Когда наступила «эпоха перестройки», много чудного стало происходить то там, то сям...
Где-то далеко, на «диком западе», разрушили «берлинскую стену»...
Слышал? Нет? Вот народ! Ничего не знает, а живёт себе...
А сколько у нас – навсегда и бесповоротно...
Не в курсе? Серьезно? Ну, и правильно: «Меньше знаешь – лучше спишь...»
Речь в общем-то не о том, а о случае, что произошел в те самые «перестроечные времена».
И так, слушайте...
Зинка – баба ещё та! Ещё поискать такую надо...
Из торговли за растрату социалистического имущества была уволена окончательно и бесповоротно. За литьё самогона... в пору, когда страна, в едином порыве, рубила пьянство под самый что ни есть виноградный корень... Зинку посадили. Но вскоре, как это часто случается у нас, «верхи» осознали, что с виноградом погорячились, да и с «индивидуальным алкогольным предпринимательством» вроде как... самим себе палку сунули в колеса. А потому, виноградники стали спешно восстанавливать, ликеро-водочные заводы отдали в честные... то есть, в частные руки, а Зинку отпустили на волю.
Когда в селе открыли приход - вернее, восстановили церковь, что когда-то ретиво порушили - Зинка вдруг проявила такую набожность, что поразила прямо всех... Поразила даже тех, кто родился, рос и, по сути, сросся с мыслью, что «религия – опиум для народа». Их идеологические ряды, воодушевленные Зинкиным примером, вдруг стали стремительно редеть, а число прихожан в «ново-пробужденном» приходе– стремительно расти. Особенно смутились, а затем и робко приобщились к духовной жизни те мужики, что знали её, как «Зинку- скакалку» - было их немало. Но даже четверти их числа хватило, чтобы удвоить паству. Видно решили мужики, что нести столько греха одной Зинке все же тяжеловато и стыдливо покаялись... для начала - в молчаливой молитве. Но превзойти Зинку было невозможно... ни в чем.
Так неистово молилась и каялась Зинка прямо на глазах у народа, что сердце народа не выдержало и перед лицом батюшки все единодушно и со слезами на глазах проголосовали за избрание её «Казначеем прихода». Батюшка смиренно согласился...
Так ретиво и самозабвенно взялась Зинка за управление финансовой частью, так умело выдвигала и продвигала в народ свои проекты, что вскоре приход расцвел и, радуясь вместе с ним, расцвела и наша Зинка. Способствовал ли тому Господь – только Ему это и известно.
Однако, нелегких пять лет Зинка служила народу верой и правдой в меру своих способностей и дарований. А дарования у неё были... Дарована была ей великая способность приводить всякие цифры к округленным: двенадцать тысяч семьсот – к десяти тысячам, девяносто восемь тысяч – к девяносто, а что меньше тысячи – так те и вовсе обнулять... А кроме того был у неё дар всё это умело скрывать – разумеется, только затем, чтобы народ продолжал и дальше спать спокойно. Не сказать, чтобы батюшка совсем ничего не чувствовал, но внешне ничего не проявлял, а только ещё усерднее молился...
Весна в тот год была ранней, а потому в мае было тепло так, словно уже была середина лета. Народ переходил на летний режим: летняя одежда, летняя кухня...
Жила с Зинкой престарелая мать. Зинка - вся в делах, мать – дома, на хозяйстве. А раз пришло такое раннее тепло, то решила добрая старушка готовить еду в летней кухне.
И чтобы прогнать из кухни остатки холода и сырости, она набила печь соломой и зажгла её. Откуда было знать ей... Сначала вроде как неохотно, а потом, словно пробудившись от зимней спячки, печь загудела... Над трубой летней кухни взвилась и устремилась в небо игривая струйка дыма!
Зинка тем временем возвращалась домой в весьма приподнятом настроении: по её вчерашним подсчетам и плюс сегодняшним приходским «излишкам» получалась очень большая сумма. «Теперь можно легко купить себе в городе хороший дом, обставить его мебелью, приобрести машину – на всё денег хватит!»
Душа её пела! Да и шла она, едва не танцуя.
«Ах, какая славная жизнь! - думала Зинка. – Всё же есть Бог на Небесах...»
И тут, уже у самого своего двора, подняла глаза к небу и увидела сизую струйку над трубой летней кухни. То, верно, был зловещий знак, ибо она тут же потеряла сознание.
В церковь она больше не ходила...
Оправившись от «горя», Зинка уехала в Москву и, как бурный ручей, влилась в столь же неспокойный океан столичной жизни.
В один из дней огромную державу рвануло и разметало на куски, как ветхий паровой котел... Зинка в очередной раз быстро перестроилась и продолжила свой путь в «челночных» рядах. А когда и этот бизнес накрыла прожорливая волна нового экономического порядка, Зинку вдруг прибило к политическому берегу – вступила она в какую-то партию...
Говорят, нет-нет да всплывает теперь её лицо то там, то сям: на митингах, шествиях, телевизионных перепалках кандидатов от...
"Ну и Зинка! Прямо непотопляемая какая-то..." - дивятся сельчане.
«Кровя у меня такие...» - смущенно признается Зинка очередному корреспонденту.