; Давайте говорить, – лениво протянула она.
; О чем?
; О чем? – она задумалась на миг, потом темные глаза ее весело блеснули, – мы будем говорить о любви. Согласны?
; Хорошо, пусть о любви. Начинайте!
; Нет-нет! Так нечестно! Говорить будете Вы. И я хочу, чтобы Вы говорили сегодня о любви ко мне!
; Но я Вас не люблю!
; Ну и что? Пробуйте! Ведь это всего лишь театр, вы так, по-моему, изволили выразиться?
; Хорошо. Я люблю Вас!
; Глупости, так о любви не говорят, что за скучный, нервный тон! Давайте, говорите!
; Да не люблю я Вас, не люблю! Как Вы этого не понимаете? И поэтому никаких слов у меня для Вас нет! И театра из этого не получится! Любовь – чувство, неужели не ясно. Прекрасное, иногда уродливое, иногда – нежное, порою – грубое, но – чувство, чувство, дыхание, эфемерида!
; Хорошо! Тогда мы будем говорить о нелюбви ко мне? Как Вам эта идея? Впрочем.… А почему, собственно, говоря? – она обиженно зашмыгала носиком, – разве я некрасива?
; Совсем нет! Вы, по общему признанию, восхитительны, обворожительны, прелестны.
; Тогда, может быть, я глупа?
; Я бы сказал, что Вы образованны даже немного избыточно для молодой, прелестной женщины.
; Правильно! Так ведь я еще и богата! А Вы, мой друг, таскаетесь к этой шлюхе из пятого квартала! Что Вам в этой серенькой, глупой мышке, что?
Он молчал. Что было говорить? Триста лет, как один день, сидят они на этой залитой солнцем веранде: он – зарезанный в собственной постели молодой и красивой женой, оскорбленной в своих самых лучших чувствах после его измены с какой-то грязной тварью, и она – та самая его молодая жена, приговоренная чуть позже к смерти через повешение и взошедшая на эшафот с улыбкой радости на лице!