Мастерское
1. Я сдавлена. Сдавлена так, что не пошевелиться. В этой коробке 50 на 50, обнимаю сама себя и это, наверное, самое грустное, гулкое, жуткое, отчаянное объятие, которое может себе представить мой воспаленный мозг. Я сдавлена этими тополями, машущими мне, гоняя пыль вокруг себя, влево-вправо, влево-вправо, влево-вправо… я сдавлена этой пылью, густой бетонной пылью, оседающей в легких каждого прохожего. Я сдавлена взглядами этих прохожих, их мыслями и чувствами, их сомнениями. Я сдавлена этим городом. Фонарные бусы его дорог накинуты петлей мне на шею. Я стою на табуретке, хромоногой и старой, она качается: влево-вправо, влево-вправо, влево-вправо… Ах, сейчас, сейчас, качнется и конец… Меня так сдавило снаружи, что внутри образовалась брешь, способная вместить нашу галактику и ещё парочку соседних. И так сквозит… Хочется танцевать. Танцевать от отчаяния. И ещё много говорить с незнакомцами. Такими как вы. Или таким как ты. Ты же выслушиваешь меня сейчас, впитываешь меня, как губка, всасываешь меня со всеми моими паранойяльными замашками, мыслями, туфлями на каблуках, страхами и отсутствием самосознания. Ну как, вкусно? Боже, напои мои глаза красотой, иначе дочь твоя сойдет с ума!
Вчера я сидела на полу и глядела в глаза Человеку, а Человек спросил:
--Ты есть?
--Нет
--есть ли что-то что не вызывает в тебе сомнений?
--нет
--ты уверена?
--нет
Ещё я плакала. Я потеряла себя. Я смотрела в глаза Человеку и не понимала, а человек ли я сама. Ещё я плакала.
2. Мне всегда было интересно, как писателю не впасть в крайность в описаниях сцен секса. Не буду же я писать:
«Она чувствовала его плоть, которая была напряжена, как и ее лоно, сжимающееся от желания, из которого уже давно струились соки по ее ногам. Ее руки обхватили его за шею, она попробовала развернуться, но он ей этого не дал и ловким движением вонзился в ее горячее и струящееся лоно.». Боже, ну что за словечки.. «плоть», «лоно»..
И с другой стороны, не напишу же я:
«Ты отбойным молотком любви
Все долби меня, долби меня, долби!»
Кто-то просто опускает такие сцены, полутонами вырисовывая контур, например: «Они упали на сырые простыни и их руки, а вслед за ними и тела, сплелись в единое целое»..
Для меня все-таки предпочтительнее описание липкое, пастозное, вроде: «Его толстые пальцы скользили вверх по ее ноге, она отворачивалась, пытаясь не думать, не чувствовать. От толстяка неприятно пахло кислятиной и въевшимся в желтую кожу сигаретным дымом. Его волосатая туша повалила ее на замшелый диван. Она почти исчезла под ним, еле дыша, даже не пыталась изобразить удовольствие. Отвернув голову в сторону, она уперлась глазами в синие обои и глядела так, не моргая, пока толстяк не вздрогнул и не затих окончательно, размякнув, как только что заколотый охотником медведь».
3. –Я видел там кое-что!
Он отворил дверь в общий коридор, где соседи сваливали кучу ненужного мусора, и, абсолютно голый, скрылся из вида. Она лежала на смятых и настолько мокрых простынях, что их, казалось, можно выжимать и прислушивалась к шорохам, доносящимся из-за приоткрытой двери.
--Нашел!
Он вернулся гордо волоча за собой рваный желтый шланг метров шесть в длину. Музыка захлебывалась и булькала. Из окон валил невыносимый жар. Санузел был отделен от комнаты только сдвинутыми в угол холстами на подрамниках. Он отодвинул их и начал копошиться во мраке туалета. Через минуту она услышала звук льющейся воды. Он вышел на свет, поливая себя из шланга.
--И меня!
--Что?! Я не слышу?!
Его фигура разрезала пыльный сумрак, вонзалась своим контуром в пространство—
у нее перед глазами аж поплыли круги.
--Я говорю, что очень люблю тебя!
--Я не слышу ни слова!,--он направил на нее струю воды через все пространство мастерской. Она хохотала и трясла уже совсем мокрыми волосами.
--Я люблю тебя!,--он бросил шланг в сторону и, хлюпая по мокрому полу, вернулся в кровать.
--Мы затопим весь мир,--она достала две сигареты мокрыми пальцами, прикурила обе,--надо написать об этом стихи. Или рассказ.
Через раскрытое окно в комнату забралась кошка и уселась рядом с фигуркой другой кошки, замершей в той же позе. Щебетали обезумевшие от лета птицы. Мимо ходили люди. Дети. Старики. Продавцы. Художники. Политики. Ветераны. Отцы и матери. Доктора. И просто. И ничего. Совсем ничего о жизни не знали.
4.
--Ты мне такая родная!,--говорит он.
--Ты мне такая родная..,--говорит Человек.
--Ты мне такая родная…,--говорю я, целуя зеркало.
5.
Они лежат на мокрых простынях и курят, глядя в потолок. Её ступня ползет вверх по белой стене, замирает, включает и выключает свет.
--ты никогда не будешь мне лгать,--говорит она, чеканя слова в ритм включателю.
--я лгу тебе.
Она опускает ногу, приподнимается на одном локте и смотрит на него.
--когда? Отвечая на этот вопрос не забывай, что я—женщина, лишенная здравого смысла, рассудка и принципов.
--Я лгу тебе. Сейчас.
--А я люблю тебя. Сейчас!
Поцелуй
Анар ехал по достаточно сносной проселочной дороге. Стоял тихий летний день. Слева желтели вспаханные поля, справа ютились домики—приземистые сизые карлики, утопающие в гуще зелени, огороженные ветхими деревянными заборчиками, кренящимися под разными углами к земле. Вдоль дороги медленно шла рыжая корова, пели цикады. Анар сбавил скорость, чтобы насладиться этим спокойствием. Он был из тех глубоко урбанизированных жителей большого города, которые предпочитали восхищаться жизнью в деревне издалека, говорить о преимуществах чистого воздуха и общения с природой, а на деле и дня бы не выдержали в обстановке привычной для сельского жителя. Один только азиатский туалет в 15 метрах от дома сразил бы Анара на повал, уничтожив все его представления о прекрасном на веки вечные.
Анар открыл окно и вдохнул полной грудью, улыбнулся солнцу и даже начал что-то напевать, как вдруг ощутил резкую боль в щеке. Он аж вскрикнул от боли и неожиданности. Взглянув в зеркало заднего вида, он увидел нечто такое, что заставило его вывернуть руль и с истошным воплем пробить носом своей машины чей-то шаткий заборчик. Ты прочитал и думаешь: «Что же могло произойти безоблачным летним днем с добропорядочным гражданином на пустой дороге?». Так знай же, что Анар наехал на змею, которая взвилась в воздух, влетела в салон автомобиля и вцепилась в его щеку. Анар ударился головой о руль и замер. Змея, тоже видимо испытавшая сильнейший шок, продолжала висеть, впившись в его щеку. В чувство его привели крики по ту сторону ветхого заборчика. Почему-то страшно испугавшись расправы, Анар вдарил по газам и они со змеёй унеслись к линии горизонта. Он назвал ее Нигяр и они стали жить вместе.
Свадьба
Они познакомились в школе. В простой сельской школе, где в классах сидит по пять человек и один учебник на всех. Он учился в десятом классе, а она в восьмом. Любовь прищемила их, как палец сейфовой дверью. Его отец был школьным учителем и настаивал на том, чтоб его сын поступал в городской университет. Ее отец хотел, чтобы она вышла за тридцатишестилетнего хозяина продуктового магазина на углу. Влюбленные объявили войну всем, используя все методы, начиная от угроз самоубийством и заканчивая претворением этих угроз в жизнь. Война продлилась четыре года. В итоге оба выжили и согласие родни-таки получили. Это был день их свадьбы. Ее трясло от страха и счастья. Она сидела уже вся наряженная в своей комнате и ждала жениха. Было невыносимо жарко, тяжелое платье в рюшках липло к телу, тушь текла и приходилось все время ее подтирать. Вокруг суетились сестры и подруги. Мать тихо плакала на кухне. Жужжала сонная черная муха. Она не замечала ничего. Ей казалось, что она плывет в беззвучном плотном мареве, покоится на волнах, колышется из стороны в сторону. Она закрывала глаза и представляла себе, как он стоит во дворе своего дома, как его друзья стоят вокруг, кто-то курит, кто-то завязывает шнурки, кто-то подшучивает над ним, он тоже, наверняка, представляет, что делает она. Неожиданно во дворе раздается музыка. Она вздрагивает. Он уже здесь! Во рту пересыхает. Она делает глоток воды из стакана, стоящего на комоде, глядит в зеркало, поправляет прическу и встает на ноги. Скулы сводит от улыбки. Она закрывает глаза. Этот момент она запомнила на всю жизнь. Когда она открыла глаза мир уже не был прежним. Раздался звон сотрясающегося стекла. Весь дом задрожал, на улице раздался глухой стук и крики. Она выскочила из комнаты и увидела его. Он лежал с разбитой об угол бордюра головой в крови и обломках хлипкого заборчика. Она кинулась к нему, положила его голову на колени и закричала. Но не раздалось ни звука. Её белоснежное платье окрасилось его кровью. Красная кровь вместо красной ленты. Она гладила его волосы красными руками. Она ещё никогда в жизни не была такой красивой. Она гладила его волосы и не заметила чужую иномарку, замершего за рулем водителя, который так и не понял, что произошло, суетящихся родственников, причитающих бабок и столпившихся вокруг мальчишек.