УБИЙСТВО, КАК НЕЙТРАЛИЗАТОР
Я не помню, как убил Гольданцева.
Может быть, случайно.
Но, знаете, не хотел бы убить – не убил бы.
Вроде просто толкнул. Но очень сильно. А он неудачно упал.
Вроде и не было злого умысла. Просто испугался. Просто где-то, на задворках сознания, захотелось врезать ему, как следует. А может, еще глубже, в подсознании, шевельнулось подцепленное от кого-то желание убить?
Ничего не помню, и помнить не хочу.
В одной из своих книг про Лекомцева я смоделировал как-то похожую ситуацию. Мой герой приходил к злодею, чтобы вывести его на чистую воду; тот, естественно, бросался на него со старинной, но очень острой саблей; мой герой уворачивался, и, в пылу схватки, злодей сам напарывался на свое оружие. Теперь мне стыдно – такую чушь писал! Но еще стыднее вспоминать, с каким самодовольным упоением я сочинял переживания своего героя после этого случайного убийства. «Мозг заработал четко и ясно!»; «уверенным движением уничтожил все следы своего пребывания…»; «предусмотрительно обернул палец носовым платком и вызвал милицию и «скорую»…».
Идиот!
В такую минуту мозг четко и ясно может работать, наверное, только у сумасшедшего маньяка! И, если человек не прирожденный убийца, никаких уверенных телодвижений он производить не сможет, будь хоть трижды супергерой!
Руки тряслись – не унять, колени ослабли так, что шагу не ступить, а внутри, словно невидимый крюк зацепил за копчик, и тянет его куда-то вверх, к горлу, выворачивая все нутро наизнанку.
Я не герой. Я обычный человек, в реальной жизни видевший смерть только со спины. Но здесь, в квартире Гольданцева, внезапно увидев её невыдуманное лицо, я вдруг осознал всю неумолимую безвозвратность её деяний, и свое полное бессилие что-то изменить, поправить…
Тот день не задался с самого начала.
Утром позвонил издатель и не давал вставить слово, пока не излил на меня весь поток накопившихся гневных фраз. Завершилось все угрозой расторгнуть контракт, после чего говорить мне было уже незачем.
Следующим позвонил Гольданцев. Но тут я трубку брать не стал. Посмотрел на определитель номера, почувствовал легкий холодок в спине и вдруг осатанел! Что я, в самом деле, сижу тут, как суслик в норе и боюсь! Кого мне бояться?! Вот сейчас соберусь, пойду к Гольданцеву и прямо скажу ему, что дядин дневник не отдам, что сжег его по дядиной просьбе, которая для меня гораздо важнее, чем просьбы всех Гольданцевых, вместе взятых! Пусть делает, что хочет. Заслать ко мне своих отморозков, чтобы обшарили квартиру, как у Паневиной, он не сможет. Разве что через кровавый труп. Но дело это опасное, подсудное, начнутся разбирательства, и всплывут и Галеновы рукописи, и эликсиры… Мне терять нечего – я все расскажу. И про ограбленную Паневину тоже, и про воздействие на следователя. Упекут тогда Гольданцева, в лучшем случае, в психушку, и поделом ему!
Вдохновившись таким образом, я оделся под бесконечные телефонные трели и выскочил, демонстративно не захлопнув за собой дверь.
Кому и что я хотел доказать?
В квартиру к Гольданцеву позвонил, повторяя себе тысячный раз, что не должен ничего опасаться – никаких ручек и подозрительных пузырьков. Все скажу сразу, на пороге, и, если он попробует у меня перед носом что-то распылить, сразу уйду. Предупрежден, значит, вооружен. Мне с ним долгие беседы вести незачем.
Но, как это обычно со мной бывает, чем лучше продумано действие, тем вернее оно пойдет не так.
Гольданцев открыл дверь с самым любезным видом, затараторил что-то приветственное и, расшаркиваясь, потащил в комнату. При этом он все время норовил оставаться сзади, чтобы «протолкнуть» меня подальше от входа.
- А я вам звоню, звоню, Александр Сергеевич, а вы, вот он, сами изволили пожаловать. Рад, очень и очень рад…
- Вы зря радуетесь, - холодно сказал я, останавливаясь в некотором отдалении от стола с колбами. Сегодня их там стояло что-то особенно много. – Я пришел сказать вам, что дядин дневник нашел, но отдать его вам никак не получится.
- Это почему же?
- Потому что я его сжег, как просил Василий Львович. И теперь, зная по горькому опыту, как опасно игнорировать дядины просьбы, решил исполнить хотя бы эту.
Гольданцев натянуто улыбнулся.
- Чем же опасно, позвольте спросить?
- Дневник открыл мне глаза на многое, что раньше вызывало лишь смутное беспокойство, и теперь эта история перестала мне нравиться.
- Из чего я заключаю, что раньше она вам нравилась? – сощурился Гольданцев. – Еще бы, все ведь было так хорошо! Квартира получила сказочную защиту от любого вторжения, и вы, при этом, отделались всего-то легким испугом и никчемной тетрадкой. Но теперь, когда пришла пора действительно платить по счетам, история вдруг перестает вам нравиться! Так, что ли?
- Думайте, как хотите, я вам все сказал…
- Нет, не все! Вы забыли сообщить самое главное – в чем состоит нейтрализатор Абсолютного эликсира! Извольте назвать формулу, и потом можете до конца своих дней презирать меня и все со мной связанное.
Я вздохнул и посмотрел на Гольданцева, как учитель на тупого двоечника, жмущегося у доски.
- Николай, э-э.., Олегович, вы, вроде, неглупый человек. Неужели вам до сих пор не ясно, что, коли нейтрализатор был найден, а те, кто его нашел, предпочли умереть, но не воспользоваться, значит, что? Значит, пользоваться им ни в коем случае нельзя!
- Это не вам решать!
- И не вам тоже! Это уже решили те, кто за свое право решать заплатили жизнью! Хотите оспорить последнюю волю собственного отца?
- Мой отец все бы мне рассказал, если бы его не настраивали против…
- Вероятно, вы сами и настраивали. Раньше я не мог понять, почему так было важно утаить результаты опытов именно от вас, но после визита к Валентине Григорьевне Паневиной, многое стало ясно.
Я думал, что Гольданцева эти слова как-то смутят, но он вдруг, по-змеиному тонко, улыбнулся и самодовольно сложил руки на груди.
- Значит, были уже у старой карги? Это она дала вам дневник, да? А заодно наплела, что это я подослал грабителей, чтобы разыскали дневник Калашникова в её квартире?
- Примерно так.
- Что ж, позвольте вернуть вам комплимент – вы тоже производили впечатление человека неглупого, но поверили выжившей из ума маразматичке. Интересно узнать, как все это выглядит в вашем воображении? Я бегаю по подворотням, ищу отморозков, разрешаю им вынести дурацкую коллекцию в обмен на … на что? Я же в глаза не видел этого дневника! Я просто знал, что существуют какие-то записи, где есть то, что мне нужно. Так что, ошиблись вы, Александр Сергеевич, забирать дневник из квартиры Паневиной я никого не просил. Иное дело ограбить её, чтобы поднялась хоть какая-нибудь шумиха в газетах и на телевидении. Мне нужно было хорошенько напугать вас…
Видимо, мое лицо сделалось глупым от изумления, потому что Гольданцев ухмыльнулся и продолжал дальше, весьма довольный произведенным эффектом.
- Я ведь давно наблюдаю за вами, Александр Сергеевич. И, знаете что скажу? Вы предсказуемы, как дождь, который уже идет. Публикация в журнале лишь подсказала мне способ, каким можно привлечь вас на свою сторону и забрать записи Калашникова у Паневиной…
- Только не говорите, что и публикацию в журнале тоже подстроили вы, - мрачно заметил я.
- Нет, это просто счастливый случай. Все одно к одному, прямо как предопределение какое-то. Но, между прочим, начало всему положил именно ваш дядя. Он перестарался, внушая, что вы лучше и талантливей всех прочих…
- Дядя никогда такого не говорил! – вспыхнул я.
- А не надо было много говорить. Печальные обстоятельства вашей жизни заставили одинокого Василия Львовича воспринимать любую мелочь, связанную с вами, с большим знаком «плюс»! Там, где обычного ребенка просто похвалили бы, сироту превознесут. Будь живы ваши родители, они бы более критично отнеслись к деяниям своего отпрыска…
- Замолчите, вы!!!
Я был вне себя от негодования. Этот гнус опять пытался задеть моё самолюбие. Но, если в первый раз, ему это удалось, то теперь, зная каков он сам, я не желал выслушивать лицемерные нравоучения. И, уж конечно, не мог позволить, чтобы Гольданцев, своим грязным языком, цеплял память о моих родителях и дяде.
- А-а вам не нравится, - с явным удовольствием протянул Гольданцев. – Почему же вы решили, что мне будет приятно слышать от вас.., - он сделал пренебрежительный жест в мою сторону, - … как бесполезен и ничтожен я был в глазах моего отца! Причем, узнать это от племянника человека, который и заставил отца так отдалиться от меня! Думаете, я не замечал, что не нравлюсь вашему дяде? Думаете, не представляю, ЧТО он мог обо мне понаписать?! О-о-о! Это я хорошо могу представить! Я и сам ненавидел его не меньше, и вас заодно… Еще бы, куда мне было до вас, такого гениального! А ведь отец хотел мне довериться. Он только ждал удобного случая, когда не будет мешаться ваш драгоценный дядюшка…
Лицо Гольданцева вдруг перекосилось, в глазах появился странный, фанатичный блеск. И мне, глядя на него, сделалось жутковато.
- Ненавижу тебя! – прошипел он. – Даже сейчас хочешь показать свое превосходство – дескать, мне тайну доверить не побоялись, потому что я честнее и порядочнее. А в чем порядочность? В чем честность? Ты обманул меня! Воспользовался эликсиром, а платить за него не собираешься! Нечего сказать, очень благородно! Но и я не доверчивый лопух. Кое в чем подстраховался! Твой эликсир через пару дней совершенно выдохнется, и…
- Пусть выдыхается, - бросил я, поворачиваясь к выходу.
- Ох, не спешите, Александр Сергеевич! – бросился за мной Гольданцев. – Ведь тогда за дневником придут другие люди! Не те трусливые отморозки, что грабили Паневину, о нет! Те даже ударить как следует не смогли, а эти убьют, не моргнув глазом. Этих антикварная мишура не интересует. Они вложили гигантские деньги в создание Абсолютного эликсира, который можно запустить в производство, а это значит, что он должен быть безопасным! И, даже если дневник действительно сожжен, (в чем я, кстати, сильно сомневаюсь), они сумеют выбить формулу нейтрализатора из любой головы, в которой есть глаза, видевшие её!
Так вот в чем дело!
Вот откуда этот «научный» энтузиазм!
Обычное «купи-продай», только за гигантские деньги… Правы были и Олег Александрович, и мой дядя – такому, как этот Коля их честный взгляд на вещи даже не снился.
Хотелось плюнуть Гольданцеву в лицо и уйти, но он загораживал дорогу.
- Это вы сейчас хорохоритесь, Александр Сергеевич, потому что еще не знаете всех способов воздействия… А они ужасны, поверьте! Я могу ненавидеть вас, но ТАКОГО не пожелаю даже врагу. Есть же ведь простой и безболезненный выход …
Гольданцев бросился к столу и схватил два небольших пузырька.
- Вот! – воскликнул он, потрясая то одним, то другим. – Здесь, настоящий эликсир «совести», стойкий, без обмана, а здесь – гарантия вашей безопасности, после того, как формула нейтрализатора перейдет в наши руки. Этот состав защитит вас от любого нападения! Ходите в любое время по самым страшным закоулкам, и ни одна собака вас не тронет…
Я смотрел на Гольданцева, не скрывая ни презрения, ни отвращения. Неужели он считает меня таким глупцом и всерьез надеется что-то получить?
Усмехнувшись и не считая необходимым что-либо объяснять, я пошел к выходу. И тут случилось самое непредсказуемое – Гольданцев бросился на меня! Сам! Рыча что-то вроде: «Ты слишком трус, чтобы сжечь! Дневник где-то у тебя…».
Дальше все помнится мелькающим, пыхтящим, воняющим потом, отвратительным месивом. Даже сейчас, желая хоть как-то связно восстановить в памяти фрагменты этой, то ли драки, то ли неумелой возни, не могу ничего вспомнить. Только одно отпечаталось в памяти, как дурной сон: упрямо сцепившееся, давящее друг друга локтями и коленями.., короткая боль в руке.., слюнявый до тошноты, укус.., вспышка бешенства, темнота в глазах.., потом перекошенное лицо Гольданцева, его разинутый рот, который с двух сторон сжимают мои пальцы.., легкость в плече, полет, удар, хруст… И все стихло.
Гольданцев лежал поперек коридора, чем-то напоминая пьяного римского патриция с наброска какого-то известного художника. Подбородок собрался на груди и глубоко в неё вдавился; остекленевший взор из-под набыченного лба смотрел сурово и мрачно, а тело аккуратно вытянулось на грязном полу.
Я не сразу понял, что с ним произошло. Первое мгновение еще стоял, сжав кулаки, готовый отразить возможное новое нападение. Потом решил, что Гольданцев просто потерял сознание, и собирался дождаться, когда он подаст первые признаки жизни, чтобы уйти… Потом понял.
Растерялся.
Почему-то показалось очень важным определить, отчего именно умер Гольданцев? Сломал шею? Или так сильно ударился о стену, что что-то там себе отбил? Нет, скорее, сломал шею. Вон как она неестественно изогнулась… Впрочем, почему неестественно? Так бывает, когда люди засыпают сидя… Хотя, какая разница?! Он просто мертв! И мертв по моей вине. Я ЕГО УБИЛ!!!
И тут же, какой-то невидимый крючок внутри выполз из петли его удерживающей и выпустил лавину паники, которая рванулась по всему телу, заставляя зубы стучать, а руки и ноги трястись, как от озноба.
Я его убил!!!
Но я же не хотел! Я не убийца!
А ты попробуй кому-нибудь это теперь докажи…
Что же делать? ЧТО?!
Первая мысль – конечно же, бежать!
Но улики! Убийца всегда что-то оставляет… Тьфу ты, черт, я же не убийца! И тем не менее… Мои связи с Гольданцевым проследить, наверное, невозможно, если только он не оставил записи. И эти, «другие люди» с серьезными намерениями… Что если они все знают? Дьявол! Конечно же знают, иначе Гольданцев не угрожал бы ими так уверенно. И выходит, что найти меня этим бандитам труда не составит!
Что же, все-таки, делать?!
Нужна защита!
Что там показывал Гольданцев? Надеюсь, он не врал про то, что «ни одна собака…».
Я бросился к столу, схватил пузырьки. Сделать это оказалось нелегко – пальцы стали ватными, непослушными и без конца дрожали. Надписи на этикетках плыли перед глазами, но разобрать фамилию «Широков» я все же смог…
Так, надо сосредоточиться.
Что здесь? «Широков… э-э… «С»». Ага, это, видимо, для двери – «совесть». А тут что? «Широков – «З»». Защита? Ну да! Что же еще?!
Стараясь не думать про труп за спиной, я разделся догола и опрыскал себя этим «З». Чуть не вывихнул руку, когда пытался захватить как можно больший участок спины; задирая поочередно ноги, обработал пах, под коленями и, особенно тщательно, стопы. Я, конечно, не Ахилл, но его печальный опыт еще жив в людской памяти…
Потом оделся и пустой пузырек спрятал в карман куртки, который застегнул на молнию. Туда же отправился и эликсир «С».
Так, с этим всё. Что теперь?
Я осмотрелся, «споткнулся» взглядом о труп и ощутил новый приступ паники.
Гольданцев наверняка вел записи! Нужно их немедленно найти и уничтожить все, где упоминаются наши с дядей имена. Или лучше, уничтожить все вообще, не разбираясь!
Я подскочил к шкафу и рванул на себя дверцу.
Заперто!
Ничего, створки хлипкие – сломать легко!
Я рванул еще раз… Целый ворох тетрадей и листков, похожих на рецепты и счета, вывалился мне на ноги с нижней полки. Чуть выше стояло несколько тонких папок. Долго не размышляя, я сгреб их в кучу, перетащил в ванную и поджег.
Теперь – другой шкаф…
Стеклянные дверцы с первого рывка не поддались. Я рванул сильнее. Гораздо сильнее, чем собирался, потому что на полке, среди хромированных коробочек для кипячения шприцев, увидел четыре пузырька, очень похожие на те, что лежали сейчас в кармане моей куртки. Неужели спасение? Неужели там «совесть» Гольданцева и «защита» для него?! Сколько бы проблем это решило!
Шкаф угрожающе накренился вперед.
Инстинктивно я толкнул его обратно и буквально «провалился» внутрь обеими руками. Разбитые стекла, сиротливо звеня, посыпались на пол.
Я зажмурился.
Все! Теперь мне конец! Сейчас из порезов на руках хлынут фонтаны крови, по которым, медленно, но верно, меня найдет даже самый захудалый криминалист. Сто раз видел такое в кино и читал в детективных романах. Поэтому осторожно вытащил руки наружу и, с замиранием сердца, разлепил глаза… Спаси меня, Господи, ни одного пореза! Боли я тоже не чувствовал. Что это? Чудо, или эликсир «защиты»?
Прямо на уровне моего лица, из разбитой дверцы торчали острые, как пики, остатки стекла. Нет, от таких «кинжалов» никакое чудо бы не спасло…
Потянуло гарью. Видимо, костер в ванной хорошо разгорелся. Этак и соседи могут учуять и, еще чего доброго, вызовут пожарных!
Пришлось бежать, заливать водой.
Господи, до чего же глупо и бестолково я себя веду! Зачем вообще было устраивать эту огненную вакханалию? Положил бы бумаги в пакет, отнес бы подальше, на другой конец города, и выбросил бы в мусорку. Кто там станет копаться и перечитывать?
А может, их вообще можно было оставить здесь? Пузырьки из шкафа, (если, конечно, там то, что нужно), смогли бы закупорить эту квартиру, надежней любого замка. Нужно немедленно их проверить!
Руку в шкаф я теперь засунул безо всяких опасений, но пузырьки с полки взять оказалось труднее, чем те, первые, хотя руки уже почти не тряслись. Ладно, как там говорила эта любимица всех женщин на свете? «Подумаю об этом завтра», да? Вот и я подумаю не сейчас…
Все эликсиры были подписаны именем Гольданцева. На одном, к безумной моей радости, стояло уже знакомое «С», на другом – «п.д.», и, аж на двух, красовалось «З», только написанное по разному: на одной этикетке обведено кружком, а на другой подчеркнуто.
На всякий случай, я разбрызгал над телом Гольданцева оба «З». Торопливо спрятал пустые пузырьки в карманы брюк, и только тут вспомнил про дядины записи. Там что-то было о слабом действии эликсира на мертвом теле…
Последний приступ паники вынес меня на лестничную площадку с эликсиром «совести» Гольданцева в руках. Дверь сама захлопнулась, и я, раз двадцать, перекрестил её судорожными нажатиями на пульверизатор, словно запечатывал склеп вампира.
Продолжение: http://www.proza.ru/2010/01/18/1626