Мы были молодыми и пьяными, поэтому позволили себе поддаться порыву глупых чувств. Другими словами, мы поцеловались на вечеринке у общего знакомого. Не знаю, как такое получилось: играла громкая музыка, она наклонилась ко мне, чтобы сказать что-то, но уже в следующую секунду наши губы соприкоснулись.
Это был первый поцелую за долгое время! Словно в снежном вихре, закрутило меня по всему залу, я готов был взлететь к небесам. Но когда она спешно извинилась и тут же удалилась в дамскую комнату, я понял, что ничего особенного этот поцелуй не значил. По крайней мере, для нее.
За наш столик она вернулась уже трезвой и будто бы постаревшей на несколько лет. Она посмотрела на меня без тени смущения, затем на свои наручные часы, удивилась, будто увидела их впервые, потом снова перевела взгляд на меня. По ее глазам, какие были, скорее у зрелых женщин, нежели у молоденьких девушек, я понял, что она хочет домой. Дело в том, что мы всегда возвращались домой одной дорогой, и всегда вместе.
Хмель в моей голове еще диктовал свои порядки, поэтому я осведомился, действительно ли она хочет уйти. Она согласно кивнула, добавила, что слишком устала за этот вечер. Мне оставалось только попрощаться со всеми, кого я знал на вечеринке, и притвориться, будто сегодня не произошло ровным счетом ничего.
Ночью я спал плохо, поэтому проснулся только к обеду. В зеркале в ванной затаилось некое отвратительное существо. Мне пришлось изрядно потрудиться над собой, чтобы снова приобрести человеческий облик.
На завтрак я выпил стакан апельсинового сока и разом проглотил несколько таблеток. В основном это были различные витамины - мое здоровье оставляло желать лучшего.
Мальчик, который разносит газеты, научился класть их в особую корзину слева от двери, что было для меня гораздо удобнее. Когда этой корзины еще не было, приходилось ждать прихода моей подруги, потому что самому поднять газету с земли представлялось мне невозможным. И так, я прочел свежий номер, но ничего интересного для себя не обнаружил. Если говорить откровенно, я давно разочаровался в утренних газетах.
К ужину я позвонил подруге, узнать, во сколько она собирается зайти. В трубке запыхавшийся голос ответил, что сегодня она никак не сможет придти, но обязательно пошлет своего брата.
Я не очень люблю ее брата. Он, конечно, неплохой парень, но постоянно забывает о моих особенностях, и ведет себя так, словно гордится своим превосходством. Например, он постоянно предлагает поиграть в футбол или сходить в бассейн. Дело в том, что я с детства ничем таким не занимался, и вряд ли когда-нибудь буду.
Потом я уселся возле окна и стал ждать ее брата. Он долго не шел, но я не особо волновался. Сегодня не было ничего такого, что бы я не смог сделать сам. Потом он наконец пришел, позвонил в дверь тремя короткими звонками, затем столько же раз постучал. Так мы условились, поскольку я не мог воспользоваться глазком. У меня его попросту не было.
Он явился только к 9ти вечера, к тому времени я уже смотрел вечерние программы по телевизору. Ее брат пришел с сумками, набитыми всячиной, и с порога принялся извиняться за опоздание. Я его не особо слушал. Есть у меня в прихожей, возле стенного шкафа излюбленное местечко – оттуда видно всю квартирку, не считая ванной. Я устроился возле плетеного шкафа и принялся за ним наблюдать. Ее брат внешне походил на большого неповоротливого медведя, и я каждый раз боялся, как бы он что-нибудь не смахнул с полок. Но он был, на удивление, ловким и аккуратным. Скорее всего, это из-за успехов в баскетболе – он даже мусор в ведро бросал с большого расстояния.
Ее брат приволок целую гору еды. Я никогда не хожу по магазинам сам. Еще он принес разные баночки с витаминами и кое-какие вещи по хозяйству.
Моя подруга появилась только на следующий день, но пришла уже к десяти утра. Я был совершенно не готов к ее приходу. Вообще, мне обычно всё равно, как я выгляжу, но только не рядом с ней. Даже не знаю, почему. Мы были знакомы с самого детства, и особенно теперь мне не очень хотелось падать перед ней лицом в грязь, хотя бы в таких вещах, как внешность.
Но я мужчина, а мужчине на прихорашивания не требуется много времени. Стояла хорошая погода, и мы отправились на прогулку в парк. В этот день у меня было странное настроение: мне хотелось убежать от всех, не видеть никого, и в то же время я страстно желал, чтобы моя подруга оставалась подле меня как можно дольше.
Когда она спросила, куда бы мы могли пойти, и чем бы я хотел сегодня заняться, я ответил, что было бы неплохо посидеть в парке. Когда мы добрались до парка, оказалось, что все скамейки уже заняты влюбленными парочками, пожилыми людьми или семьями. Маленькие дети сновали тут и там, и в парке стоял невыносимый гул от детского смеха.
-Ненавижу маленьких гогочущих детишек, - проворчал я. Детский смех и правда действовал на нервы.
Моя подруга только укоризненно покачала головой и заметила, что дети есть самое прекрасное творение мира. Я готов был поспорить на что угодно, что дети не так милы, как их описывают в мелодрамах для женщин.
-Разве тебе не хочется хоть на секундочку стать ребенком, глядя на эту девочку? – спросила она, указывая на девчушку, чумазую с головы до ног.
-Нет, - незамедлительно ответил я, - ни на секунду.
Моя подруга на это ничего не ответила. Она, конечно же, могла вообще ничего не говорить, по ее глазам и так можно было понять, что она расстроена. Она часто повторяла, что я слишком грубый и серьезный. И что во мне нет ни капли романтики. Я никогда не обижался на подобные высказывания, но в последнее время они стали меня беспокоить всё больше и больше. И чем чаще моя подруга повторяла их, тем больше мне хотелось перемениться. Однако я тут же забывал об этом.
Мне захотелось поскорее убраться отсюда, куда-нибудь, где будет прохладно и тихо. Я знал только единственное подходящее место - кино. Сегодня был день, когда я мог делать всё, что захочу, поэтому мы незамедлительно направились в ближайший кинотеатр.
В трамвае народу было еще больше, чем в парке. На одной из остановок, еле передвигаясь, зашла очень древняя старуха. Она остановилась в дверях, тем самым не дав возможности трамваю ехать дальше, и, казалось, вовсе не собиралась двигаться с места. Люди делали вид, будто ничего не замечают. Несколько раз водитель позвонил в колокольчик, как бы пытаясь спугнуть старуху, но из своей кабины так и не вышел.
-Почему бы вам не пройти вперед? – наконец рассердился я. Моя подруга тут же дернула меня за рукав и зашипела. Я покосился на нее.
-Ужас! Ни в коем случае нельзя так разговаривать с пожилыми людьми.
-От чего же она задерживает весь трамвай?
-Она сейчас пройдет на свое место, прояви немножечко терпения.
Но старуха и не собиралась двигаться.
-Да чтоб она к чертям провалилась! – сказал я, не слишком громко, но достаточно, чтобы окружающие услышали. Все согласно закивали. Старуха еще раз оглядела вагон, затем медленно вышла и пошла прочь. Трамвай, наконец, тронулся.
Подруга была в не себя от изумления. Она всё спрашивала, какая муха меня укусила, и почему я так ненавижу и детей, и стариков.
-Да я просто враг общества номер один, - усмехнулся я.
-Я такого не говорила, - обиделась она. – Но надо быть добрее. Такое чувство, что ты вообще никого не любишь.
-А ты кого-нибудь любишь? - спросил я, скорее, чтобы позлить ее.
-Я люблю всех, - ответила она серьезно.
День шел как-то не так. В кино нас тоже поджидала неудача. Вернее сказать, неудача поджидала только меня: единственным подходящим по времени сеансом было какое-то кино про любовь на войне. Моя подруга обожает фильмы про любовь. Особенно те, где можно поплакать вместе с главными героями, но чтобы в конце обязательно был счастливый конец. А мне только и доставило удовольствие, что смотреть на ее премиленькое от слез личико.
Когда сеанс закончился, и все столпились у выхода, какой-то тип долго и упорно смотрел в мою сторону. Это так вывело меня из себя, что я несколько раз ругнулся, и, будто бы случайно, задел его плечом.
-Да тебя словно бешеная собака укусила! – возмутилась подруга.
-Кто знает, что меня укусило, - отозвался я.
После фильма домой мы возвращались через парк. К вечеру большая часть народа разошлась, было прохладно и тихо. Возле фонтана в самом центре парка всё еще играл нищий. Играл он на гитаре, пел какие-то незаурядные песни, и музыка его была паршивее некуда. Однако подруга всё-таки подошла и положила в его шляпу несколько бумажных купюр.
-Разве этот старик заслужил денег? – удивился я. – Такая бездарность.
-Каждый заслуживает денег. Не суди строго, главное, что музыка его искренна. Быть может, когда-нибудь и он научится играть недурно, вдруг даже лучше твоих товарищей.
-Нет у меня никаких товарищей, - проворчал я. Хотя, конечно же, врал. Товарищей у меня было много – целый дембельный альбом.
До дома шли не спеша. Я слушал стук ее каблуков, шелест ее юбки и мне так не хотелось отпускать ее куда-нибудь еще на одну ночь.
-Останься сегодня у меня, - робко предложил я.
Она промолчала. И я тут же добавил:
-Прошлой ночью я не смог сходить в туалет, потому что было темно, и я никак не мог достать до выключателя.
-Ты же знаешь,- мягко ответила она, - мне нельзя оставаться у тебя.
-Я никому не расскажу.
-Увы, ничего не получится, - настаивала она на своем.
Мы еще немного помолчали.
-Даже если я скажу, что люблю тебя?
Она вздохнула. Я не мог видеть ее лица. Эта возможность редко выпадала мне во время прогулки.
-Ты ведь знаешь, - неожиданно холодно произнесла она, - я люблю тебя, но есть и другие, кто, так же, как и ты, нуждается в моей помощи.
-Да, конечно. Ты - всего лишь девочка из благотворительной организации. Как же я мог забыть.
-Ну вот, - произнесла она с прежней теплотой, - ты снова грубишь.
-А как же эта чушь про то, что ты всех любишь?
-Я и люблю всех, - возразила она.
Я усмехнулся.
-Любишь, да не всех.
Я не знал, о чем она думает в эту минуту, и куда устремлен ее взгляд. Она толкала мою коляску по пустынной дорожке перед домом, а я всё так и слушал ее шаги, шелест ее юбки.
-Я люблю тебя, - еще раз сказал я. Слова звучали безобразно, фальшиво, словно музыка того нищего в парке, но они были искреннее дамских слез во время сеансов в кино.
Она больше никогда не приходила ко мне. Вместо нее за мной ухаживала какая-то женщина, от которой всегда пахло рыбой. Время от времени еще захаживал ее брат, он, как и прежде, приносил мне еду, витамины и кое-что по хозяйству.
Иногда я еще встречался со своими товарищами, но встречи с ними были для меня невыносимы. Все они уже обзавелись семьями и детьми, и по вечерам в их квартирах, наверно, никогда не бывало одиноко и тихо.
А мне только и оставалось, что устроиться в своей коляске поудобнее возле плетеного шкафа и наблюдать, как рыбная сиделка занимается готовкой, или как неповоротливый с виду брат ловко управляется с тряпками и щетками. Тогда, как я сам – пустое тело, без ног, с одной рукой, без семьи, без любви и без планов на завтра.