Чем теснее сообщество, тем чаще столкновения.
Но: милые бранятся — только тешатся. Пока руки не зачешутся. Или пока делить нечего. А там — суд да дело — полетело — до седьмого колена... Ах вы, родные наши!
Как хорошо, когда все свои, все одинаковы — вроде и делить нечего. Но слишком хорошо — уже нехорошо — так что всегда чего–то не хватает. Потребность делиться опять же на изыски толкает: как бы так, чтоб и своих прибавилось и чтобы при своих остаться. И чтобы сор из избы не выносить.
Ах вы, чужие наши!
Вот с кем можно и поделиться последним. Вот у кого можно и последнее отнять. И вот уж когда каждая чужая соринка — в фундамент единой и неделимой своей стороны отчуждения.
Ах мы, такие и сякие! По ту и другую стороны.
Ах, эта наша потребность заглянуть в чужой огород, чтобы лишний раз убедиться, что там то же самое, и успокоиться: ничего новенького, как у всех.
Ах, эта наша самоуспокоенность — всё плохое выдавать за чужое, а всё своё подавать как хорошее.
Ах, эта наша умонепостижимая загадочность: неизвестно у кого спрашивать «что делать?», неизвестно о чём отвечать, что ничего не поделаешь, и на том основании только и делать, что переливать из пустого в порожнее. И безотвязно мучить подрастающее поколение, неизбежно возникающее в результате наслаждения инстинктом деления, изучением своей в доску переписанной историей, одновременно заявляя, что история ничему не учит.
Ах, это наше всеговорение: начинать во здравие и кончать во упокой, преспокойно забывая, с чего начиналось и зачем. Эта наша жажда всё сказать сразу и всем — единственно чтобы убедиться, что и тем сказать тоже нечего. И чтоб кабы кто чего иного не сказал.
Ах, это наше кривое зеркало любимое, где нас нет, а есть лишь то, что нам нравится. Эта наша защитная маска униженных и оскорблённых, из под которой так удобно безнаказанно унижать и оскорблять.
Ах, это — мы, чтобы сказать «я», а указать на них!
И ох, эти — чем более — призывы ко всеобщей любви в виртуальных храмах при тем более пышущих ненавистью реальных улицах за стенами.
Но: чем плотнее сообщество, тем меньше сора из избы. Милые бранятся — только тешатся. Тут и рассуждать нечего. Как что не так — вышли за угол, по–свойски поговорили по душам: вот и успокоились.
Вот это по–нашему! От души.