оставив дверь открытой, она пожелала «спокойной ночи» и выключила свет.
На панцирной кровати Игнат не мог заснуть, крутился, вертелся. Вдруг он почувствовал, что его плоть откликается на женское присутствие, будоражит. Невольно вспомнилось, что бабы ему доставались по жизни всегда второго разбора. А в Липягах даже пытался найти непорочную и жениться на ней – вот уж поистине, где был настоящий выбор! – но, к сожалению, из четырёх молоденьких девушек буквально все оказались не первой свежести.
«Так какая же, к чёрту, разница между ними? – рассуждал Игнат. – И не всё ли равно, что ей 18 лет или 57, как Елизавете Михайловне?» Недолго думая, он резко отбросил одеяло, встал с кровати и решительно двинулся в открытую дверь соседней комнаты. Елизавета Михайловна тоже не спала, чего-то, видимо, ждала.
Мальчишеское обаяние Игната как магнитом притягивало одинокую женщину. Его ласки находили в измученной душе вдовушки искренний и горячий отклик. Страсть её была чудовищной. Игнату казалось, что в её жилах вместо крови течёт лава. Она буквально задыхалась от восторга. И от Игната в эту ночь уходила его вольная, беззаботная жизнь. «Хорошо бы сойтись с ней!» – мелькнуло у него в голове, и эта сладкая мечта уже не покидала его, обретая всё большую реальность.
– Вы как хорошее вино, которое сохраняет вкус до последней капли, – сказал он ей и ушёл в свою комнату. Он уснул крепким, безмятежным сном туриста.
Елизавета Михайловна пошла на работу к семи часам утра, предварительно разбудив Игната, который тут же встал, умылся из покорёженного алюминиевого умывальника. На столе стоял приготовленный для него завтрак, он перекусил. Вспомнил, что нужно прихватить с собой кое-какие документы на работу. Он видел, что вчера хозяйка положила их в шкаф.
Напевая мелодию понравившейся ему блатной песни Елизаветы Михайловны, он подошёл к шкафу и начал искать по полочкам, точно не зная, на какой полке находятся его документы. Вдруг ему попалась в руки большая увесистая связка. Он думал, что его документы именно здесь, в этой связке, – сел на пол и, продолжая петь, развязал тугой, замысловатый узел, открыл шкатулку. Хорошо, что в это время он сидел на полу, иначе тут же грохнулся бы наземь.
Что за зрелище предстало его глазам! Всеми цветами радуги вдруг засверкали целые связки нанизанных на кожаный ремешок перстней с бриллиантами и изумрудами; из коробок большими глазами лукаво глядели золотые кольца, серьги, часы, браслеты, изукрашенные бирюзой, – перед Игнатом засверкала груда драгоценных камней. А в шкатулке из нефрита хранились экземпляры редко встречающихся золотых монет, несколько пачек сторублевых купюр и ещё кое-что из драгоценностей. Непроизвольно широко раскрылся рот у Игната, обильно потекли слюни, руки стали ватными.
Игнат застыл в позе, в какой он узрел это богатство. Он не мог шевельнуться, так как в жизни не видел такого огромного количества драгоценностей и так много-много денег. Деньги он не стал даже считать, было там шесть полных пачек сторублёвых купюр! Быстро связал, как было и, не раздумывая, скорее положил связку в шкаф. «А может, забрать?» – мелькнула шальная мысль, но она умерла, едва успев родиться. Однако после этого на душе стало муторно.
Отработав кое-как до обеда, бригадир пошёл в столовую. После обеда ему стало легче – перестала болеть голова.
– Ты где ночевал? Что-то вид у тебя неважный, – интересовался Петро.
– Познакомился с женщиной, буду жить у неё, – неохотно ответил Игнат.
Примерно в три часа дня бригадира вызвали в контору ТЭЦ к начальнику участка. И когда он появился в коридоре перед дверью кабинета начальника участка, перед ним мгновенно выросли двое «гренадёров» в штатском, один – справа, другой – слева.
– Ваша фамилия Бондарев? – спросил один из них, показывая какой-то документ с красной корочкой.
Игнат подтвердил.
– Вам необходимо поехать с нами в отделение милиции, пройдёмте, – сказал вежливо человек в штатском, и как по команде четыре руки цепко схватили руки Игната.
– Вы что, ребята, только вчера прибыл в Кзыл-Орду и сразу в отделение милиции? А что же я мог натворить за это время? – недоумевал Игнат.
– Знаем, когда ты приехал и за чем приехал, поедешь с нами – и никаких гвоздей! – категорично заявил один из штатских.
Игнат знал, что бесполезно им доказывать, и потому не стал сопротивляться. Там его тут же закрыли в камеру, где сидело пятеро казахов. Один из них, который был повыше ростом и постарше, видимо, имел не одну судимость – вёл себя как пастух среди баранов. Открыто демонстрировал свой детородный орган, показывал и рассказывал, как он вогнал туда пластмассовые шарики, «чтобы бабы были от него без ума». Но Игната этот камерный клоун со своим «прибором» абсолютно не интересовал. Он был ошарашен таким исходом дела и не знал, за что могли его так запросто посадить в тюрьму. Обо всём этом он решил узнать у надзирателя. Несколько сильных ударов ногой по двери камеры заставили надзирателя открыть металлическое окошко.
– Чаво тиби? Патиши ни можиш, балван!
– Начальник, за что меня посадили, ты в курсе?
– Э-э-эй, дарагой, эта – сикрет. Здесь проста так никаво ни посадит, эта – турма! А тваё дела Калыма пахнит, балшой Калыма! – многозначительно прищурив без того узкие глаза, рявкнул разжиревший надзиратель. Захлопнулось окошко.
Поздно вечером неожиданно Игната выпустили из городской тюрьмы. Он бегом примчался в дом Елизаветы Михайловны с видом жалкого пса, который виновато приполз домой, поджав хвост. На диване сидела бледная, молчаливая, словно рыба, вынутая из воды, Елизавета Михайловна. Расстроенная, с горечью в душе, она рассказала Игнату, как во время обеденного перерыва, окрылённая после вчерашнего вечера, прибежала домой, чтобы взять денег на продукты, но денег на месте не оказалось, так как Игнат их положил не на своё место, где они прежде покоились, о чём, конечно же, она не могла догадаться.
От страшной неожиданности – пропажи такой суммы денег – у хозяйки дома враз помутилось в голове, она потеряла сознание и рухнула на пол. Когда очнулась, тут же рванула к знакомому милиционеру с надеждой поскорее поймать вора и вернуть украденное. Она подробно рассказала милиционеру о случившемся. А тот оперативно организовал захват и водворение в тюрьму, в надежде получить внеочередную звездочку на погонах за поимку «особо опасного преступника».
Елизавета Михайловна понемногу стала приходить в себя. Конечно, было бы жестокостью одним махом отнять у одинокой женщины с большим трудом накопленное добро за все годы совместной жизни с мужем; богатство, которое её поддерживало, успокаивало и придавало уверенности в завтрашнем дне.
Как школьники любят заводить новую, чистую тетрадку, чтобы вместе со старой канули в Лету все кляксы и двойки, так и Игнату после случившегося вдруг захотелось начать всё с нуля. Откладывать в долгий ящик он не намерен, его не тревожила большая разница в возрасте между ними. Он твёрдым шагом подошёл к Елизавете Михайловне, ласково взял её за голову своими большими ладонями, прислонил к её золотистым волосам свою буйную кучерявую голову и чётко проговорил: «Давайте поженимся, Елизавета Михайловна, я искренне прошу Вашей руки!»
От такого неожиданного предложения глаза женщины увлажнились, она крепко обвила его голову своими горячими руками, губами прижалась к его солёным губам с табачным привкусом и тихо прошептала: «Я согласна, милый…»
От радости они выбежали на улицу и направились к реке. В воздухе пахло полынью, дымком и пылью. Кричали перепела, крякали утки, будто радуясь принятому решению двух одиноких сердец. Далеко было слышно, как шумит в камнях бешеная Сырдарья. А на западе, неподвижно вытянувшись по небу, весело играл светло-жёлтый пожар зари…
4 марта 1999 года. Верендеев Дмитрий Петрович.