На фото: я в отпуске, май 1968 года.
Глава 17
Прошло почти два года службы. Наступил май. Накануне дня Победы многие военнослужащие приказом по части получили поощрения, среди других я увидел и свою фамилию — мне был предоставлен краткосрочный отпуск сроком на пятнадцать дней. Я поеду домой! Я так долго не был там!
О моём дорожном путешествии в отпуск можно написать отдельный рассказ, но читателю это совсем неинтересно, единственное, могу сказать, что добирался я и на поезде, и на самолёте (летел впервые в жизни), и на автобусе.
И вот родительские пенаты! Радости родителей и сестрёнок не было предела! Отец и мать, да и сестрёнки буквально не сводили с меня глаз, постоянно о чём-то расспрашивали, что-то рассказывали, сестры вообще не отходили ни на шаг, рассматривали мою военную форму и блестящие значки.
Вечером, когда шум-гам, связанный с моим приездом в отпуск, поутих, я спросил у мамы про Любу. Мама сердито засопела, потом, помолчав, со злостью в голосе сказала, что ни разу её не встречала. У меня было большое желание встретить Любу и, как говорится, посмотреть ей в глаза.
На следующий день я надраил сапоги и в военной форме с фуражкой набекрень (красавЕц!) пошёл в город. Естественно, что направился по адресу, где жила Люба в однокомнатной квартире в новой пятиэтажке: её адрес мне прислал приятель, которого я однажды в письме попросил это сделать. Мне тогда хотелось написать Любе письмо, но потом передумал. И вот теперь, волнуясь, поднимался к ней домой.
Я позвонил. Дверь открыла Люба. Несколько секунд мы смотрели друг на друга.
— Привет! — как можно спокойнее сказал я, хотя в душе всё трепетало.
— Здравствуй, — ответила она в замешательстве. В её глазах испуг и удивление. — Проходи.
Я прошёл в зал. Мебели мало: стол, тумбочка, диван. Но уютно. В тишине слышно, как из репродуктора струилась негромкая музыка. Присев на диван, я краешком глаза посматривал на Любу. Внешне она не изменилась — это была та самая Люба, с которой я когда-то встречался, которая мне нравилась, которая стала ещё красивее. Однако я отчётливо понимал — передо мной сейчас находилась чужая молодая особа, которая легко со мной рассталась и вышла замуж. Хотя, если подумать, я не должен её осуждать: она уже взрослый человеком и имеет право на личную жизнь. Клятвенных обязательств мы друг другу не давали. За два года чувства мои к ней притупились, осталась обида.
— Ну, как живёшь? — спросил я.
Люба с трудом справлялась с волнением.
— Нормально.
— Почему перестала писать?
— Почему... Замуж вышла...
— За Толика?
— Нет. Не за Толика. Муж был Мукосеев.
Мукосеева я не знал. Даже фамилия мне незнакома.
— Почему так спешно?
— Не знаю. Может, по глупости.
— Как семья?
— Семьи нет, — помедлив, ответила она.
Для меня это было неожиданной новостью. Помолчали.
— Что случилось?
— Не сошлись характерами. Брак оказался неудачным — расстались. Теперь живу одна...
— Да... Грустная история, — с лёгкой иронией сказал я.
Люба внимательно посмотрела на меня, возможно, искала сочувствия и взаимопонимания. Но я был идеалистом, а, может, максималистом — даже если бы безумно продолжал её любить, всё равно не смог бы простить, и поэтому решил с мелкими расспросами в душу к ней не лезть.
Я уже собирался уходить, когда Люба, улыбнувшись, сказала:
— Форма тебе идёт. Смотришься. Ты уже отслужил?
— Нет, отпустили в отпуск. Ещё полгода осталось.
В дверях она выжидающе посмотрела на меня, но я ничего ей больше не сказал, понимая, что ухожу навсегда.
После моего возвращения в часть, мы долго болтали с Жорой. Он всё время допытывался, сколько подружек я сводил в кусты на пляже, сколько поцеловал и тому подобное. Когда я ему серьёзно ответил, что никого по кустам не водил и вообще не для этого ехал в отпуск, он разочарованно сказал:
— Ты или идиот, или святой.
— Да, идиот, у меня и справка есть! — съязвил я, и мы весело расхохотались.
— Слушай, тут такой случай был — упадёшь!
И Жора рассказал историю, которая недавно произошла в нашей части с Гришей Соловейчиком, которого все звали просто Гриней Соловьём. Это был симпатичный парень, призванный из Саратова.
В один из дней дежурные поста КПП увидели, как к воротам части подошёл вернувшийся из отпуска Гриша в парадной форме, с чемоданчиком в руках, но без сапог — в старых рваных кедах на босую ногу. Естественно, в казарму его не пропустили, а отправили на «губу» до выяснения обстоятельств, при которых солдат вернулся из отпуска с нарушением формы одежды — без обуви.
Через день Гришу по какой-то причине перевели с «губы» в лазарет части, а спустя ещё сутки и вовсе отправили в гарнизонный госпиталь. Все терялись в догадках о причинах столь странной миграции сослуживца. Вскоре узнали, молва быстро разлетается.
Оказывается, возвращаясь из отпуска, Григорий в поезде познакомился с молодой проводницей, которой, видать, понравился. Ночью он пришёл к ней в её купе и начал амурничать. На интимную близость проводница не соглашалась, тогда Гриня пообещал дать ей десять рублей, если она разрешит «это». Проводница согласилась. Когда подошло время рассчитываться, Соловей сказал, что денег у него нет, солдат, мол, человек бедный. Проводница рассвирепела, схватила Гришин сапог и стала им огревать незадачливого донжуана. А потом вышвырнула сапог в открытое вагонное окно. Тогда Гриша схватил второй сапог и стал им колотить свою случайную подругу. После чего и второй сапог оказался за окном. Когда страсти поутихли, проводница нашла кем-то забытые (а может, брошенные) дырявые кеды и отдала Соловью. В них-то он и заявился в часть. Как выяснилось позже, при посещении туалета «по-маленькому» Гриша почувствовал неприятную резь, и его перевели в лазарет части, а оттуда с признаками гонореи в гарнизонный госпиталь.
— Ну и как тебе историйка о святости? — спросил Жора.
— Да... Две недели не был, а столько новостей. На байку солдатскую похожа.
— Похожа. Но это не байка...
*****
Во второй половине августа 1968 года над частью неожиданно разнёсся жуткий вой сирены. Это — военная тревога, а в связи с чем, никто не мог объяснить. Когда нам выдали противогазы да ещё и автоматы, я почувствовал, что в мире произошло что-то серьёзное. Мы с Сашей Савченко прибежали в штаб и включили радиостанцию в дежурном режиме. По штабу с озабоченными лицами сновали офицеры. К нам в передающий радиоцентр постоянно заглядывал начальник связи части майор Кубарев и интересовался степенью готовности передатчика. Через некоторое время мы узнали, что произошёл Чехословацкий кризис. На боевом круглосуточном дежурстве часть находилась трое суток.
*****
Продолжение в главе 18: http://www.proza.ru/2010/01/16/1352