Первые сутки в пути. Покачиваюсь в утлой лодчонке последнего вагона через воображаемые воды Стикса, только вместо лютого Цербера меня ожидает внимательный проводник.
На экране слюдянистого от морозов стекла, голые стволы деревьев устремляются обугленными ракетами ввысь – мрачные останки верхового пожара. Вывороченные пни темнеют могильными плитами. По осени украсятся пышными венками из опят. Линии электропередач режут неровными кусками чащобный пирог. Забытые полустанки провожают поезда обветренными желтыми флагами. Мерцают одноглазые семафоры. Торжественными процеженными рядами маршируют мохнатые ели. В гибкие стальные косы переплетены железнодорожные развязки и мосты. Блестко оранжевеют крышами дачные новоделы. Неприютный поселок на берегу безымянной реки с согбенными фигурами жителей у рубленной лунки, проплывает оторвавшейся льдиной.
О, бескрайняя русская Азия, убранная снегами и медвежьими схронами, исхоженная казаками и каторжанами! Возможно ли преодолеть твои пространства?
Рекламная вывеска привокзальных часов показывает: вовремя. Сочленения подвижного состава вздрагивают, скрежещут, успокаиваются, и наконец, замирают. Свет громоздких аккумуляторных фонарей проливается на рельсы подсолнечным маслом. Слышен ритмичный перестук длинноруких молотков. Начинается сутолока, разговоры, смех. Поклажа вновь прибывших пассажиров водворяется на верхние полки. Торговцы предлагают неизменный ассортимент пива и колбас, а также журналы, сувениры, игрушки. Выбираю из детского набора «солдатиков» пластиковую модель монгольского лучника XII века. На обратной стороне вытеснено: викинг.
Истекают минуты. Движемся дальше. Ночное стояние под замороженным Красноярском, кажется не более, чем легкомысленным сном в летнюю ночь, существующим в сознании задремавшей студентки.