Он сжимал в руках гранату и смотрел на нее. Граната не сулила ничего хорошего. Она обещала смерть. Мучительную смерть от осколков взрыва или быструю смерть, если осколок попадет в жизненно-важный орган.
А ему надо что-то решить, что-то сделать. От него требуется работа. Какая работа, если в руках граната. Скорее все-таки разрушение. Но нет же, конечно же работа. Вот он представил, как бросит гранату, как грохнет взрыв, осветив всполохом темную местность. И кто-то сегодня не придет домой. Разве это работа? Это убийство. А убийство грех. Бог велел всех любить.
На секунду мужество покинуло его. Что делать он не знал.
К черту сомнения, вот счас, сию минуту вырвать чеку, взять ее себе на память и отпустить гранату в полет. Отпустить, но куда? Кругом люди. А работа? Ее надо сделать. Вечерело. Сумерки быстро опускались над ним и не только над ним, над всем городом.
Ему надо что-то решать. Ну, что? И как? он не мог понять. Может ее просто выкинуть в мусорный бак? Потом сказать, что ничего не вышло. Он молча смотрел на сталь смерти, которая окружала эту чудовищную гранату. Она несла смерть и разрушение.
Господи, помоги мне решить эту дилемму: либо бросить гранату, и тогда кого-нибудь обязательно выгнать с этого света на тот свет, либо гранату оставить просто себе на память, но тогда обречь себя на небытие, на хладный склеп, на тот же уход в никуда. Что делать? Почему-то вспомнилась школа. Учительница, и ее слова:
- Дети, нужно прожить жизнь так, чтобы не было мучительно больно, - вот именно, чтобы не было мучительно больно. Но отчего? Граната холодила руку. Трудно, трудно сделать то, что от тебя никто не просит. Трудно сделать то, что только ты считаешь правильным. А ну ее к черту эту философию, надо просто что-то сделать, и все. Не буду я бросать эту гранату. Не стану я с ней расставаться. Лучше я просто пойду, пройдусь по городку. Вечереет. Нет, с ней надо что-то сделать? Только что?
Где-то в парке каркали вороны. Мать как-то сказала, что вороны каркают к беде. Он поежился.
Вроде не холодно, а ему зябко. Рука затекла. Сейчас или никогда. Он вырвал чеку, швырнул гранату в сумрак вечера и зажмурился.
- Один, два, три, четыре, пять, - его губы помимо его воли шептали и шептали цифры. Тихо. Почему?
Граната скорее всего не взорвалась. Он повертел в руках чеку.
- Ну, и что теперь? - спросил он сам себя немного насмешливо. Пожал плечами. В ответ усмехнулся и прошептал:
- Ничего, будем жить, жить дальше, - потом усмехнулся, поднял воротник плаща и зашагал прочь, насвистывая мелодию из оппереты.
В руке, в кармане плаща, он сжимал чеку от гранаты, которая не взяла чужую жизнь. И это хорошо.