Я к тому времени, не смотря на хрущевские оттепели, как и весь советский народ был зомбирован существующими порядками, всемогуществом и всезнанием КГБ бывшего НКВД. Сейчас компьютеры, всякие базы данных и то не все известно. Но нам балдам, была дана возможность, через анкеты расписывать о себе все сведения. Как завороженные или загипнотизированные расписывали о себе, о своих родственниках, и родителях все подробности. Где был, что делал, до 1917г был, ли в плену, сидел ли в тюрьме, есть ли родственники за границей и т.д. Все это писать должен, не только о себе лично, но и про своих близких родственниках. И этими сведениями, которые мы сами писали в анкетах, держали всех в шорох.
У меня в трудовой запись, уволен в связи с арестом. Она сама по себе не бросалась в глаза. Но перерыв в стаже, когда заполняешь анкету, вызывает вопрос, что я делал в этот период? Я нашел интересный выход, вместо сокращенной записи ИТЛ (исправительные трудовые лагеря) я писал как бы ошибочно ИТР (инженерно технический работник) Вроде как командовал, занимая должности прораба, мастера. В этом была доля правды, там я действительно был, довольно большой, шишкой.
Не то, что я скрывал свое прошлое, просто не козырял этим, не бахвалился. Честно, рассказав руководителю и придя в отдел кадров, уже с резолюцией принять, как правело, уже ни кто не вникал в тонкости. Но когда я увольнялся, запрет на неразглашение, автоматом отменялся, и молниеносно новость облетала завод. Но она уже была безобидная, просто сенсационная. И на все вопросы, я только улыбался, интригуя любопытных, оставляя им самим решать, так это правда или нет.
Придя на комбинат, конечно, был удивлен, что не пришлось ворошить прошлое, ссылаясь на молодость, дружков, обстоятельства. Директор поздоровался, дал бумажку на заявление, подписал и отправил в отдел кадров.
– Все вопросы по производству к главному инженеру.
Как показало время, он сам был не заинтересован, чтоб обо мне трепали, что я такой сякой, не мазаный сухой.
Сам, своим поведением, пищу для трепа я не давал. На работе не пил, даже на устраиваемых банкетах (это по французки, вам сейчас трудно понять). Но даже сам удивлялся своему состоянию и поведению. Меня было не отличить от всей поддатой компании, также чудил, лемурничал (это тоже французское слово) Мне нравилось наблюдать и слушать ведь все, что у трезвого на уме, у пьяного на языке. Я знал все, кто с кем, и зачем.
Правда, к этим тайнам мадридского двора, я не стремился, они мне собственно были некчему. В те далекие времена стала очень актуальная пословица «Блат выше наркома». Коррупции как таковой не было, взяток не брали, да их и не давали. Деньги были не большие, но и цены по деньгам. Мы вообще то серьезно готовились жить при коммунизме. Правда плохо представляли, что это такое, но верили. В области говорили про Свердловск, что там, в Свердловске, в «принципе» все есть. По тому приезжие, у таксистов интересовались, где у вас тут «принцип», там говорят, все есть.
Народ у нас умный любознательный, на это всегда указывалось властями, и этим гордились, так было легче дурить, этот умный народ. Не смотря на строгость, в ходу было много анекдотов, пословиц и поговорок со всевозможными намеками. В комплекте, к выше указанной пословице, была еще одна «не имей сто рублей, а имей сто друзей» Если первая хоть и пользуется в настоящей жизни без изменения, то вторая подверглась корректировки, в ней добавилось «Имей сто друзей, у которых по сто рублей».
Вот я и понял, что попал в контору, которая и есть, тот самый «принцип». Посудите сами, чего бы не коснулось все дефицит и продукты, и мебель и одежда и обувь. И все кому надо, все достают. Тут тебе товаровед, заднее крыльцо, знакомый продавец, директор магазина, в конце концов, ответственный по пожарной безопасности. Вот он прибегает сломя голову ко мне.
– Ой! Спасите, помогите. Пожарный надзор выписал предписание зарядить огнетушители, а у меня, их не принимают.
Я ему спокойно объясняю, тут же без обиняков, заключаю договор. Вручаю как охранную грамоту. Он, не веря своему счастью, что так легко решил проблему не знает, как, меня отблагодарить. И начинает перечислять мне все, что он может, мне, помочь достать. А мне ничего не надо. Он уходит с чувством не исполненного долга. А жизнь продолжается, и вдруг мне, что-то понадобилось. Беру свой волшебный журнал, звоню и меня с огромной радостью, тут же приглашают за нужной покупкой.
Хочу привести характерный пример, клиент с меховой фабрики, привязался как банный лист, купи шапку по блату, директор лично велел предложить тебе ее. Специально шили для обкомовских. Ели, ели отбрыкался от него, с этой шапкой.
объясняю ему; – Ну нахрена она мне, еще башку расколют, из-за нее. Так он меня нечаянно в городе поймал. Опять за свое давай убеждать. – Ладно, говорю; – согласен.
Звонит, в магазине на твою фамилию лежит, заходи и покупай. Пошли с женой узнали цену, обалдели, пятнадцать рублей. У кого не спрошу; – Как ты думаешь, сколько она стоит? Все предполагают; – Не меньше, ста двадцати рублей. А я ему ценник, пришитый к шапке. А у него глаза на лоб.
Еще мохначе случай. Приходит на комбинат товарищ, спрашивает меня. Представляется ассистентом иллюзиониста, что вы думаете самого КИО. Приехал к нам на гастроли. Ему потребовался для фокусов, какой-то раствор, и ему кто-то сказал, это могу достать только я. Пришлось сесть за телефон, не срывать же гастроли, из-за такой мелочи. Не ударился я в грязь лицом, за что получил подарок коробок со спичками, с портретом КИО на коробке.