Глава 7
В эти дни я поближе познакомился с Жорой. Он оказался довольно интересным собеседником и думающей личностью. В том, что я заинтересовался афоризмами, была и его заслуга. Как-то он у меня спросил:
— Вот скажи, Лёнь, в чём смысл жизни?
Я понимал, что вот так сразу на такой глобальный вопрос ответить сложно и начинал рассуждать о высоких материях. Жора меня остановил и ответил:
— Смысл жизни в том, что остаётся после нас!
И выразительно посмотрел на меня, мол, ну как тебе эта мыслишка?
— А кто автор высказывания? — поинтересовался я.
— Не помню. Считай, что я.
Жора любил блеснуть своей эрудицией, а я это всячески поддерживал. Чтобы не забывать изречения, я каждое из них записывал на отдельные листки, но потом понял, что листки могут потеряться, и стал записывать изречения в альбом.
Однажды заговорили с Жорой о том, что в армии сильно долго тянется время — вот написал письмо домой и невозможно дождаться ответа. На что он ответил:
— Дни ожидания — это не сотни часов, это тысячи минут!
И я наслаждался глубиной смысла короткой фразы.
Помню, повели нашу роту на кросс, а у Зыкова заболела нога, и он не мог бежать. Перед стартом Жора сказал об этом сержанту Сысоеву. Сержант вспылил:
— Приказы исполняются, а не обсуждаются, рядовой Зыков!
— Не могу я бежать, товарищ сержант!
— Рядовой Зыков, выйти из строя! — и когда Жора вышел, сержант сказал: — Объявляю вам наряд вне очереди за уклонение от физподготовки!
Кто служил в армии, тот знает, что наряд вне очереди — это наказание, при котором солдат будет выполнять какую-нибудь грязную работу, к примеру, драить туалет в то время, когда все остальные будут отдыхать. Унизительное наказание.
— Есть наряд вне очереди! — по уставу чётко ответил Жора, а когда сержант отошёл в сторону, добавил по латыни: — Фортуна нон пенис — эт манус нон рессипе.
Жора кросс не бегал, ждал нас на старте. Когда мы вернулись в казарму, я спросил:
— Что за изречение ты там произнёс?
— Если говорить образно: судьба не палка — в руках не удержишь. Остальное домысливай сам. Фортуна от меня сегодня отвернулась — придётся ночью уличный клозет скоблить.
Суть изречения я, конечно, домыслил без труда, поскольку пенис, - он и в Африке пенис.
Жора слыл парнем с гонором. Несколько раз его наказывали за пререкания с командирами. Я ему как-то сказал:
— Ты мог бы как-нибудь помягче или промолчать?
На что он ответил:
— Как сказал грек Феогнид, то, что случилось, нельзя не случившимся сделать.
Постепенно, читая книги, я стал больше внимания уделять оригинальным высказываниям и делился своими находками с Жорой. Ему эта игра тоже нравилась.
Кроме изречений Жора любил психологические тесты. К примеру, брал листок, записывал на нём три слова, которые я не видел, потом у меня спрашивал:
— Быстро назови русского поэта.
— Пушкин, — отвечал я.
— Домашнюю птицу?
— Курица.
— Часть лица?
— Нос.
После этого Жора показывал мне листок с заранее написанными словами. Там было написано: Пушкин, курица, нос. Ну и психолог!
Любил Жора стихи, особенно Блока и Маяковского. Навсегда мне запали в душу стихи, которые он проникновенно декламировал:
Ты помнишь? В нашей бухте сонной
Спала зеленая вода,
Когда кильватерной колонной
Вошли военные суда.
Четыре — серых. И вопросы
Нас волновали битый час,
И загорелые матросы
Ходили важно мимо нас.
И вновь обычным стало море,
Маяк уныло замигал,
Когда на низком семафоре
Последний отдали сигнал...
Как мало в этой жизни надо
Нам, детям, — и тебе и мне.
Ведь сердце радоваться радо
И самой малой новизне.
Случайно на ноже карманном
Найди пылинку дальних стран —
И мир опять предстанет странным,
Закутанным в цветной туман!
Это был Блок. От такого прекрасного стихотворения меня мороз по коже пробирал, особенно от последнего катрена (четверостишия). Потом Жора принимался за Маяковского:
Молнию метнула глазами:
«Я видела — с тобой другая.
Ты самый низкий, ты подлый самый...»
И пошла, и пошла, и пошла, ругая.
Я учёный малый, милая,
громыханья оставьте ваши.
Если молния меня не убила,
то гром мне, ей-богу, не страшен.
— Или вот, послушай чудесное стихотворение, которое называется: «А вы могли бы?», — говорил мне друг и начинал:
Я сразу смазал карту будня,
плеснувши краску из стакана;
я показал на блюде студня
косые скулы океана.
На чешуе жестяной рыбы
прочёл я зовы новых губ.
А вы
ноктюрн сыграть
могли бы
на флейте водосточных труб?
Разинув рот, слушал я приятеля, проникаясь любовью к поэзии, которую в школе не очень-то любил, а сейчас воспринимал совершенно по-новому. Как здорово: ноктюрн, флейта водосточных труб... Что-то в этом есть.
*****
Продолжение в главе 8: http://www.proza.ru/2010/01/16/94