Когда я подбежал к нему, он еще метался, загребая лапами прошлогодние прелые листья, пытаясь подняться или ползти, но, получив заряд картечи в поясницу, сразу завалился набок.
Великолепное зрелище! Я был счастлив. А какая природа вокруг!
Алое солнце садилось в золотую тучку. Освещенные закатными лучами тонкие ветви молодых березок казались розовой дымкой на фоне темного леса. У подножий деревьев прямо в талых лужах лежали последние фиолетовые сугробы.
Как я люблю все это!
Я живописно разложил его тушу на вывороченном сосновом корневище и спешно сфотографировался, пока еще не стемнело. Язык у него вывалился, и из пасти красиво стекала струйка липкой крови. Потом выстрелил ему в глаз, перевернул вверх брюхом и опять быстренько сфотографировался на "жучка", обняв его мохнатый грязный труп. Пусть в городе все думают, что я убил его прямо в голову. Вот какой я удалец!
Хотелось сделать суровое мужественное лицо, будто на охоте я постоянно таких убиваю, но боюсь, что физиономия у меня все равно получилась радостно-восторженная, с блестящими маслеными глазками. Меня переполнял восторг оттого, что я его так удачно завалил. Потом позвал собак и опять сфотографировался, причем Кучум очень по-охотничьи лизал кровь с его морды.
Из-под прошлогодней полегшей шуршащей травы уже лезли молодые ярко-зеленые перышки. Первый вальдшнеп захрюкал и потянул черной тенью по краю березняка.
"Какая эстетика!", который раз в жизни восхитился я "Как я люблю охоту и вообще всю эту жизнь!" - после чего достал свой огромный нож и стал свежевать парную тушу.
Я наслаждался запахом горячей дичины, с шуршанием отдирая шкуру от мяса. "Вот она, радость общения с дикой природой" думал я, испытывая чувство острого удовольствия, и в то же время тревожно поглядывая в черную чащу. Но этот древний, возбуждающий страх лесной темноты так же был приятен мне, как все на этой охоте.
В зеленоватом сумеречном небе зажглись первые мелкие звездочки, и на рыжем закате над лесом повисла большая планета.
Я выпотрошил ему кишки, отдал сердце и почки собакам, а столь любимую мной сырую печень попробовал сам, запив добрым глотком коньяка из подаренной фляги.
Солнце совсем скрылось, и я уже ничего не видел на земле, а фонарь, к сожалению, забыл дома. Его облезлую весеннюю шкуру я выбросил, и она белела мездрой в яме под березой. Кое-как обрезал мясо с костей, положил в рюкзак, подстелив полиэтилен. Груз довольно тяжелый, а обратная дорога дальняя. Подумал: может быть из головы можно сделать какое-нибудь красивое чучело, чтобы повесить у себя в гостиной? Но идти было действительно далеко и потом еще возиться с этой головой... Бросил последний взгляд на белеющий в темноте его ободранный остов и, чувствуя себя совершенно счастливым, почапал по болотистому лесу в сторону охотничьего кордона.