Чертовщина - 31

Орлов Игорь Борисович
           НИЧЕГО  НЕ  ПОНЯТНО.

 Вихров проснулся от резкого звука. Он открыл глаза. Перед ним стоял Фа-Фа, и трубил  в палате персональную побудку четвёртому отряду. Если Фасолин, трубит в спальне, значит, подъём, через минуту. Можно ещё полежать.
 Вожатый вспомнил всю ночь, как он голый шёл по лагерю  в  корпус, одежда неизвестно где. Как быть? Он высунул руку из-под одеяла, и поймал Фасолина за ногу. 
– Отдавай штаны.   
Юрка выпучил глаза, – ты, что бредешь? Какие штаны?  Просыпайся, сейчас подъём.  Фа-Фа выбежал  с горном из палаты.

Юрий поднял подушку, к своему удивлению, обнаружил свои плавки. Он надел их под одеялом, чтобы никто не видел.  Все продолжали продирать глаза. В тумбочке лежали джинсы. Быстро одевшись, он постучался к Олегу. Сонный Олег впустил друга в комнату. С крыльца корпуса четвёртого отряда прозвучал «подъём». 
– Олег, надо поговорить.   – Потом, гони всех на зарядку.   
В комнатку влетел Фасолин с горном.
 
– Господа, как дела? – как ни в чём, не бывало,  спросил Юрка.   – Тебе, лучше знать, как тебя там  Юра, или Юлий?    
- Не проснулся ещё? Тебе сатана приснился?    
- Не морочь голову, марш на зарядку.   
- На счёт головы, ребята, я без трёпа, наверно не выспался.    Вчера, то есть сегодня  ночью, там в пионерской ...    

 Вожатые переглянулись.  - Продолжай.    
-  ...  Там в пионерской, когда я включил красный фонарь, меня, как током ударило в голову, и я упал, ничего не помню. Я, наверно упал без сознания?  Как я очутился в постели? Кто меня принёс? Вы? Как вы, там справились без меня?   
- С утра пораньше начинаешь, трепаться, - сказал Вихров, и добавил, - пирожки помнишь?   
- Единственное приятное  воспоминание  этой  ночи...      
- А яблоко помнишь? 
- Помню, а ты помнишь, мне два яблока должен?   
- Беги, потом разберёмся.   ...
                ***

Разбираться не пришлось. На зарядке к Олегу прибежал Арамчик, и что-то сказал на ухо вожатому, что не ускользнуло от Фасолина. Олег сразу, тоже сказал на ухо  Вихрову. У обоих округлились глаза. Они были чем-то озадачены.   
Вихров пальцем поманил Фасолина.

  - Юрка, доделывай зарядку, нас срочно к начальству. Василий Аркадьевич приехал, экстренно проводит со всем персоналом пятиминутку.   
– Это с вашими уликами связано?
– Ещё не знаю. Я с Олегом пошёл, ты, давай без нас крутись. 
               
 Вожатые  убежали  в  синий домик. На общей линейки, после подъёма флага, объявили 
распорядок дня. Потом Василий Аркадьевич зачитал приказ по лагерю:

 «Выход за территорию лагеря категорически запрещён пионерам и вожатым. Проведение всех мероприятий  за территорией, только в установленном порядке, и с согласованием начальника лагеря или его заместителя. Замеченные в нарушении данного приказа будут строго наказаны: пионеры отчисляться из лагеря в тот же день, вожатые - увольняться, на следующий день».   
 
 По рядам прокатилась  волна недовольного, не понимающего ропота. Все переглядывались. Полная информация, так и не прозвучала.   
- Олег! Юра!  Что случилось?  Приставал к вожатым Фасолин после линейки.      
- Это касается Вас?   
- Это касается всех. Отстань, потом. Погоди. Тебя, это касается в первую очередь.  Не вздумай куда-нибудь слинять. Твой отец так и сказал, если этот нарушитель будет  Фасолин Юра, он в этот же день отправится в Москву.            

– А я причём?  Я всегда рядом с вами.   
От этих слов Олег вздрогнул. Столицын и Вихров многозначительно переглянулись.    
После завтрака Василий Аркадьевич опять уехал, так и не встретившись с сыном.   Все убирали территорию.  Вихров и Столицын  пригласили  Фасолина  Юрку  в беседку.

- Садись, любезный. Теперь, мы тебя позвали. Что ты, утром говорил, про свою дурную голову? 
- Ребята, вы что?   
- Говори. 
- А что,  говорить? 
- Всё говори. 
 
- Так я ничегошеньки не помню.  Меня током стукнуло.   
- Врёшь. Не верим, - повторил Столицын.   
- И я не верю, что со мной было?   
- Как мы вчера ночью фотокарточки печатали, помнишь?  Спросил Вихров.   
– Я помню красный огонь.  - Что ещё помнишь?  Фотокарточки помнишь? 
- Не фига не помню. Ни карточек, ничего не помню.
   
- У тебя есть дырки в рубашке? - спросил старший Юра, перекинувшись взглядом с Олегом.   
- В какой рубашке? В пионерской?   
- Не прикидывайся.   
- Ещё клетчатая есть с длинным рукавом. Я не знаю. По-моему, дырок не должно быть. Что случилось? Я не понимаю, что происходит, у меня мало информации. Кто меня ночью куда-то нёс?  Мне приснилось, что ... 
   
-  Что тебе,  приснилось?   
- ...  Что я летел по воздуху, и больше ничего.    
-  Юрка, ты помнишь, тогда в изоляторе изображал сатану, пугал Дёмина?   
- Это помню, ты, тоже от страху чуть не уделался. А что?    
- Как, ты погасил свет во всём лагере?
 
- Я не гасил.   - Ты, в ладоши хлопнул и свет погас. 
- И вы, думаете, что я это наколдовал?  Свет отключали по всему посёлку и лагерю. Я, просто знал это.  В час ночи на двадцать минут.  Я уже говорил, на этом и было построено  всё представление для вас. 
 
– Когда включили свет в лагере, в изоляторе света не было  - допытывался Олег.      
– Мою память проверяешь? Ха, так, это Арамчик делал вид, что включает свет, он щёлкнул выключателем и только. Он, той ночью на меня работал, как Французик и Суворик.      
– Это мы поняли. Поехали дальше.   
– Ничего, вы не поняли, пока я вам не сказал. И Джима я переделал: шерсть взъерошил,  пасть ему оскалил. Я сам остался доволен, как всё отлично получилось. Ты, как увидел, так и стоял, как вкопанный, бледный весь, и язык проглотил.   

– Теперь, про Цербера.   
- Цербер?  Юрка пару раз хлопнул глазами. – Цербер – это цепной пёс у Аида в царстве мёртвых и тьмы. Цербер охраняет врата ада.   
- Кого ещё охраняет?
   
- Он много кого охраняет: самого Аида, переправу через реку забвения, то есть  реку мёртвых, Антихриста ...   
- Антихриста?   
- Ну, да сатану. Это всё написано в мифах Гомера. Ребятки, чего-то вы всё боитесь? Чего? Это сказки. Я рядом с вами.
    
 Вихров  и  Столицын, не заметно от Фасолина, переглянулись.   
- Этой ночью, ты был с нами? 
- Конечно. Я вам помогал, пока не зажёгся красный огонь.   
– И помог?   
- Во всяком случае, я хотел вам помочь. 
 
- Понятно, Юра останься с ним, глаз с него не спускай, я сейчас. 
 Олег убежал  в  корпус.   
– Куда он рванул? – спросил Фа-Фа тёзку.
– Сейчас узнаешь, недолго осталось.   

Прибежал Олег со своим рюкзаком.    
- Полюбуйся. Олег вынул мятую газету, развернул её. В газете скрюченные фотокарточки. 
- Что это? – спросил Фа-Фа.   
– Твоя работа? 
 
Вожатые перебирали снимки, все карточки были чёрные, засвеченные, все испорчены.
– Все тридцать пять, я сосчитал,  - сказал Олег.   
– Вы без меня печатали? У вас ни фига не получилось?  Это потому, что вы перепутали проявитель с фиксажем. 
- Не ломай дурака. Нам это колонией пахнет.
 
- Я вас предупреждал. 
- Это, ты их засветил?   
- Когда?   
- Ночью. Не я, а вы где были?   

- Серьёзно, можешь?   
- Могу, но мне очень трудно, – Фа-Фа стал тихо смеяться.   
- Над чем, ты турок, смеёшься?   
- Над вами. Нельзя? Почему, не посмеяться, раз, вы олухи.

- Олег, смотри, одна хорошая фотокарточка осталась. Все стали разглядывать единственную, хорошую фотокарточку.   
- Фа-Фа – это, ты на одной ноге. Вспомнил? 
 
Фасолин взял в руки карточку.  – Здесь,  какой-то, пацан без трусов.   
– Не скромничай, это ты.   
– Ребята, это не я. Лица-то не видно. Это может быть кто угодно, Французов, например, когда он без всего, он моя копия. На меня похож. 
 
– А причёска? 
- Нет никакой причёски и лица нет. Это не я! 
- Ты, специально головой мотал, чтобы смазать изображение.   
- Очень нужно головой мотать, я не мерин.  У меня всегда лицо не резко получается. 

- Так, ты сознаёшься? Может, это Юлий?   
- Ребята, вам надо доктору  показаться.   
- К доктору говоришь? Ночью все фотки  были нормальные, я при свете смотрел.  А сейчас? Ты, нам свою визитную карточку оставил, а все уничтожил. Признавайся, урод. 
 
– Я ничего не делал, я не урод.   
– Признавайся!   
- В чём?   
- У тебя, кроме головы ничего не болит?   
- Нет, ничего. 

- А голова?   
- И голова не болит. 
– У уродов никогда ничего не болит. Фа, ты из нас дураков делаешь? Хватит одного Дёмина. 

– Не понял? Что было ночью? Что, вы на меня так агрессивно. Что я вам сделал? Объяснитесь.   
- Мы тебе что? Вернее кто?   
- Ты Юра Вихров, ты Олег Столицын. Мои вожатые. 
- А ещё?– вскипел Вихров.
 
- Ещё – вы мои друзья. 
- А после этой ночи? - успокоившись, спросил Вихров.
– Вы мне друзья всегда. Что вы, меня с этой ночью за нос водите? 
- Ты, помнишь, как разглядывал девочек вот на этих фотокарточках? 
- Я???   Фасолин оглянулся. 
- Я, что больной? Я их на пляже вижу каждый день.
   
– Юрка, что у тебя с головой. Болит? Таблеток наелся? В тумане бредешь?   
- У меня с головой хоккей, а вот у вас вопрос, – ответил  Фа-Фа  вожатому.    
– Ты, темноты боишься?   
- Чего её бояться. Вы больше меня, её боитесь. Разве не так? 
– А света боишься? 
- Ку-ку, мальчики! 
 
- Кто такой Буцефал? - спросил Олег.   
– Знаю. Это любимый конь Александра Македонского. Его кормили человечиной: рабами и пленными.   
- Откуда знаешь, про сатану, про его повадки? 
- Читал. 
– Что читал?   
- АБС, например.   
– Что такое АБС?   
- Аркадий, Борис, Стругацкие, наши фантасты. Вам, это пора  знать.

- Они про сатану пишут?   
- Они про всё пишут. Много про космос. 
– А про бога?    
- И про бога, и про нечистую силу. Ребята, что было ночью?  Вас, как подменили.      
- Ты, как к нам относишься?
   
- Нормально, как всегда. Вы мои друзья, я за вас в огонь и в воду могу.   
– В преисподнюю  сможешь?   
- Ради вас, куда угодно.   
– Мы тебе не противны? Мы старше тебя, возимся с тобой.

- Я вас люблю. Вы настоящие друзья, а если я вам, что-то говорю, так это я так, просто  треплюсь. Я вам ничего плохого не пожелаю, никогда. Вы, тоже это понимайте, что это шутки.   
– Про какие, ты шутки говоришь? 
- Про те, на которые друзья могут обидеться. А мы, как родственные души, понимаем друг друга.
   
– Юрка, он твой любовник?   
- Ты, что? Совсем? Это я, тогда для Дёмина ляпнул, а ты обиделся. Перестал понимать шутки, я вас предупреждал ничему не верить. А у Олега крыша поехала, теперь у обоих сразу.  Вихрик, на тебя это не похоже. 
 
- Это нас и пугает. 
– Что пугает? Говорите, я помогу. Я всегда рядом.   
– Юлий, – сказал Олег.   
– Да, выкинь это из головы. Что мой отец говорил на пятиминутке? Вы, как пришибленные, чурки вышли из кабинета.   

– Не мы одни.
- Видел. Что случилось? Я вчера чувствовал, что-то должно случиться, но не охота было думать. Папки нет – жди неприятностей.  Опять умотал. Приказ издал, и с приветом. А что будет вечером, даже я не знаю.

- Юрка, ты прав. Неприятность, и очень большая. 
– С этим связан приказ не ходить за территорию?   
- Да, – сказал  тёзка.   
– Ты говорил, что батя, особо подчеркнул меня, если я  нарушу приказ?    
- Да.  Фа-Фа   заморгал. - У меня не хватает  данных. И вожатым? И тебе, и тебе?      

Вожатые  кивнули.      
– Так ... срочно, что было ночью? Вы очень здорово изменились ко мне. Я это чувствую. Скажите, и я через пять минут вам всё растолкую.         
- Не скажем. Ты, только сам к нам не меняйся.
 
- Можете не говорить, я начинаю понимать, про какую рубашку вы говорили, и про какие дырки.  Случайно, это не перекликается с той ночью в изоляторе, когда я вам лапшу на уши вешал?   
- В какой-то степени.   
– В какой?   
- Я не знаю в какой. Где ты, треплешься, где, ты правду говоришь. Что было с тобой  этой ночью? 
   
- Поверьте, я сам хочу знать, что было этой ночью? С вами и со мной? Причём, тут Буцефал? Эти фотокарточки? Все испорчены, и эта одна?  Это не я на ней. Я могу сказать, утвердительно, если увижу своё лицо. Голые все одинаковые.
Юрка стал внимательно  изучать единственную фотокарточку.
      
– Ты, нам ночью доказывал, что это именно ты.    
- Я? - удивился Фасолин, – что ещё вам показалось подозрительным?   
- Ты плакал, – сказал Вихров, глядя на Олега.   
– Плакал? От чего? - моргал Фа-Фа.
– Тебе, что-то было больно.
   
– И я плакал?  - удивился младший. 
- Ты, даже кричал: «Мне больно!»
– Может, я ударился  обо что? Кто меня принёс в спальню. Сколько я был без памяти? 

- Никто  тебя не нёс. Ты сам выпрыгнул в окно.   
– Зачем? Есть же дверь. Она была закрыта?   
- Открыта, а ты, сиганул  в окно.   
– Вы меня, случайно, не того?   

 Вихров задумался, посмотрел на Олега.   
– Что того? - переспросил он. – Вы разыгрываете меня?         
- Юрка, ты ночью, иногда бываешь очень странным. Это замечал, раньше, только Олег, а теперь и я.   

-  Конкретней, можно?      
- Хорошо,  восстановим события.  Той ночью, когда ты лёг ко мне в постель в родительский день, помнишь? 
   
Фа-Фа улыбнулся. Помню, ну, и что? 
- Так, ты помнишь всё, что было той ночью? Можешь поморгать.    
– Помню, я тебе рассказывал кино, а ты заснул.   
– В том-то и дело, что я спал и не мог ничего помнить, когда я спал, что было. Этой ночью я не спал и всё помню, пока я не отключился.  И что дальше? 
 
- Вот, и я хочу знать, что было, когда я спал той ночью, и когда не спал, этой ночью? Задал вопрос вожатый Юра.               
- Той ночью, я кино рассказывал,  и сам заснул.  Я, как и ты, не знаю, что бывает, когда человек спит.
   
- Кто этой ночью свет отключал?   
- Опять вырубили? Честное слово не я.   
– Да, отключили, и ты в окно сиганул. Пятки засверкали.
- А до этого глазами сверкал, - добавил  Олег. 
 
– В темноте? Ну, не верю! Вы, меня дурачите.   
– Джима, помнишь?   
- Ночью?   
- Ночью. Ты  заплакал, он в окно влетел. Мы испугались, даже.   
– Ребята, вы меня разыгрываете. У вас ничего не выйдет. У вас крыша едет.      
– Погодь. Ещё один вопрос, на который ты, должен дать ответ, и всё разрешится.
      
Старшие ребята переглянулись.   
Фа-Фа повёл  бровью.  – Слушаю ваш вопрос.  У меня, и так этих загадок выше головы, и вы ещё мне ребусы подкидываете. 
– Сейчас, ты захлопаешь своими глазками.
   
– Вас это пугает, когда я моргаю?   
- Не увиливай.   
– Я готов ответить на любой ваш вопрос, если  ... смогу.    
– У тебя опять отговорка «если». 
– Не темните, в конце концов. Наводите тень на плетень.    

– Фафаня, бывает с тобой, что ты себя чувствуешь, как-то необычно?   
- Например.    
– Например, дурачком забитым, никчёмным, считать лень, думать лень, всё до фени. Как будто, в тебе чего-то не хватает. Сам не свой. Тебе никто  не  помогает думать? 
 
- Какая куча вопросов.    
– Попробуй ответить.    
– Конечно, бывает. Это нормальное состояние человека.   
- Ошибаешься,  это ненормальное состояние.
– Это почему?      
- Я почём, знаю? – пожал плечами Вихров. 
    
Фасолин задумался. – Юр, если у тебя была бурная ночь, у тебя в итоге, может быть то же самое состояние. Уверен, что и было у тебя.   
– Так, то мы, не забывайся, а то ты. 
– А что я?  У меня, что не может быть бурных ночей? У меня и днём бывает перерасход энергии.   

– Это заметно.  Заводной арлекин.    
– Мы купаться идём или нет? Уже 11 часов  63 минуты, - поменял тему Фа-Фа.    
– Только организованно, и с разрешения Лидии Павловны.   
– Парами, за ручку?  Что за новости? Возмутился Фа-Фа.
 
– Да, парами, и по кустам не бегать, отжиматься.   
– Как, прямо при девчонках? 
- Как хочешь. 
– Вы, тоже при девчонках будете плавки отжимать?   
- Мы сохнуть будем. Всё очень серьёзно. 
– Что серьёзно, говорите?
 Вожатые так и не сказали, что случилось. Фасолин это узнал сам у отца, после.
      
  Что же произошло? На первый взгляд, всё было хорошо. Всё же одно событие омрачило всех, особенно Вихрова и Столицына. На днях, перед родительским днём, не далеко от лагеря, был обнаружен труп девочки. На вид шестнадцать лет. Она была изнасилована, убита и труп изуродован. Девушка не местная. По милицейским снимкам, которые были у Василия Аркадьевича, Юра Вихров и Столицын Олег признали в ней Веронику. Её фамилию ребята не знали. Вихров был сам не свой. В тот день, когда они ночью печатали фотокарточки в пионерской комнате, это известие их потрясло. У ребят в голове чёрт, знает какие мысли. Она много знала.  Сразу вспомнилась цитата из высказывания Фа-Фа, когда он притворялся  сатаной, сказанная Дёмину.

«Знаешь, что бывает с теми, кто слишком много знает?»  Еще важный момент, друзья так и не смогли понять ... дурит их Фа-Фа, или впрямь, что-то странное твориться  с их
маленьким другом?  Они терялись в догадках и предположениях.