Этой ночью Он понял: Ему нужна женщина. Нет, не Карга, хотя старуха никогда и не отказывала; жена, как-никак. Женщина. Молодая. Красивая. Настоящая! Пле-мян-ни-ца.
Он долго ворочался, пытаясь унять пробудившееся вдруг желание. Впрочем, достаточно быстро Он понял, что это занятие бесполезное: чем сильнее гнал Он прочь образ белокожей девчонки, тем сильнее его мучила похоть. Закрывая на мгновение глаза, Он тут же начинал ворочаться на скрипучей своей раскладушке извиваясь от волнами накатывавшей похоти; да какого чёрта она бегает перед ним нагишом!
Не в силах больше противиться, Он скинул одеяло и решительно подошёл к кровати старухи. Впрочем, лишь взглянув на сморщенное лицо цыганки, бомбила с отвращением отвернулся. Старуха чёртова! Он с ненавистью сплюнул. Сплюнул и решительно двинулся прочь из душной каморки.
-Открывай! Слышишь, Леший? Отпирай, мать твою! – молотил Он крюком по крышке люка.
-Слышь, ты, урод, – недовольный рык раздался откуда-то сзади. – Те чо, жить надоело? – за спиной раздался звук приближающихся шагов. – Да ты хоть знаешь, кого разбудил, мудак?
-Сгинь, – Он повернулся к бугаю. Хмырь! Подонок ещё тот. – Сейчас же. – Сообразив, кто сейчас стоит перед ним, мужик на секунду замешкался, словно решая, что ему делать. – Или помочь? – Он даже привстал чуть, словно собираясь разобраться с нахалом.
-Не, не. Не надо. Я это… Я сам. Сам я, – Хмырь, живо исчез под землёй в норе своей вонючей.
-Леший, урод, отпирай, мать твою! – снова принялся молотить Он по люку. Затем, устав, ловко подцепил железку крюком и мощным движением откинул люк прочь.
-Чо? Чо такое! Где? Кто? А, ты, – облегченно вздохнул Леший, едва лишь только разглядев Его физиономию. Он, оказывается давно уже проснулся, вот только наружу нос свой высунуть боялся, оттого и затаился, типа как в расчёте на то, что незваному гостю скоро осточертеет без толку молотить по крышке люка и он скоро свалит прочь. Ну, или кто-то из разбуженных соседей снесет бошку борзому нарушителю спокойствия, – А?! Чо стряслось-то? – покосившись на крюк, испуганно залепетал бугай. Заячья душонка! Небось, уже в штаны наклал со страху, кретин! Только и знаешь, что у себя в конторке отсиживаться. Хоть бы раз в жизни на охоту съездил, так, ведь, нет! Устроился. Абонементы раздаёт за тушёнку. Хотя, что такое абонемент этот чёртов? Так, бумажка. Даже нет, тряпица поганая с каракулями какими-то убогими.
-Прочь пошёл! – За шкирку, словно цуцыка, вытащил Он Лешего из люка.
-Ты чо, в натуре, ахренел савсем? – скорее от неожиданности, чем от вспышки отваги, Леший повысил на бомбилу голос.
-Пасть заткни, – Он сунул бомбиле в руки три банки тушёнки. – Здесь будь, пока не позову.
-Мало! Целка ведь! В натуре для тебя берег! – попытался повозникать Леший, но, упершись в тяжёлый взгляд гостя, предпочёл заткнуться.
Он спустился в логово Лешего. Ну и бедлам! Такого Он даже в том доме Святых не видел! Посреди землянки стояла огромнющая, продавленная в нескольких местах кованная кровать, которая была своему хозяину и столом и стулом и местом для сна и ещё Бог знает чем. Распластавшись по земле, она заняла почти всё и без того небольшое пространство подземной «квартиры» своего хозяина.
-Вы тоже, – уткнувшись взглядом в «жен» Лешего, процедил Он. – Живо отсюда! – услужливо заулыбавшись, пареньки-жёны подонка живенько так повыскакивали прочь из каморки.
Он огляделся по сторонам. Почти в самом углу, где-то на уровне пола, прилепилась к стенке какая-то убогая халабуда; кровать, как тентом накрытая сверху куском брезента. Место племянницы в этом доме. Шум, поднятый Им, разбудил девушку и она, выбравшись наружу, прижималась к стенке, перепугано глядя на нежданного гостя.
Он расплылся в плотоядной ухмылке и медленно двинулся к девушке. Бог ты мой! Ночнушка! Белая! Почти, как кожа хозяйки! Нет, ещё белее!
Сладкая истома накрыла Его с головой, едва лишь только бомбила представил, как эта ночнушка слетает с тела хозяйки. Такая, что Он даже закрыл глаза, в предвкушении рисуя себе картины остатка этого вечера. Впрочем, совсем не на долго. Пара секунд и не более того. Чтобы не упустить птичку. Распахнув глаза, Он двинулся прямо на жертву.
Девчонка даже не шевельнулась, когда Он сорвал с неё ночнушку. Не дрогнула, когда Его дрожащие, побитые мозолями и шрамами руки начали жадно мять упругие груди и похотливо лезть между ног. Не произнесла ни звука, пока Он пожирал девчонку глазами. Просто стояла, вжавшись в стенку, и смотрела, не отрываясь, в ночнушку, что тряпкой валялась на грязном полу. Ему это было странно. Он-то приготовился, что та визжать начнёт, царапаться, молотить Его всем, что под руку подвернётся, как любая из женщин Святых. А она… Стоит себе у стенки, не шевелясь. Такая… Такая беззащитная. Такая... голая!
Кураж весь вдруг куда-то испарился, словно бы и не было его. Чтобы хоть как-то скрыть своё смущение, Он принялся торопливо стаскивать с себя ватник. «Твою мать!» – чертыхнулся Он, запутавшись в рукаве.
-Ложись, давай, – нарочито грубо бросил Он девчонке, трясущимися руками борясь с ремнём. «Да что происходит-то?!» – Он вдруг остановился. Сколько раз Ему доводилось проходить через это. Но то всё было быстро и как-то просто. Он даже и не заморачивался особо-то; ширинку расстегивал и делал своё дело. А здесь…
-Ты чо, в натуре, – совсем, как Леший, оскалился Он. – Не слышала? А ну, живо, в койку! Иначе стоя будешь! – с застывшем на физиономии идиотским оскалом, Он уставился на девчонку. Та подняла глаза. Только сейчас Он увидел: она плачет! Нервно кусая бледные свои губы, она в упор смотрела на мучителя. Затем, вдохнув воздуха в грудь, вдруг влепила Ему пощечину. Наотмашь. От души. Влепила и, закрыв лицо, руками зарыдала!
-Ненавижу! – тряслась она, словно в конвульсиях. – Ненавижу вас, быдло! Крысы! Вонючие крысы! Оставьте меня в покое! Я домой хочу!!! Домой!
Чёрт его знает, что произошло с Ним в тот момент. Как будто бы весь мир перевернулся с ног на голову! Вот она, рядом. Во всей красе. Бери – не хочу. А Он стоит перед ней, как дурак, и не знает, что делать. Казалось бы, сколько раз Он наблюдал эту картину, когда женщина Святых, уже поняв, что помощи ждать неоткуда, стоит перед ним на коленях и воет. Но то не вызвало в нём и сотой доли тех чувств, что бушевали в нём теперь.
Уже не зная, что делать, Он судорожно схватил свой ватник и попытался укутать в него девчонку.
-Одень! На, возьми. Укройся, говорят тебе.
Вместо ответа, девчонка рванулась от Него, освобождаясь от ватника. Оттолкнув бомбилу в сторону, Она вдруг упала на кровать и, раздвинув ноги, нервно выкрикнула.
-Делай своё дело, крыса! Ты, ведь, за этим сюда пришёл, да?! Так делай и уходи прочь! Подонок! Мразь! Крыса!
Только тут Он увидел, что тело девушки покрыто синяками от побоев и свежими багровыми полосами – следами от Его ладоней.
-Укройся, женщина! – Он протянул ей свой ватник. – Я этого не сделаю. – Та испуганно посмотрела на бомбилу. – Возьми, тебе говорят! – девчонка нервно схватила подарок и судорожно прижала его к тощему своему телу. – Прости, – сам того не ожидая, вдруг пробормотал Он. – Прости, если можешь.
Не оглядываясь, Он подошел к люку и, не теряя больше ни мгновения, подтянувшись, выбрался наружу.
-Ну, чо? Высший, в натуре класс, да? – с заискивающей улыбкой подкатил к Нему Леший. Вместо ответа, Он изо всех сил жахнул тому в челюсть.
-Ты сказал – целка, мразь! – Он поднял с земли сумку с банками и, чуть помешкав, бросил её в открытый люк. – Спрячь их от этого урода. Они – твои. – Последнее, что Он увидел, это испуганные глаза девчонки. Она так и сидела на кровати, голая, чуть прикрывшись латанным-перелатанным ватником! Волна похоти, на время утихшая, вновь накрыла Его с головой. Чтобы вновь не натворить глупостей, Он нервно развернулся и быстро зашагал к машине