Английская соль.
Не люблю начальников, хоть убей. Всегда такие важные, серьезные, как будто умнее всех нас. А вот я без смеха жить не могу. И это с самого рождения. Думаете вру? Дудки! Так и было. Вот кто мой отец? Не простой человек, не абы кто там, а председатель колхоза был. Вот почему я такой мужик коллективный, часа без людей прожить не могу. Я аккурат после войны осчастливил мир своим появлением, конечно, и отец помог в этом вопросе, как без этого. Он большой шутник был: бросил нас с мамкой, когда мне и года не было. А сам, гад, по тем временам богатый был, председатель колхоза, не хухры-мухры тебе. Вот с тех пор и не люблю я шибко богатых, да вороватых. Отсюда и шутки шутить охота, и ты представляешь, не могу остановиться. Было время, чуть не остановился. Толи полтора года или чуть больше было, не могу вспомнить, хоть тресни. Угостил кто-то нас кусочком сала. Это ж после войны деликатес, куда там сегодняшним бананьям. И взяли ж и мне крыхотку, то есть, чуть-чуть, в рот пихнули. Тоже шутники. Я же это сало ни разу до этого и не видел, и не нюхал. И что ты думаешь? Подавился , захлебнулся этим салом. Помню, дышать перестаю, синею. Мать с бабкой голосят, мечутся, не знают что делать. Хорошо дед Данил не растерялся, как гаркнет: «Цыц, дуры!» Указательным пальцем как даст мне в горло и протолкнул сало, наверное, в самый живот. Так легко стало, что вместе со мной все засмеялись, вот как сейчас помню, ну и память у меня в полтора года была! Ага. Но это все цветочки, ягодки-то пошли, когда ходить научился. Баран у нас в хозяйстве был, это когда я уже с другим папкой жил, Тимофеем звали. Да не папку, барана, ох тоже веселый был. Пошел я за баню нужду справить. Сделал благое дело, только приподниматься, а Тимофей тут как тут: как шибанет – я кубарем. Только приподнимусь, он опять – хрясь, извалял в усмерть, скотина, кое-как отобрали. С тех пор баранину уважаю в любом виде, вот не гад этот Тимофей? Баранина-то сегодня страсть какая дорогая. И ведь что за жизнь такая выдалась, одни приключения. Любил пацаном ходить на сырзавод, отец с мамкой там работали. Вот другой ходил бы и ходил, и ничего, а тут опять чуть живым остался. Между хатой, где мы жили, и сырзаводом поляна была, а на ней ямки накопали под столбы – склады хотели строить. Ямки накопали, а столбы поставить не успели, а зима возьми да и прикати, и ямки сверху снежком подзасыпало. Баба Варя, отцова мать, как-то и говорит мне: «Ты бы сходив к батьку, та виднис ёму пирожкив, дуже гарни воны, хай ото болизный пожуе» Я, конечно, рад – радешенек: батьке еду поручили отнести. Бегу, и как раз мимо этих проклятых ямок, а пальтишко длинное, на полу наступил и… Что и? В ад попал, вот что. Когда падал – головой как раз в ямку угодил. Во картина! Голова с руками в ямке, ни вздохнуть, ни п…ть, ноги кренделя выписывают в воздухе. Кричать? Ага, умник. Рот забит снегом, грязью, дышать нечем. Кричать… Тут вся жизнь короткая промелькнула перед глазами: как гуси чуть до смерти не заклевали, как тракторными санями чуть не задавило. Ох, много этих каков у меня уже тогда было. Сколько же годков было? О, пять всего! Попрощался уже со всеми – слышу кто-то за ноги как дернет и я на вам. Ох, хорошо в стране Советской жить! Помогли. Сегодня это едвали. Думаю, наоборот, поглубже бы запихнули, особенно если богатенький шел мимо или начальник. Ага. Догадываешься за что? А чтобы им, хозяевам, жизнь не портил. А на сырзавод ходить я любил. Там можно было обрезков сыра свежего поесть, перепадали пенки сливочные, а самое главное – там было мороженое. Сегодняшнее, что в магазинах, в подметки тому не годится. Его мы ели ложками из большой чашки и бесплатно. А еще на сырзаводе меня звали директором. Это так рабочие на заводе зубоскалили. Как увидят меня и давай: «О, товарищ директор пришел. Кончай перекур, а то он ругаться будет». Им-то смех, а пацан за чистую монету принимает. Даже портфель с собой стал на завод брать, чтобы больше на директора походить. Мать с полгода убеждала не верить взрослым дядям, а обида осталась надолго. И главное, не на мужиков, а на директорскую должность. Смешно? Не – а. При слове директор, сразу вспоминается пухлый, розовый, с бегающими свинячьими глазками толстяк, вечно пахнущий водкой и чесноком. Да ну их к черту, этих директоров и вчерашних, и сегодняшних. Хотя и среди них иногда встречаются, как и среди всех начальников, нормальные люди. Правда, редко. Ага.
Вот как мой первый директор школы Миша Зайцев. Чем людям нравился? Не чванливый, не надутый, умный и веселый. И самое главное – не партийный. Аж из самого славного города Саратова. И добровольцем после армии к нам на Алтай. Вот потому и беспартийный. А Саратов он ведь на Волге – матушке стоит, а кто на Волге не шутник? То-то. Хоть Федю Шаляпина возьми. Как своим мировым басом ахнет: «Это не комар пищит, это тещу тесть во кусты тащит» И так это игриво пропоет, что сразу и не сообразишь, зачем же тесть все это вытворяет. Да. А самый главный революционер на земле, Владимир Ленин? Ведь надо же так пошутить, сто с лишним лет назад помните сказал полицейскому про власть: «Ткни, грит, в стену, она и развалится, потому как гнилая». Это ж надо так про власть посмеяться. И шутка эта и сегодня нравится народу, потому как правильная, особенно на местах воруют да коррумпируют, язьви их, ну которые руководят. Миша и говорит мне : «Слушай, придумай что-нибудь, похохотать охота. Настроение хорошее, после бани сидим пивком балуемся, кстати, его к нам в деревню один раз в год привозили – отсюда и сидим. Взять его в магазине было целый подвиг. Народу в магазине – тыща сабель, не пробьешься. Но как говаривал Суворов «пуля – дура, штык – молодец». Заходим в лавку, в очереди сразу тишина, директор, а не кто-нибудь зашел. И мы разыгрываем мини спектакль. Миша говорит мне, как бы продолжая разговор: «Александрыч, а все равно интересно, чья же это голова лежала под мостом, которую милиция нашла». «Брось, Николаевич, до сих пор в жуть бросает как вспомню» - подыгрываю я. «Как ты ее в руки брал, ума не приложу». В магазине на лицах как на той картине, помните «Ревизор приехал»? И посыпалось со всех сторон: «что за голова, где нашли?» Миша толкает меня в бок, давай мол, играй дальше. «Так около деревни Капустинки. Мы там около моста на карасей рыбачили, там и нашли. Здоровая отрезанная кровь еще не засохла» - увлеченно наворачиваю я. «Милиция только счас привезла ее в сельсовет. Попробуй угадай чья, туловища-то нет». Даже мужики купились, не то что бабы. Все из магазина и к сельсовету. Продавец и то аж танцует за прилавком, но Николаевич, а он мужик красивый был, еще красивше, чем я, так ей подмигнул, что она розыгрыш поняла, но смолчала. А мы? А мы пива взяли да переулком к нему домой. Деревня потом неделю над собой хохотала: голова-то свиная была. Так о чем это я? А! Миша говорит похохотать охото. Будет тебе смех, товарищ директор, и беру под козырек. На следующий день проходит у нас в школе два или три урока он меня спрашивает: «Слушай, чего это женщины одна за другой через каждые пять минут в туалет бегают, уроки толком не ведут?»
- ты похохотать хотел? Ну вот и хохочешь..
- А что ты сделал?
- Соль английскую знаешь?
- Знаю. Слабительное.
- Так я этой соли в графин с водой в учительской насыпал.
- Ты представляешь, что они с тобой сделают, если узнают?
- Знаю, убьют.
Как видите, не убили. Вот что значит настоящий директор, не сказал о моей проделке. А в студентах вытворяли вообще такое, что как говорят сегодня, полный отпад называется. Представляете две общаги рядом: в одной парни, в другой девчата. Летнее утро и все парни около женского корпуса стоят и умирают со смеха. Почему? А над женским туалетом висит большой плакат, а на нем: «Сюда не зарастет народная тропа!» Догадались, чья работа? Пушкина, блин, с детства обожаю. Но это так, разминка. Что мы над Валеркой Курицыным вытворяли, это надо было видеть. В одной группе в институте учились с ним. Вот наивный был, до беспредела, а подруга у него как раз из соседней общаги. Парни ему: «Ты, Валерка, подругу береги, а то на нее кое-кто уже глаз хочет положить». Он и старался. Часов с семи вечера, а то и раньше начинал ее сторожить и часов до трех – четырех утра. Заявится ночевать в комнату, в аккурат и жил с нами. И надоел же он со своей невестой. Мы койку его разберем, сетку к спинкам мало-мало приладим и спим. Он, котяра, прокрадется к ней и сходу брык. Гром, шум, хохот, маты тоже бывали, а как же. А один раз вообще учудили. Спит этот клоун влюбчивый утром как сурок. Берем мы его вместе с койкой, уносим и закрываем на замок в умывальной комнате. Вот хохма была, когда он проснулся. Проживало нас человек шестьдесят в общежитии, и каждый считал своим долгом спросить или через дверь, или через окно, какая же сволочь его закрыла, дать добрый совет как жить в «умывальнике», если долго ключ не найдется. А он почему-то не находился аж до самого вечера. Почти весь институт за день побывал в нашем зоопарке. Говоришь после института как? Дак также. Шутейные дела их никогда не закончишь, если они в крови у тебя. Но все равно осторожнее стал, особенно после двух случаев. Лето – пора отпусков, но родная партия как-то послала поработать в пионерском лагере. И была там повариха тетя Маша – веселая, разбитная бабенка. И черт меня дернул проверить на ней одно научное открытие. Оказывается если ткнуть человека пальцами под ребра. Он обязательно пу..т. Так вот взял и ткнул. Точно п…ла, да так громко. Что от испуга села на раскаленную плиту. Эксперимент проходил на кухне, рев стоял такой, что окна повылетали. Окна не жалко, а попа у Маши заживала долго. Другой эксперимент был не такой болезненный, но тоже душешипательный. Физруки частенько оставляли футбольные мячи в учительской. Технички, моя пол, сердились, пинали мячи, поминая физруков недобрыми словами. И хватило же ума между мячей положить спортивное ядро. Маленькое, черненькое, аккуратное такое. Тетя Грушка босиком моет пол, сердито отпихивает волейбольные мячи. Вдруг залихватски свистит, делает большой замах, мы замираем. Раздается удар. Знаете как ревет раненый медведь? До этого времени и я не знал. Хорошо не было физруков. Двух покойников точно из школы вынесли бы.
И это был конец. Пришлось с шутками, угрожающими здоровью, завязать и перейти на эпиграммы и куплеты. По реакции вижу, что нравится и нет никакой злости. А если кто и обижается, так это те, кто с юмором не дружат или надутые, важные, правильно думаете – именно они, начальники. Но попробуй без них прожить, да не в жизнь. Кто же тогда нами руководить будет? А куда девать тех, кто вокруг них кормится? То-то! Терпеть надо. Ну кой-когда английской соли в графинчик для очищения руководящего организма. Не на долго, но подобреют. Я – за, а вы что - не согласны?
А. Бородин.