ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЗВЁЗДЫ НЕ ЛГУТ
"Звездочка с неба катится,
Вам на колени катится…
Что же еще останется,
Кроме как – попросить?
Жизни, любви и гордости,
Щит на душе – от подлости,
И – разгадать легенду…
Да вот еще – простить…"
(Крематис, «Песня желаний»)
*****
-Постой, сорванец! Крематис, да стой же! Хватит бегать, пойди ко мне!.. – молодая женщина пыталась поймать мальчишку лет трех, а тот, заразительно смеясь, уворачивался от материнских рук. Вокруг, заливаясь лаем, прыгал черный, в рыжих подпалинах, толстый щенок, пытаясь ухватить зубами то женщину за подол, то мальчишку за штаны, а мальчишка успевал хватать щенка за уши и хвост и вовремя отскакивать в сторону.
За этой возней из-за ограды наблюдала девушка в длинной яркой юбке и небесно-голубой воздушной накидке. Черные волосы девушки трепал ветер, но она не пыталась собрать или заплести их, позволяя вьющимся локонам всплескиваться, качаясь на потоках теплого летнего ветра…
Беготня и веселый смех маленького непоседы вызывали у нее вполне понятную и уместную сейчас легкую улыбку, но тем не менее девушка с первого взгляда казалась… чужой. Не такой. Даже в этой ее улыбке просматривалась странная, какая-то даже нечеловеческая отстраненность.
Наконец женщине удалось ухватить мальчишку. Она присела на ступеньку крыльца и принялась оправлять на сынишке сбившуюся одежду.
Девушка внимательно посмотрела на мальчишку, потом толкнула калитку, оказавшуюся незапертой, и вошла во двор.
-Какой шустрый у вас малыш, - с улыбкой произнесла она. Женщина подняла на нее огромные, черные как ночь глаза, неуверенно улыбнулась, как-то сразу уловив всю ее «необычность». Но все же ответила.
-Никакого с ним сладу, и секунды на месте не посидит… Да постой же ты хоть немного! – сердито прикрикнула она, потому что ребенок в ее руках извивался ужом, пытаясь повернуться к незнакомке лицом. Мать торопливо оправила на нем сбившуюся в комок рубашку и наконец отпустила. Ребенок немедленно оглянулся – и в первый момент девушка оторопела.
Реакция ее мало отличалась от той, к которой Яна успела привыкнуть, но все же ей было не по себе. А девушка не могла оторвать глаз от ребенка.
"Как странно, неужели же это он?!"
С худенького личика на нее в упор, очень внимательно смотрели большие, по-лягушачьи навыкате зеленоватые глаза. Рот малыша был непропорционально широким и тонкогубым, прямые густые брови резко отчеркивали линию высокого умного лба, а волОс не было вовсе. Ребенок был больше, чем некрасив. Его можно было бы назвать уродливым, если бы не светлится в этих почти лягушачьих глазах живой ум, если бы не было таким подвижным тонкое личико, такой странно обаятельной и располагающей ежеминутная улыбка, которая словно озаряла его лицо, делая его почти привлекательным. Хотя, говоря по строгости, малышу лучше было бы оставаться серьезным: когда он смеялся, длинный рот буквально рассекал лицо надвое…
Пока девушка, замерев, рассматривала его, малыш подбежал вплотную и, задрав голову, посмотрел ей в лицо.
-Ты плишла поиг-лл-лать? – силясь выговорить упрямую букву, спросил он. – Как тебя зовут? Меня Кл… Кл-лл-лематис…
-Крематис, - мягко поправила мать. – Учись правильно выговаривать свое имя, солнышко...
-Кл… - снова попытался он, - Клрлематис… - И чуть не заревел, когда «р» снова не получилась. Девушка улыбалась, наблюдая за его попытками.
-Это не так страшно, - сказала она. – Ты научишься…
Имени своего она не назвала, и Яна насторожилась.
-Крематис! – позвала она, но малыш не слушал ее, снова занявшись щенком. Он действительно ни минуты не мог усидеть на месте! Даже пытаясь выговорить собственное имя, он отчаянно жестикулировал, будто хотел помочь себе пальцами.
-Крематис! – в голосе матери зазвенел металл, и сын тут же уловил это. И помчался к крыльцу. Щенок с лаем бежал рядом, пытаясь выхватить у него из рук подхваченный где-то прут. Яна прижала сына к себе.
-Что вам надо? – почти спокойно спросила она, глядя на девушку.
-О нет, я не хочу вам зла, - проговорила та, но улыбка исчезла с ее лица, которое сразу же стало холодным и даже надменным. За человеческим лицом Яна уловила неясный свет, будто незнакомка горела изнутри, и теперь отчаянно хотела ошибиться.
–Я только хотела сказать несколько слов вашему малышу…. на будущее, – продолжала девушка. Яна и рада бы перебить, но под взглядом очень светлых глаз она словно оцепенела. - Он подвижен, и это хорошо. Человек должен быть очень подвижен, чтобы успевать вовремя – в жизни это порой самое трудное, успеть… Иногда люди не успевают, однако от этого, как правило, ничего страшного не случается. Но ты запомни, Акула: остановишься – погибнешь. Всегда помни это!..
-Уходите! – Яна с трудом отвернулась от глаз незнакомки, сбрасывая липкую сеть ее магнетического взгляда, и встала. Крематис притих, спрятавшись за материнской спиной и оттуда поглядывая на тетю, которая говорила такие странные и страшные вещи.
-Запомни! – повторила незнакомка, глядя ему прямо в глаза. – Ты родился под Небесной Каруселью, а на ней стоять нельзя. Слишком опасно. На ней всегда надо торопиться, бежать! Остановишься – умрешь!
-Убирайтесь! – в черных глазах матери Крематиса вспыхнули опасные огоньки. Она шагнула к незнакомке. - Убирайтесь немедленно или я позову стражу!
-Хорошо, хорошо, я ухожу, - девушка примирительно приподняла руку, отступая к калитке. – Но прошу вас, никогда не забывайте того, что я сказала! Никогда, если любите его! А еще потому, что однажды он останется один и ему придется решать, остановиться – или солгать.
Она вышла на улицу и, отступив на несколько шагов, истаяла, словно облако.
Крематис заплакал.
Яна стояла, будто окаменев.
Она с дрожью поняла, что не ошиблась.
Она ЗНАЛА, кто это был.
*****
-Эй, Акула, выходи-и! – звонкий крик под окном буквально подбросил мальчишку. Он умоляюще посмотрел на мать.
-Мам, я пойду?
-Куда на этот раз? – Яна скрестила руки на груди, строго посмотрела на сына. – Помнится, в прошлый раз вам понадобилось непременно выяснить, что же за сокровища хранятся в заброшенной башне. Тогда все обошлось, хотя под ногой Дитта провалилась гнилая доска и он едва не упал с высоты не менее полусотни футов! Куда вы собрались сегодня?
-Ну… - Крематис, крепкий живой мальчишка шести лет от роду, нетерпеливо приплясывал на месте. – Ну… не знаю. Может, в порт. А может, к городской ратуше – там сегодня празднуют рождение наследника… а может, еще куда… Ну, мам!
-Иди уж, - притворно вздохнула она. – Разве ж тебя удержишь? Но обещай мне, что на этот раз будешь более осмотрителен. Обещаешь?
-Обещаю-у-у-у! – донеслось уже с улицы. И две пары босых ног взвихрили пыльную дорогу.
Он рос подвижным и общительным, нимало не комплексуя по поводу собственной внешности. Впрочем, детям все равно, как выглядят их друзья, да и они сами - тоже, не тот это возраст, так что будь Крематис даже совершеннейшим уродом, один он бы не остался. Стоило ему выйти из дома, как вокруг него моментально собиралась стайка сверстников. Потому что с ним было интересно. Потому что с ним было весело. Потому что он был неистощим на разного рода выдумки и забавы, которые, впрочем, никогда не выходили за рамки дозволенного взрослыми.
А еще – он любил звезды. И не уставал любоваться на них, как не уставал и рассказывать о них, черпая свои почти фантастические истории из городской библиотеки, изобиловавшей подобного рода литературой. А рассказывал он хорошо, его хотелось слушать, что, впрочем, не мешало слушателям спорить с ним.
-…Звезды – такие же солнца, как наше.
-Врешь! Где же они такие, вон какие маленькие! И не греют вовсе…
-Потому что они далеко. Очень.
-Как до Милорны?
-Дальше! Гораздо дальше!
-Ну-у… Дальше… Такого не бывает, все ты придумал.
-И вовсе не придумал! Так в книге написано!
-Да ладно, ну, и что там дальше?
-А дальше – они складываются в созвездия, только их видно только нам. Если подобраться к звезде вплотную, небо там будет совсем другим, и созвездие, в которое она входит, пропадет…
-Ну ты и придумал!..
-Не хотите слушать – не надо! – наконец обижается Крематис и замолкает. Мальчишки беспокойно ёрзают, но в конце концов любопытство побеждает недоверие и они начинают уговаривать:
-Крематис, расскажи еще!.. Ну, расскажи, ну не дуйся!..
-Ладно, - оттаивает рассказчик. – Так вот, о каждом из наших привычных созвездий существует легенда. Ну, вот, например, о ЗмЕе… Он жил в пустыне и там…
Мальчишки слушают его с раскрытыми ртами, но едва рассказ кончается – как наступает неизбежное:
-Красиво! Умели же раньше сочинять сказки!
-Это не сказки!
-Сказки! Такого не бывает и никогда не было!..
Его никто не понимал, да и верили-то только пока он говорил. Одна мать, наверное, верила, да и она скорее делала вид, что ей это интересно. А на самом деле – она тоже почти ничего не понимала из его рассказов о звездах.
Спустя какое-то время рассказывать Крематис перестал. Но его интерес был неистребим. Никакие насмешки, никакое непонимание не могло заставить мальчишку отказаться от Звезд! Это была его подлинная страсть, которая занимала все свободное время. Он даже делал выписки из книг и пытался по примеру составлять звездные карты. Получалось плохо, но Крематис все равно гордился ими – другие не умели и этого. Память у него была цепкая и пытливая – когда хотел, он мог запомнить все, что угодно и сколько угодно, а если ему ОЧЕНЬ хотелось, мог вычитывать судьбы знакомых в картах созвездий, прилагаемых к книгам по астрологии. Сначала над ним смеялись, но вскоре перестали – уж слишком часто он попадал «в точку». Но, как бы там ни было, когда ему исполнилось четырнадцать, Крематис знал о мире звезд и гороскопов все, что только можно было узнать. Кстати говоря, гороскопы он составлять не бросил. Прежним примитивнейшим способом, используя для этого несколько собственноручно сделанных простых инструментов.
Его никто не учил, все, что он знал и умел, было только его заслугой. Всего он добился собственными силами. Было только немного жаль, что этим его увлечением никто больше не интересовался, всем было не до звезд и не до Крематиса, даже единственному в городе астрологу, совсем уже древнему деду с длинной бородой, который ходил в архаичной остроконечной высокой шляпе с большими полями и расшитом звездами плаще. Старичок служил князю, так что Крематис никогда даже и не мечтал о серьезной учебе. Мальчишке из портового пригорода нечего было делать рядом с таким важным господином. Но, составляя свои гороскопы, он никогда не ошибался. И не скрывал правды, какой бы она ни была.
Мечта о звездах владела всем его существом, и он с упоением продолжал изучать их и составлять гороскопы, даже не задумываясь, что его деятельность противозаконна - без подписанного князем разрешения! Слух о нем распространился по всему городу. О нем говорили, как о новом чуде. И однажды старичок астролог сам пришел в портовый пригород – специально чтобы взглянуть на мальчишку! – и знания и сообразительность юного «звездочета» поразили его. Он немного послушал его, стоявшего в центре ребячьего круга. Некрасивый угловатый мальчишка, он казался сейчас центром мироздания, и ясный "звездный" огонь горел в его глазах.
И тишина почти ощутимо колыхалась над этим кругом.
"Хорошо говорит! Ему вЕрить хочется, а не просто слушать!.. Откуда такое чудо… здесь?! Мальчишка несомненно талантлив! Но талант его нуждается в шлифовке – чтобы засиять одной из звезд, о которых он с таким восторгом говорит! Но… ох, злая у тебя судьба, мальчик!… Однако до нее далеко, а до этого я помогу тебе стать тем, кем и дОлжно! Ты станешь лучшим из всех нас!"
-Мальчик!
Крематис даже не сразу сообразил, что обращаются именно к нему. Оглянулся, с трудом возвращаясь в реальный мир.
-Ты, ты, подойди ко мне, - махнул рукой старик в звездном плаще и широкополой шляпе.
Мальчишка легко подбежал, неумело поклонился. Старик чуть прищурился – поклон ему не слишком понравился, не любил старый астролог небрежности.
"Не умеет? Или не привык?.."
-Господин?
-Ты, значит, любишь звезды?
-Да… - прошептал тот. Зеленоватые глаза заволокло мечтательной дымкой. – Да, господин, очень… люблю…
-Учиться хочешь? Серьезно?
-Да, но… - Крематис даже немного растерялся. – Но… мне нечем платить за обучение…
-О, это вздор! – старичок взволнованно взмахнул сухонькой ручкой, похожей на птичью лапку. – Твой талант, мальчик, стОит гораздо больше того, что я смогу дать тебе. Так хочешь? Пойдешь ко мне в обучение?
Так мальчишка, рожденный под Небесной Каруселью, стал её служителем. Он по-прежнему не мог спокойно усидеть на месте ни минуты, за что ему не раз влетало от старого учителя: старик был строг. Но Крематис, схватывавший все буквально на лету, ничего не мог поделать с собой. Энергия бурлила в нем, непрестанно требуя выхода, и старый астролог вскоре махнул рукой на его чудачества. К тому же старик с некоторым сожалением понял, что мальчишка несомненно УЖЕ более искусен, чем он сам. Но это и успокаивало – его дело в надежных руках.
-Крематис! Сколько созвездий можно увидеть невооруженным глазом?
-Если обойти землю вокруг, можно насчитать сорок одно созвездие. То есть, - тут же поправился Крематис, - сорок одно постоянное ясно видимое созвездие. И – Небесная Карусель, которая состоит из так называемых «блуждающих» звезд. Это звезды, которые не принадлежат ни одному постоянному созвездию, но которые примерно раз в двести пятьдесят-триста лет составляют свое собственное, называемое Небесной Каруселью.
Старик кивал, полуприкрыв глаза, и не замечал, а может, делал вид, что не замечает, каких усилий стоит его ученику ответ на этот простой вопрос. Рожденный под этой самой проклятой Каруселью, Крематис сердцем чуял, что говорить о ней лишний раз не следует, хотя и не смог бы объяснить, почему.
-Так, хорошо. Вот тебе дата: седьмой день месяца Змея года Воды. Пять утра. Под каким созвездием рожден этот человек и какова его судьба, от которой, как известно, не уйти?
Крематис вздрогнул.
-Мне… нужно время.
-Давай, - кивнул старый астролог. – Вон там, в углу, возле малой зрительной трубы. А я пока подремлю. Закончишь – разбудишь.
Крематис честно высчитал, что рожден этот неизвестный под созвездием Водопада, самым непостоянным и капризным из всех созвездий. Судьба такого человека – странствия. Вечная дорога. Вечный поиск чего-то, чего он и сам не знает и никогда не узнает. А жизнь у него будет долгой и, наверное, счастливой, если только найдется такой человек, который согласится дожидаться его из постоянных путешествий. Потому что, несмотря ни на что, все его дороги будут приводить его назад.
Составив и оформив выводы и приложив к ним вычисления, Крематис подошел к учителю. Тронул за плечо.
-Учитель, я закончил… Учитель? – Он перевернул легкое высохшее тело – и на миг замер, перестав дышать. А потом с размаху сел на пол, словно ноги враз отказались держать его, и неудержимо разрыдался, уткнувшись лицом в еще теплую ладонь.
Старый астролог был мертв.
Когда учитель умер, Крематис отказался занять его место при дворе князя, о чем тот очень и очень сожалел. Уговоры и посулы не помогли. Юный астролог вернулся к матери, не взяв денег и вытребовав себе только книги старика и право на безраздельное владение старой заброшенной башней в портовом пригороде со всем, что в ней могло обнаружиться.
*****
-Эй, Акула Лягушевич! – неслось с улицы - Море сегодня спокойно?
Старая башня, подреставрированная и подправленная, больше не возвышалась над городом уродливой развалиной, грозя обвалом рассохшейся кладки. Из верхнего, самого высокого окна теперь постоянно торчала длинная труба, глядя единственным глазом окуляра прямо в небо.
Хозяин башни, молодой некрасивый человек, по глубокому убеждению мальчишек, знал все на свете и был невозможно добр ко всем вокруг. Порой казалось, что именно из-за своего почти уродства он любит и жалеет людей, приходивших к нему за помощью. А приходили к нему часто, практически – каждый день. Он улыбался бесподобной своей улыбкой, которая порой просто бросала людей на колени («Не человек, Звезда!..»), уговаривал не беспокоиться, неизменно обещая помочь.
И помогал. Чем мог и как мог. А уж на такие простецкие вопросы отвечал не задумываясь – для него все было ясно с одного-единственного взгляда на морскую гладь или в небесную синь.
Вот и сейчас. Мальчишки наверняка снова собрались соревноваться в плавании. Такое бывало частенько и такой крик под стенами Башни Звездочета давно уже никого не удивлял. Как и реакция того, кого мальчишки называли таким нелестным прозвищем.
Астролог выглядывал из верхнего окна старой башни, мельком мазнув взглядом по спокойной темно-синей воде, смеялся, растягивая свой и без того огромный рот.
-Спокойно! – кричал он в ответ. – Только не увлекайтесь, к вечеру гроза будет!
Ему верили.
Акула Лягушевич – так Крематиса давным-давно прозвали городские мальчишки. А он никогда не обижался на них, баловал сказками о звездах и задаривал сладостями.
Он был лучшим астрологом, которого когда-либо рождала земля. Он был самым добрым и отзывчивым человеком на этой земле. Он был лучшим на свете другом. Он был опорой для любого, опорой, на которую не страшно было понадеяться в самый черный час в жизни, зная, что она даже не пошатнется под тяжестью чужого горя. Но… Умный, добрый, улыбчивый, обаятельный, талантливый, смелый и кристально честный во всем, не страшившийся ничего и никого – Крематис был самым одиноким человеком на этой самой земле. Он знал это. И никогда не позволял себе унижаться до жалости к самому себе, повторяя, что существуют люди стократ несчастнее него. А еще – он не принимал ничьей жалости и никогда не просил о помощи. Никого. Даже тех очень немногих, кого считал и называл друзьями.
Его считали сверхчеловеком.
Его уважали.
К нему прислушивались.
И его по-прежнему не понимали, как когда-то в детстве. Иногда ему казалось – его не понимали никогда, и он был не так уж далек от истины. А с тех пор, как полгода назад умерла мать, Крематис остался на свете совершенно один. И раз и навсегда поставил на себе крест, поклявшись никогда не лгать, расшифровывая сны и знамения, и никогда не утаивать страшную или горькую правду гороскопов, которые услужливо разворачивали перед ним звезды. И которые были для него порой куда понятнее книг и человеческих душ.
-Почему ты всегда один, МатИс? – спрашивал Дитт, так и оставшийся с самого детства самым близким его другом. Крематис усмехался.
-Странный вопрос. Посмотри на меня! Разве этого недостаточно, чтобы ответить?
-Нет. – Дитт качал головой. – Ты не понимаешь. Почему ты один? Всегда один? Неужели никто тебе не приглянулся?
Когда друг заговорил об этом впервые, Крематис был не просто удивлен – он был ошарашен.
-Ты… говоришь о девушках? - осторожно переспросил он.
-А о ком же? – рассмеялся Дитт. – Башне давно пора иметь хозяйку!
-Тогда, прости, она должна быть слепой, да к тому же – круглой сиротой, - отрезал Крематис. – Я знаю себя и знаю, каков я. А еще я знаю, где мое место и где та грань, за которую мне лучше не ступать. Ради собственного блага – лучше даже не приближаться к этой черте!
-Да девчонкам давно наплевать, какова твоя рожа! – впервые за все время их знакомства взбесился Дитт. - Когда ты это поймешь?! В душу они смотрят, болван, в душу! А не на рожу!..
-Но первый взгляд – именно на нее!..
-Это – первый. А глаза слишком часто обманывают. Не зря же говорят, что провожают – по уму!.. И к тому же – все в городе знают тебя, и знают давно – ты же как раскрытая книга!..
-Перестань.
-Да ты же сам себя хоронишь раньше времени! - не унимался Дитт. - Никому даже шанса не даешь, а зря!..
-Дито, прекрати, как друга прошу!..
Они тогда впервые серьезно поссорились, оставшись каждый при своем мнении.
Однако сбить Дитта, если он что-то для себя решил, было уже невозможно. И он снова и снова заводил этот разговор, подталкивая Крематиса к мысли, что, может, действительно он валяет дурака? Что все далеко не так плохо? Но единственный взгляд в зеркало, которое молодой звездочет с некоторых пор повесил в простенке перед кроватью, моментально давил подобные мысли в зародыше.
Он – не как все, и даже больше. Он – почти урод, и ему, по большому счету, не место здесь, на земле. Он – звездочет, астролог и предсказатель, его душа принадлежит Небесам, наверное, с самого рождения, а звездам – вот им действительно все равно, какова внешность того, кто верно служит им вот уже почти десять лет.
*****
Зимой в Башне Звездочета было холодно. Очень холодно. В любое время года с Серого залива дул прохладный ветер, а уж зимой ветер становился совершенно ледяным. Поэтому в Башне никогда не было жарко. Даже летом. А еще потому, что у Крематиса никак не доходили руки хотя бы сбить обыкновенный деревянный щит и в мороз закрывать им окно, через которое он в безлунные ночи наблюдал звезды, хотя и замерзал страшно. Это было тяжелое время еще и потому, что зрительная труба была на три четверти металлической и руки Крематиса буквально примерзали к винтам настройки, оставляя на них клочки кожи с пальцев. Сделав выводы относительно погоды и вычисления относительно передвижения звезд, которые он делал почти ежедневно, Крематис убирал трубу из окна, заботливо заворачивал ее в меховой мешок, специально заказанный у портного и стоивший молодому звездочету львиной доли его заработка за два месяца. А потом спешил вниз. Там, под винтовой лестницей, на полпути на нижний ярус, была его комнатка, где постоянно топился камин, где было тепло и где он отогревал руки, и, чуть не плача от боли, распухшими пальцами неуклюже заносил в книгу последние наблюдения.
Люди считали его чуточку сумасшедшим.
А кто-то – просто одержимым.
Совершенно неожиданно он обнаружил в себе множество талантов. Например, он мог не дышать около десяти минут, хотя не тренировался никогда в жизни, как его сверстники. Он мог изобразить или передразнить кого угодно, и друзья говорили, что астролог убил в нем великого артиста. У него были длинные ловкие пальцы, и, когда они окончательно заживали, отогреваясь под солнцем, он показывал такие фокусы, что зрители только ахали и разводили руками, не понимая, откуда взялась монетка и куда она потом подевалась. Смотрели все очень внимательно, не отрывая от нее глаз, а вот поди ж ты! Монетка ловко прыгала по пальцам астролога, а в какой-то момент просто исчезала.
-ЗдОрово!..
-А куда же она…
Крематис улыбался и качал головой.
-Не знаю. Вот, подевалась куда-то…
Фокусы и актерские пантомимы поначалу спасали его от голодной смерти, потому что в его дар астролога, а позже - и алхимика поверили далеко не сразу. Но даже когда поверили – он не забросил своих увлечений и самозабвенно веселил ребятню, когда у него выдавалась свободная минутка.
Его любили все.
И никто.
Холодными ночами, когда за стенами Башни Звездочета надрывалась метель, он любил сидеть с ногами в старом кресле, принесенном в числе прочего невеликого добра из дома, который после смерти матери пришлось продать, и при свете камина листать книги о далеких землях. О Континенте, пересеченном Орлиным Хребтом. О существовавшей когда-то в невообразимо далеком прошлом Школе магов на Севере. О странном сооружении в Ущелье Дарны - непроходимом лабиринте, секрета которого никто не знал. О Милорне, куда отплыл отец на «Блуждающей Звезде», отплыл, чтобы больше не вернуться. О самОм корабле, с которым было связано множество легенд и сказок, но никаких исторических документов не было. А еще – о том, что Небесная Карусель, по легенде, состояла не из звезд, а из душ человеческих, которые когда-то рождались под ней. О том, что всякий человек, имевший несчастье родиться под Каруселью, обречен вечно метаться и вечно искать, и вечно оставаться одиночкой. И что нет ему покоя ни на земле, среди живых, ни после неизбежной гибели, среди душ Небесной Карусели, к которым он присоединится рано или поздно.
Крематис ёжился и плотнее закутывался в одеяло. Было жутко. После таких чтений он не мог заснуть всю ночь, а не читать – не мог тоже.
В тот день метель, бушевавшая всю ночь, стихла, словно отрезанная от берега гигантским ножом. Но на смену ей пришел такой мороз, что Серый залив замерз почти на три мили от берега. Корабли в порту вмерзли в лед и их обшивка трещала от малейшего движения ледяного поля. Команды жгли костры, стараясь хоть немного растопить ледяные оковы вокруг кораблей, не дать вконец испортить обшивку, но помогало это мало. Морозы не ослабевали, и даже чайки, не успевшие улететь, падали замертво, хотя и старались изо всех сил махать крыльями.
Крематис сидел в кресле, смотрел в огонь камина и думал о том, что неплохо было бы дойти до лавки – еды в Башне не осталось совсем, потому что сначала ему было некогда, а потом эта метель, которая завывала три последних дня и наверняка завалила дверь снегом хорошо, если наполовину. Открывалась дверь наружу, но из-за сугроба открыть ее теперь было невозможно(надо будет не забыть перевесить ее наоборот, чтоб открывалась внутрь!). Да еще мороз… Одежда, которой он располагал на зиму, не спасала. Так что надо было выбрать: умереть от голода (неизвестно, сколько еще продержится такая стужа!) – или замерзнуть, не успев добежать до лавки.
-«Да, - думал молодой астролог, - теперь еще бы оттепель прошла, а потом – снова мороз, и только весной какой-нибудь любопытный найдет тут мои останки. Нет, надо попробовать откопать дверь и все-таки постараться добраться до лавки прежде, чем… Нельзя же, в конце концов, уподобиться глупой птице, замерзшей только потому, что не хватило ума улететь поближе к югу... А человек не птица, ему, как правило, свойственно бороться за жизнь! Где-то внизу валялась лопата…»
И он поспешил вниз.
Лопата нашлась, но Крематис тут же понял, что поторопился с выводами: из нижнего яруса Башни наружу не выходило ни одного окна. Получалось, что надо либо прыгать из верхнего окна, надеясь, что снег смягчит удар и ног он не переломает, либо ждать, пока кому-нибудь понадобится или гороскоп, или средство от тараканов, или горючая вода, которой можно топить камины не хуже, чем дровами. Ну… или еще что, но это все едино.
Крематис вспомнил вид из верхнего окна и отказался от мысли прыгать.
Правда, существовал и еще один способ: сбросить из верхнего окна лопату и покричать, чтобы кто-нибудь откопал дверь, но при одной мысли об этом Крематиса передернуло от отвращения к самому себе.
Ни за что!
Из верхнего окна открывался прекрасный жутковатый вид на замерзшее море. Только где-то далеко еще вспенивались волны, мелькая еле заметными отсюда белыми «барашками». Возле берега и на три мили от него Серый залив стал белым и представлял собой сплошной каток, ко всеобщему ребячьему восторгу. Вон, носятся как оглашенные, гоняясь друг за другом на металлических полозьях – недавно придуманной новинке.
Коньки… Наверное, это очень весело… Жаль, я уже вырос из того возраста, когда мог себе позволить и не такое забавы…
Он стоял возле верхнего окна, завернувшись в одеяло, и рассеянно наблюдал за носившимися по льду ребятишками, когда один из них вдруг вскрикнул – и… провалился под лед! Этого не могло быть. Однако это случилось прямо на глазах астролога и буквально в один миг. Видимо, «окно», какое долбят любители подледного лова, лишь немного затянулось тонкой ледяной коркой, когда на нее наступил ребенок. И его веса вполне хватило.
Мальчишка забарахтался, но прибрежное течение – Крематис по себе помнил, что оно в любое время года очень быстрое! – мгновенно утянуло неожиданную добычу под лед. Да еще коньки помогли воде, тянули вниз… На крик его приятелей из крайних домов уже бежали мужчины с веревками, но астролог видел, что они не успеют. Скинув с плеч одеяло, он вскочил на подоконник и, изо всех сил оттолкнувшись ногами, упал в огромный сугроб у самого берега. Впрочем, он сейчас же выскочил из него. Не раздумывая, подбежал к проруби, вздохнул – и прыгнул в воду.
Только бы глаза не закрыть! Не увижу ведь тогда мальчишку!..
Лицо на миг обожгло, дыхание перехватило, но руки, привычные к холоду, уже отчаянно загребали ледяную воду, направляя извивающееся, словно мурена, тело вниз, туда, где между камней виднелся тонкий мальчишеский силуэт. Ребенок уже не подавал никаких признаков жизни, но Крематис знал, что его еще можно откачать, если немедленно вытащить и согреть.
Он смутно помнил рисунок из какой-то книги, которую читал как-то раз от скуки, но… Не сейчас, не сейчас! В несколько минут Крематис оказался возле мальчишки, подхватил его одной рукой и, взглянув вверх, невольно похолодел: полынья исчезла! То ли ее уже затянуло льдом, то ли – и это было гораздо хуже! – их обоих отнесло в сторону от нее.
Загребая изо всех сил, Крематис поднялся к самому льду и, отталкиваясь от него ногами и свободной рукой, медленно начал продвигаться против течения. И в тот момент, когда легкие уже горели и требовали хоть глоток воздуха, когда перед глазами закрутились черные пятна, его рукИ коснулось что-то шершавое и извивающееся, и Крематис не думая ухватился за это «что-то». Его с силой поволокло в сторону и спустя еще минуту он увидел над головой свет.
Его вытащили на лед полузадохшегося. Мальчишку, которого он так и выпустил, с огромным трудом вынули из его окоченевшей руки и передали какой-то женщине, которая немедленно завернула его в меховой плащ и принялась откачивать.
-«Наверное, она тоже читала ту книгу…» - вяло подумал Крематис. Молодой астролог с трудом поднялся на ноги, не удивившись тому обстоятельству, что на него не обращают внимания.
Хотелось тепла, какая-то часть сознания отчаянно взывала к благоразумию, умоляя крикнуть, позвать… Но проклятая гордость (или глупость? Да, наверное, но иначе нельзя!) поворачивала все по-своему, и Крематис смирился и промолчал. Холода он почему-то не ощущал, только все тело было каким-то… задубевшим и оттого ужасно непослушным. А еще он как-то равнодушно подумал, что вход в Башню, к теплу и камину, намертво завален снегом, что лопата, которую он так и не бросил из окна, осталась внутри и что очень скоро он умрет от страшного переохлаждения, проще говоря – замерзнет насмерть.
Странно, но это не удивило и не расстроило его. Только крутилась настойчивая мысль: "Поскорее бы… "
Крематис медленно, как во сне, шел к Башне (ну и что, что внутрь не попасть? Дом все-таки…), когда сзади на него налетел живой горячий ураган.
-Матис, ты что, рехнулся?! – от волнения Дитт едва не повалил его в снег. – Эй, плащ дайте, что ли! Не видите, он белый весь!
На него накинули что-то очень горячее, перед глазами все завертелось и он, наверное, потерял сознание…
…потому что когда открыл глаза, то оказался в незнакомой комнате, на постели, укрытый устрашающим количеством одеял. Жарко трещал камин.
Потом где-то над головой тихонько заскрипела дверь, послышались осторожные шаги.
-Как ты думаешь, он проснулся? – шепотом спросил девичий голос.
-Не знаю, - тоже шепотом ответил хорошо знакомый голос Дитта. – Тише, Тина, не буди его. Пусть поспит, а то он в своей Башне совсем с ума сходить начал. Днем он работает, гороскопы составляет или в лаборатории своей сидит, всякую отраву готовит. А ночью, видите ли, он на звезды любуется! В любое время года! Когда он успевает спать – для меня загадка. И не только для меня. Вечно ему неймется! В такой мороз звезды наблюдать, это ж совсем ненормальным быть надо!..
-Да сколько спать-то можно… - похоже, девушка пропустила его тираду мимо ушей. - В себя как следует ни разу не пришел…
-Это ничего… Это же надо, в ледяную воду! Да еще нырял. С самого дна мальчишку достал, у него за пазухой донные водоросли застряли…
-А он и вправду на акулу похож, - тихонько хихикнула Тина.
-Это мальчишки придумали, - по голосу было слышно, что друг нахмурился. – А он не обижается, еще балует их, оболтусов… Он очень хороший, Тина, вот увидишь. Он понравится тебе, надо только… ну… привыкнуть к нему… То есть, не к нему, а к тому, как он выглядит.
-Ну и глупости ты говоришь! – рассердилась Тина. – Он просто некрасив, что тут привыкать-то? Будто на свете только одни красавцы живут!..
Весь этот разговор велся шепотом, но потом Крематис шевельнулся – и они оба замолчали.
Рядом с ним возник Дитт.
-Ну как, живой? – весело спросил он.
-Живой, - тихо ответил Крематис. Говорить в голос было больно. – Где я?
-В моем доме, - ответил девичий голос. Тина стояла с другой стороны постели и, не скрываясь, с любопытством рассматривала его. У нее была длинная каштановая коса и чуть раскосые карие глаза. – Привет.
-Это Тина, - почему-то засмущавшись, представил Дитт. – Моя… подруга.
Крематис улыбнулся.
-Значит, почти жена, - прошептал он. Тина вспыхнула до корней волос, заулыбалась.
-Да ладно… Вот, выпей. Горло скорее пройдет… И скажи мне, кто тебя надоумил в такую стужу в прорубь нырять?!
-Так… мальчишка же… Он бы точно не выплыл… Да еще коньки эти его на дно тянули… Как он?
-Да он-то нормально, - сердито ответил Дитт. – Всяко лучше, чем ты! Давно уже носится, скачет, как та мышь на веревочке…
-Давно я здесь?
Дитт и Тина переглянулись.
-Да порядочно, - уклончиво ответила Тина.
-Сколько? – Крематис забеспокоился. – Сколько, Дито?
-Третий месяц, - неохотно ответит тот. – На дворе уже течет вовсю, Башня твоя оттаяла, я ходил, смотрел, внутри воды нет. Труба твоя драгоценная целенькая… Вот только книги подпортились.
-Сильно? – Крематис невольно приподнялся. Но рука Дитта немедленно уложила его назад.
-Ничего страшного, лежи спокойно. Книги намокли немного, когда оттепели прошли, но я их просушил, читать можно.
-Спасибо. Как только встану…
-Составишь нам перекрестный гороскоп, - перебила Тина. - И все. Нет, не все. Еще на свадьбе у нас будешь. Обязательно.
Крематис отвел глаза.
-Гороскоп составлю, конечно, а на свадьбу, прости, не приду. Ты ведь понимаешь, почему?
-Понимаю, - кивнула девушка. – А всё равно жаль. Дитт говорил, с тобой интересно.
-Может быть. Только шумных компаний не люблю. Прости. А вот в Башню ко мне – приходите обязательно. Когда надо и особенно - когда не надо. Просто так…
-Ладно, не время сейчас об этом, - снова вмешался Дитт. – Тебе еще лежать и лежать. Тина, пошли. А ты спи... А может, есть хочешь?
-Нет.
-Тогда спи. Набирайся сил. Вот встанешь на ноги – и поговорим. Обо всем.
Они ушли, а Крематис долго еще лежал с открытыми глазами и думал о них обоих. Гороскоп Дитта он знал. Тина… Они были похожи, так что трудностей возникнуть не должно. Они будут счастливы, обязательно будут!
С этой мыслью он и заснул.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ