С благодарностью Марине Андреевой за рассказанную историю о её учёбе в Петрозаводском медколледже
Я заканчивала медицинский колледж, и за время учёбы изучала разные дисциплины. Но мне не терпелось проверить себя на практике: смогу ли я делать уколы, выдержу ли неприятные запахи, которые являются непременным атрибутом любой больницы и многое другое, о чем я не подозревала.
И вот настал тот долгожданный день, когда наш курс отправили на практику. Я попала в республиканскую больницу и предвкушала, что буду помогать на операциях, но оказалось, что моя работа заключается в мытье полов по палатам и подаче судна лежачим больным.
- Что ж, - рассудила я, - и это нужно делать, - и приступила к работе.
В отделении было семь палат. Были и лежачие больные, за которыми ухаживали близкие. В последнее время ухаживающим стало возможно получить за плату койку в палате, где лежит родственник.
Про молодую женщину, которая заботилась о больной Калининой из пятой, я так и подумала сначала, что она купила место в палате, пока не вышла в ночную смену.
«Таня», - услышала я, когда вошла в палату мыть полы перед сном.
Это говорила Калинина. Обыкновенная пожилая женщина, не привлекающая к себе внимания: тихая, спокойная. Я поняла, что она обращалась к своей родственнице. Так и было. Женщина, сидевшая на стуле в ногах койки Калининой, тут же поднялась и подошла к ней.
- Что, мама? – спросила Таня.
- Помоги сестричке, - тихо произнесла Калинина.
- Конечно, - согласилась Таня.
- Что вы, - опешила я, - не положено это. Я сама.
Но Таня приняла активное участие в уборке. Она поднимала стулья, вытаскивала судна из-под коек. Высокая, стройная, она ловко перехватывала стулья и аккуратно ставила их, ни разу не задев койки и не стукнув об пол.
В пятой палате из шести коек одна была свободна, почему я, видно, и подумала, что на ней спит Таня. Но, заходя ночью в палату, я видела, что Таня сидит на том же стуле в ногах матери. Не знаю, спала ли она, потому что голова ее была опущена на руки, которыми она облокотилась на железную спинку койки.
Эту же самую картину я наблюдала и следующей ночью. Таня читала матери перед сном, когда я зашла с ведром и шваброй. Мне даже показалось, что я перепутала и зашла не в палату, а в чью-то комнату, потому что от этих двух женщин веяло домашним уютом. Остальные больные в палате кто слушал Танино чтение, кто спал. Я растерялась: было нелепо шурудить шваброй под койками, но Таня, кивнув матери, закрыла книгу и легко поднялась со стула. И опять она ловко переставляла стулья и судна, а мне казалось, что рядом со мной незримо присутствует ангел.
Всю неделю моего ночного дежурства Таня помогала мне. Она не позволяла ухаживать за матерью, упреждая меня в попытках подать или вынести судно. Я не видела её раздражённой. А когда Таня обращалась к матери, её лицо освещалось изнутри каким-то неуловимым светом. Впрочем, Калинина также смотрела на Таню. Каждый раз, когда я видела их двоих, меня не оставляло ощущение, что между ними существует какая-то тайна.
Однажды я пришла на смену пораньше и услышала, как в сестринской говорят о Калининых.
- Я бы так не смогла, - вздохнула молоденькая медсестра, - знать, что мать умирает, и ждать смерти.
- Дура ты, она наследства, небось, ждет, - ответила ей другая медсестра, поопытнее, из процедурной, - третий месяц сидит возле койки, не работает, значит, есть денежки-то у них.
- Откуда у них деньги? – возразила третья, - были бы, так дочь койку купила б.
- А может, она экономит? – возразила ей процедурная, - зато потом прокутит сразу всё после смерти-то материной.
- Ты бы язык свой придержала, - пристыдила её третья, - будто у тебя матери нет.
- Ну, есть, и что с того? Сиделку бы наняла, - отпарировала процедурная, - что теперь, обеим умирать?
- Ей ведь всего пятьдесят, - вздохнула третья.
- Кому? – спросила молоденькая.
- Да Калининой, - ответила та, - а дочке ее двадцать пять.
- Дочка эта чёкнутая. Ей говорят, что у матери последняя стадия рака, а она врачу в ответ: «Я верю, что мама выздоровеет».
Дальше я не слышала, о чем они говорили. Мне захотелось пойти в пятую палату, чтобы взглянуть на Калининых, судьба которых так взволновала меня. Я подошла к двери, но не осмелилась открыть её, потому что сквозь стеклянную верхнюю половины двери увидела: Калинины были в палате одни. Мать лежала, а Таня сидела возле нее. Они молчали, просто и хорошо молчали. Таня сидела к двери спиной, и я видела только лицо ее матери. Что-то изменилось в ней, но что? И вдруг я поняла, что Калинина - не старая женщина и что на щеках её появился здоровый румянец. Я постояла в оцепенении некоторое время, а потом тихо отошла от двери.
Со времени моей практики прошло несколько лет, но я до сих пор помню пятую палату, в которой получила самый важный урок, урок любви и узнала о чудодейственной излечивающей силе.
(рассказ опубликован в журнале "Север": 2011 г. № 1-2. Стр. 136-137).