Rainbows. на лекции

Коныгина
Аудитория наполнялась голосами, людей становилось все больше, свободных мест все меньше. Я, как всегда, села на предпоследний ряд, почти под потолком. Передо мной, внизу галдели около пятидесяти человек, за мной, в последнем ряду, сидели две подружки.
- Грета Гарбо, между прочим, делала накладные ногти из кинопленки. Приклеивала монтажным клеем. Так что красота требует жертв!
- Я не спорю, но гелевые лучше твоих акриловых! У тебя под акрилом ногти не дышат, не жалко их?
- Говорю же, красота требует жертв.
Чуть ниже между тремя девицами шло обсуждение любовных писем в редакцию последнего номера какого-то глянцевого журнала.
- А то, что она все-таки его простила – это зря.
- Посмотрела бы я на тебя, если бы твое имя выложили тремястами нарциссами. И ты бы простила!
- Такое – никогда, хоть тысяча нарциссов. И вообще, мог бы получше что-нибудь придумать, чем нарциссы. Цветы дачников. Девочки, а может, он был пенсионер?
Дружный писклявый смех.
Вокруг меня обсуждались прически, ногти, цветы и цвета.
- Хоть бы в моду вошел оранжевый, это мой любимый цвет!
- Нет, только не оранжевый, мне он не идет!
Девушки… Они казались одинаковыми, хотя каждая из них стремилась быть неповторимой. Жертвы глянца. Восхваляя «естественный макияж», они выглядели, тем не менее, как разукрашенные куклы. И это поголовное увлечение пастельными тонами губной помады.. Очевидно, чтобы «подчеркнуть овал лица и обратить внимание на глаза». К сожалению, получаются губы как у мертвецов – белые, слегка розоватые или светло – лиловые, с обещанными двадцатью четырьмя часами «непревзойденного блеска и увлажнения». В моде длинные челки, бессмертный пергидроль, розовые ногти и стразы.
Не все, конечно, блестят и переливаются, есть и второй лагерь. Это девушки в джинсах и кроссовках, держащие подмышкой книжку из «оранжевой серии». Они недоделывают «хвост» на голове, и волосы как будто небрежно и наспех собраны. У всех. Но и тут тоже каждая хочет казаться особенной.
Интересных девушек было мало. Их всегда мало. Зачатки индивидуальности косит страшный недуг, имя которому Гламур.
<Почти все больны.>
Молодые люди в нашем потоке исчислялись количеством пять штук. Они держались друг друга, чтобы не заблудиться в малиннике. Недуг начал подбираться и к ним, потрясая в воздухе штанами с ширинкой на коленках и обтягивающими джинсами.
В аудиторию наконец вошел преподаватель, бросил на нас беглый взгляд поверх очков. Народу на его лекции было всегда много, потому что Андрей Олегович был симпатичным и обаятельным мужчиной, и в него были влюблены многие девушки. Поскольку почти каждая из влюбленных также считала себя симпатичной и обаятельной, пространство заполнялось масляными взглядами. Андрей Олегович катался в них, как кот, но дистанцию сохранял железную.
- Так, дамы, сегодня семинар, не забыли?
По рядам прокатились восклицания и вздохи, зашуршали тетрадные листы. Книжные листы не зашуршали, потому что учебники не умещались в миниатюрные сумочки. Интересно, что, когда в моду вошли огромные сумки, похожие скорее на мешки с ручками, учебникам и в них места не нашлось..
<Надо было сесть на самый первый ряд>
Хорошо, что я села не на последний ряд, это уж совсем подозрительно. Я, естественно, ничего не читала и вообще забыла про семинар. Скорей бы все закончилось, а то я уже чувствую, как от волнения краснеют щеки. А ведь мы учимся на втором курсе! Впереди еще целых три года нервов и напряжения! Хотя, к началу третьего курса студенты уже становятся потихоньку тертыми калачами и стреляными воробьями. Как защита, инстинкт самосохранения, сохранения нервной системы. А пока… пока страшно!
 Лишь бы меня не спросили. Не хочется позориться перед таким количеством людей. Это была одна из немногих лекций, на которой присутствовал почти весь поток, около восьмидесяти человек.
 - Андрей Олегович, а подсматривать в тетрадь можно? – зазвенел где-то справа масляный голосок.
- Неужели у вас конспект моих лекций имеется? – нарочито удивленно спросил «историк».
Звонкий кокетливый писк. То есть, смех.
«Давайте вспомним, на чем был основан Союз Стран нацистского блока».
Не вспомню.
<Не важно>
«Летне-осенняя кампания 1941 года», «Сталинградская битва, ну, мои милые, слышать-то вы о ней должны были», «План Барбаросса, в чем заключался план Барбаросса, девушка в пятом ряду, ну-ка? Да, Вы».
Время шло медленно, как всегда на семинарах. А я, как назло, одна, никакой компании, не с кем вместе бояться. Ленка сегодня прогуливала, Яна, опоздав на пятнадцать минут, села где-то внизу и беспомощно оборачивалась в поисках меня. Вика и Ира, наши маститые отличницы, сидели на первом ряду, как всегда, и вызывающе смотрели на Андрея Олеговича. Они ждали, что он спросит их, они знали ответы на все вопросы.
Когда пробиваешь билетик в автобусе, хочется, чтобы зашел контролер.
«Зимняя кампания сорок второго- сорок третьего года. Закрыли тетради».
Еще пятнадцать минут прочь..
«Ну Екатерина, расскажите нам о Тегеранской конференции».
Андрей Олегович прогуливался вдоль первого ряда и посматривал на отвечающую студентку. Екатерина сбивчиво что-то рассказывала, Рузвельт, Черчилль, еще десять минут вон..
«Может, вы помните, как немцы называли нашу морскую пехоту? Мелочи всегда запоминаются. Давайте заодно поговорим об освобождении Крыма. Девушка в предпоследнем ряду».
<Это я>.
Ну почему, из нескольких десятков человек повезло именно мне? При всем моем уважении к людям, освободившим Крым, об этом я ничего не знаю. Я не готова!
<Не страшно>.
Андрей Олегович выжидающе смотрел на меня, чуть склонив голову набок. Харизматичный мужчина, что тут скажешь. Господи, мне суждено опозориться здесь и сейчас. Среди розовых ногтей, в ожидании моды на оранжевый цвет, над белыми вытравленными головами моих сокурсниц. Может, попросить сразу поставить мне «два»? На семинаре, посвященному Великой Отечественной, сдаваться без боя как-то некрасиво.
«Ну, Освобождение Крыма.. это сорок третий.. нет, сорок четвертый год.. Севастополь – город герой..»
Быстрее поставьте мне двойку и покончим с этим!!
«Немцы называли пехоту… морскую пехоту… ну..»
Андрей Олегович покачал головой. Мои щеки наверняка пылают, рваный румянец среди тональных кремов и пудры. Отвратительно.
<Надо встать, может, уверенности прибавится>
Я встала. Пунцовая троечница с кашей во рту и пустой головой.
Утренний свет заливал просторную аудиторию. Преподаватель подошел к своему столу и заглянул в блокнот. Сейчас он спросит мою фамилию и наконец поставит соответствующую оценку.
«Как Ваша фамилия?»
«Трифонова»
«Да-да, Трифонова, вот она..» он пометил что-то в своем блокноте и сложил руки на груди. Он всегда делал так, когда собирался проводить вразумительную беседу.
Когда это все закончится?
<Все только начинается>
«Среди великих людей, носивших фамилию Трифонов, был Герой Советского Союза, между прочим. Артиллерист, погиб совсем молодой.. Это я так, к нашей теме..», начал Андрей Олегович.
Я молчала, мне нечего было сказать, позор надо сносить с достоинством.
<Хватит!>
Внезапно… Внезапно я выбралась из-за стола и большими шагами поскакала вниз по ступенькам, к первому ряду. Андрей Олегович вскинул брови и опустил сложенные руки.
Я не думала ни о чем. Ни о чем. В голове было пусто.
<Не совсем. Немцы называли нашу пехоту «черными дьяволами».>
Я подскочила к преподавателю и крикнула ему в лицо «Немцы называли нашу пехоту черными дьяволами!!!»
Он оторопел «Трифонова, мы рады, что вы вспомнили…»
<Они рады!>
«…но зачем так… так нервничать? Сядьте, пожалуйста, на место. Пожалуйста»
А вот и не сяду. А ВОТ И НЕ СЯДУ!
Я не знала, выкрикнула ли я это или просто подумала.
<Не важно. Продолжай>.
Я подлетела к столу и залезла на него.
Восемьдесят человек дружно охнули, послышались смешки и восклицания. Зашуршали голоса. Шепот, шепот…
«Черные дьяволы, чер-ны-е дья-во-лы, чер-ны-е дья-я-а-а-волы-ы!!!» заорала я, отбивая ладонью по бедру какой-то непонятный ритм. Что со мной??
Да все со мной хорошо! Я ни о чем не думаю! Я не хочу ничего знать! Если я задумаюсь, что происходит, то сойду с ума! Пустота, в голове пустота. Мозги кружатся в какой-то безумной пляске, кружатся в пляске…
<Пляске!>
Я начала танцевать.
<Мало!>
На пол полетела моя кофта. Аудитория замерла, я совершала нелепые телодвижения, колебля наэлектризованный воздух. Вертелась на столе, исполняя дурацкий, некрасивый танец в кромешной тишине. Я стянула с себя штаны, кожа покрылась «мраморными» прожилками. В беспощадном солнечном свете, под электрическим освещением, я ощущала, как колышутся мои ляжки, слышала свое прерывистое дыхание. Я старалась.
<Отлично!>
Не думать ни о чем, не думать, не думать, не думать, не думать...
<Классно!>
За сотни километров от меня, из далекого далека доносился голос Андрея Олеговича, он призывал меня остановиться.
<Поздно!>
«Кто тут любитель оранжевого цвета? Кто ждет моду на оранжевое? Лови-ка мои оранжевые трусы!» - выкрикнула я, продолжая дергаться в диком подобии танца. В следующий момент я запустила своими белыми трусами в сокурсниц.
Черные дьяволы, черные дьяволы, черные…
<Мне пора>
НЕТ!!! Нет, Господи, что же мне теперь делать? Что мне ТЕПЕРЬ делать?
Я остановилась, переводя дыхание. В ушах гулко отдавался стук сердца. Восемьдесят пар округлившихся глаз, восемьдесят приоткрытых ртов, гробовая тишина, застывший преподаватель истории, моя разбросанная одежда, мокрые подмышки, холодные ступни.
Мозг закончил безумную пляску и обрушил на меня тупой, вязкий ужас.
Это был конец. Все кончено.
<Может быть>