— Ну и подыхай здесь, неудачник чертов! — сказала Она и хлопнула дверью. Ее распущенные волосы хватались за ветер, но не могли задержать даже на полминуты. С крыши одноэтажного дома Ее было видно еще сотню метров, вплоть до берегов оживленной Здравницкой улицы, где Ее накрыло тенью. А потом накрыло завесой дыма и огня, поглотив вместе с окрестными домами. Этому вертолету спасателей уже никого не спасти, даже себя. Даже старая кондовая техника начинает давать сбои…
***
Полная луна еще гордо прошивала безоблачный воздух своей восковой надменностью. Но ее снобизму даже здесь, за порогом ночи приходил конец. Отраженное от Луны солнце еще протягивало острые тени, но с каждой минутой они тускнели, зеленели, растворялись в плоской мерцающей иллюминации. Отраженное солнце проигрывало солнцу другому — прямому, материальному и чрезвычайно ветреному.
Я слез с крыши и вышел на участок. Раскладушка у куста ждала романтиков и нищебродов. Вокруг бегала Никта и многозначительно мяукала. Да. Лягу здесь. В такие ночи не положено дрыхнуть в четырех стенах. Хотя спать, честно говоря, не хотелось. Глаза не закрывались, не верили часам, зато верили небу, светлевшему быстрее тропического утра. Солнечный ветерок раздувал красно-зеленый пожар во все небо, словно тупо забыл, почему это сияние называется полярным. Ионосфера Земли полыхала как пробензиненная тряпка. Беззвучно бесновалась в неравном бою с тем плевком от солнца, который сорвался в бездну пятнадцать часов назад. Так скоро его никто не ждал…
Снова обдало гулкой воздушной волной. За кромкой деревьев поднималась набухшая скульптура из дыма. Еще один летательный аппарат шибанулся в попытке увезти очередных дураков в экваториальные края, где якобы безопаснее. Я достал телефон. Полпервого ночи. Экран еще работал, а вот связи давно не видать. Не позвонишь. И приемник не работает. Белый шум, в динамике и в голове. Страшный суд как дембель неизбежен… сказал один прохожий часом назад, бросаясь под автобус. Может быть. Но делать нечего — не с самим же собой разговаривать? — только спать.
Установив раскладушку покрепче, я погрузился в упругую ткань. Пару секунд вдыхал тишину, потом опустил руку на голову Никты, присевшей рядом на землю. Она больше не тревожилась, не мяукала на весь двор. Только урчала и тыкала носик мне в ладонь, счастливая уже тем, что ей больше не придется делить с кем-то мою ласку. Так уж устроены эти кошки; это вам не Эдипов комплекс. Я опустил голову на кровать и зажмурился. На миг мое сознание провалилось в густой мазут какой-то запредельно смертельной скорби и одиночества. Если бы усилием воли можно было убить и разорвать себя на куски, я б уже висел тут на яблонях как новогодняя гирлянда. Но волна депрессии отступила. Снова теплая пушистая щека коснулась ладони. Мурлыканье. Кроме этой горловой музыки, ничто не душило тишины. Уже никто не орал, не стонал, не прыгал из окна; не бились самолеты и не рвались трансформаторы. Листва не шелестела. Небо извивалось волокнами торжествующего Света, во имя которого уже полчаса, как вырубили свет. Такой красоты не увидишь даже в заполярье. Под этим Светом, усмехнулся я, было бы здорово пасть на колени и рассечь тишину молитвой. На колени я, разумеется, не пал, однако проиграл в мыслях одну небольшую фразу:
«Спасибо, Господи… за Никту и за мой непробиваемый цинизм…».
Усмехнулся и еще крепче зажмурился, убивая всякие мысли о вероятности наступления утра. Мурлыканье стихало. Мы с Никтой отправлялись на берега Соединенных Снов Подсознания, страны свободы и сбывшихся надежд. Мне снился сон, будто я проснулся обычным пасмурным утром, досужим и зябким, без всяких там солнечных ветров, магнитных бурь и полярных сияний в средней полосе. Работали свет, телефон и микроволновка; и ни одной катастрофы за день. И все как обычно, и со мной рядом… вот только Никты не было. Ни в квартире, ни на улице. Ее вообще не существовало, как не существовало меня в девятнадцатом веке или в отчетах астрономов о солнечной активности. Это сон, подумал я, это не может быть наяву, слишком пасмурно и глупо… а раз так, надо просто потерпеть, и мы проснемся.
15.01.2010