В больнице. Глава 5.
В районной больнице готовились к встрече Нового года. Многих больных выписали. В коридорах и палатах было почти пусто. Тускло горела лампочка, слабо освещая жёлтые с подтёками стены. Медсёстры сидели в комнате напротив операционной и переговаривались. Фельдшер и врач, в кабинете Главного, играли в шахматы. До Нового года оставалось несколько часов. Вдруг вызов. “Вот те на!” Звонили со станции. Что-то там случилось. “Пьяные что ли?” Узнали подробности, когда вернулась Скорая.
- Обледенело всё. Ревизорша наша, Людмила Петровна, чуть под электричку не попала. Хорошо девчонка успела удержать.
- Что с ней?
- Да ничего. Шок. Давай оформлять. Только вот с руками что делать пока не знаем. Завтра Главный дежурит, ему и решать. И девчонка с ней, племянница, пусть пока побудет, куда ей одной на ночь.
Зина сидела на кровати рядом с кроватью Людмилы Петровны, смотрела на неё и тихо, по собачьи, как то про себя, поскуливала.
Иногда она вставала с кровати, подходила ближе, смотрела на безучастное лицо с закрытыми глазами и просила:
- Тётушка, тётушка, не умирайте, тётушка, я всё для Вас сделаю, я не хотела, я не виновата, откройте глаза, тётушка.
Вошла медсестра, поменяла капельницу.
- Пойдём к нам, мы сейчас Новый год встречать будем.
- Нет, я здесь, при ней лучше. Можно?
- Как хочешь. Только ведь как Новый год встретишь, так и проведёшь.
И вышла. А Зина уже успела пожалеть, что не пошла с ней, Новый год всё-таки.
Эта ночь для Зины прошла тяжело. Когда она закрывала глаза, в них начинала мелькать какая-то нечисть, какие-то голые тельца строили ей рожи, присасывались к ней, на одном из них, на голове, были рожки, на другом – на ногах – копытца, но стоило глаза открыть – они исчезали, когда засыпала – снились всполохи, стук колёс поезда.
Раза два ночью Людмиле Петровне делали укол, меняли капельницу. Она всё также неподвижно лежала, не открывая глаз, не реагируя на свет.
Утром, рано, ещё до Главного, пришёл священник,отец Владимир. Молодой, симпатичный, улыбчивый.
Он принёс с собой икону, свечку и сказал:
- Давай помолимся.
- Я не умею.
- Это ничего. Повторяй за мной.
Зина сначала не могла и рта открыть, а потом встала рядом с батюшкой на колени и ей стало хорошо, и слова она уже как будто знала, и виделась ей их горница в деревенском доме и чудотворная икона из порушенного храма, которую бабушка ещё до неё, давно когда-то принесла, и свет от лампадки, отражающийся в тёмном окне.
- Ну, вот, а говоришь, не умеешь, - сказал батюшка, - видишь, как славно мы с тобой помолились. Теперь в Храм ко мне приходи, исповедуешься, причастишься. А тётушка твоя скоро поправится. Я справлялся. Мне сказали – скоро в себя придёт, это у неё – шок, испуг очень сильный. Ты не волнуйся.
И правда - через несколько дней Людмила Петровна не только глаза открыла, но и с постели встала. Всё было хорошо, но руки её, по-прежнему, были замотаны бинтами и без Зининой помощи обходиться она не могла. И, хоть смотрела на неё недобро, была вынуждена открывать рот для приёма пищи, ждать пока девушка аккуратно постелит кровать и проче,
прочее, прочее, что Зина научилась делать, ухаживая за родителями.
На десятый день приехал сын Людмилы Петровны и забрал мать из больницы. Когда Зина расставалась с ней, в её глазах были слёзы и она всё просила прощение, а женщина отводила взгляд в сторону и, оставалась, по-прежнему, вялой и безразличной. Правда, когда шла от больницы к Жигулёнку, обернулась и Зине показалось, что она хотела что-то крикнуть ей на прощанье, но сын торопил и она нескладно, тяжело, выставляя вперёд руки, села в машину.
Некоторое время после этого Зина жила у отца Владимира, вот у кого она отогрелась душой и телом. И он, и его жена Аринушка, и его детишки, мал мала меньше стали Зине добрым домом. Батюшка много для неё хорошего сделал: несколько раз ездил с ней в её село,в райцентр, выправил документы, через своего приятеля-москвича, отца Валентина, узнал, что девушка может устроиться на работу по распространению свидетельств на именные кирпичи в магазинах Москвы, только надо спешить, количество мест ограничено.
Зина и поехала...
Отец Владимир, конечно, ей объяснил, что из кирпичиков, на которые будут жертвовать москвичи, сложатся стены новых Храмов, они будут увенчаны крестами, с колоколен будет раздаваться звон, возродится тогда православная жизнь и в сёлах, и в городах, и самых отдалённых деревнях и на каждом кирпиче будет написано имя того, кто внёс деньги .
Зина размечталась - а вдруг и их Храм - Спаса Нерукотворного - спасут.
Только вышло совсем по-другому.
На какой-то станции, кажется, в Голутвине, вошла женщина, не молодая, не старая, подсела к Зине и, слово за слово, разговорилась,сначала про себя,потом Зину стала спрашивать, куда да зачем, стала ей рассказывать про свою фабрику, шоколадную, и как там молодёжи много, и как там интересно работать, и какие там цеха большие, просторные , и что многие, которые раньше в учениках ходили, теперь стали мастерами, инженерами.
- А что ты будешь в супермаркете стоять, это что - работа? Нет, Храмы это, конечно, хорошо, но, понимаешь, ты ещё молодая, тебе надо чтоб работа была... с перспективой...
Гл.6 - http://www.proza.ru/2010/04/14/763