Эпиграф: «…Когда б вы знали, из какого сора растут стихи, не ведая стыда…»
(А. Ахматова)
О ЕСТЕСТВЕ, КУЛЬТУРЕ, И КОЕ-О-ЧЁМ ЕЩЁ…
Вместо предисловия
Бродя наугад по тропам сервера, как ходят по лесу в поисках грибов, я наткнулся на великолепную, на мой взгляд, публикацию Ксении Чекодановой «Нужник». http://www.proza.ru/2008/05/08/564
Это ж надо ж было представительнице нежного пола так мудро и отважно избрать тему, которая воистину никого не оставит равнодушным, и так мастерски её разработать. У каждого найдётся, что вспомнить и сообщить по этому поводу. У каждого неизбежно появятся ассоциации, нередко ностальгические, и потому горько-сладкие. Недаром столько комментариев от читателей.
Пополнил собою их число и я: ведь и мне – «…не чуждо». К тому же в рассказе масса всевозможных «крючочков», за которые цепляется моя память.
Получилось нечто, вроде ТРИПТИХа, который и решаюсь выложить, как отдельную публикацию, на своей странице.
ПТИХ РАЗ.
Собрался я как-то в командировку в Тбилиси – столицу Грузинкой Советской Социалистической Республики, (примечание: «ностальгии» по СССР не испытываю). Опытные люди рассказали о её (его) достопримечательностях, и, среди прочего, о подвальчике, где можно отведать самые вкусные во всём городе хачапури. (Для тех, кто не знает – это пирожки, вроде чебуреков, но с сыром. А чебуреки знают все).
И вот иду я вверх, (порой – круто вверх), по Проспекту Руставели. Любуюсь своеобразной архитектурой, и, особо, - изящной уличной скульптурой со специфическим национальным характером. Предвкушаю, как к духовному наслаждению прибавится телесное, в виде вкусной еды. Порядком уже утомился, когда достиг узенького переулка, (налево), и сразу за поворотом – вход.
Спускаюсь по лестнице, а снизу доносится пение.
Вхожу, вижу: в длинной комнате длинный стол, уставленный разнообразными бутылками, за которым сидит десяток мужчин. Все поют.
Вы знаете, наверное, как «озвучено» традиционное русское застолье после четвёртого – пятого «круга»? Грузины поют не так. Они и за столом поют, как на концерте. Другая культура пения, другая культура пития, вообще - другая культура.
Нет, конечно, наша – лучше, и вообще – "Пушкин наше всё!"
Правда, Брынцалов и Ксюша Собчак – тоже наше. Хотя и не всё.
Грузины Михаил Саакашвили и Зураб Церетели – тоже: «не всё». Кстати, в «Музее Современного Искусства» на Петровке множество экспонатов почти украдено известным мэтром у почти неизвестного Владимира Сидура. В чем можно убедиться, если прийти в той же Москве к самому Сидуру, в дом на Новогиреевской, 37а. (Сделать это, право же, стОит, и не только сравнения ради).
Кстати, обласкан властями при жизни, в отличие от упомянутого Зураба, Сидур не был. Ещё как не был! Ну, да это – между прочим, «к слову».
Ну, вот, значитца, сидят, поют. Присел с краю и я. А на белёной стене, вдоль всего нашего стола – другой стол, другое «застолье»: – Пиросмани. Вероятно, подлинник. Ведь этому художнику «холстом» когда-то так и служили вывески и стены лавок, духанов, и прочих подобных заведений.
(Это нынче под примитивистов, да ещё, пожалуй, под авангард, легче всего «косить», чтобы «срубить бабло», любому мазиле – чего стОят, например, современные книжные иллюстрации).
Так что за парой хачапури и бутылкой лёгкого белого вина я провёл там часа два, или больше. Ну, а потом содержимое бутылки попросилось на волю. Наверное, был в этом подвальчике туалет, но самостоятельно обнаружить его я не смог, т.к. международная символика ещё не вошла в моду, читать по-грузински я не умел, а спросить стеснялся.
Выйдя на улицу, и рванув по Руставели вниз, я понял, что положение – форс-мажор: я не смогу обнаружить уличного «приюта», даже, если они и встречаются по пути. Спуск всё ускорялся, шаг перешёл почти на рысь, ужас всё больше овладевал мною, но тут впереди, в конце проспекта, обозначилась главная площадь. А я знал, что на площади, как правило, располагаются всякие госучреждения – моя последняя надежда.
И правда, вскоре обнаружился Музей Искусств Грузии. Но мне было не до искусств! Обретя билет, я тут же в кассе попросил указать мне азимут, и бросился по нему, как изнемогший от жажды путник в пустыне устремляется к оазису. Только «наоборот». И, наконец, познал правоту «Безобразной Герцогини»: «Наивысшее счастье – есть, пить, освобождаться от съеденного, освобождаться от выпитого». Всё, конечно, зависит от ситуации, но в тот момент я был а-а-абсолютно счастлив. И уже на волне этого счастья смог насладиться великолепной коллекцией непревзойдённого мастера воздуха и света – Куинджи.
ПТИХ ДВА
Самый экзотический нужник встретился мне на алибекской хижине. Мало того, мне даже довелось принять участие в его устроении.
Если кто не знает, альплагерь и горнолыжная база «Алибек» – вполне цивилизованные учреждения. Точнее, были таковыми на момент данного повествования. «Гостей» туда привозили автобусы, и, по крайней мере, там была столовая для принятия пищи и как-то обустроенные места для освобождения от её последствий.
Что там теперь – я "не в теме".
Но те, кому хотелось экзотики, самого чистого снега, самого близкого неба, самых красивых вершин совсем рядом – лезли по пробитой в сугробах крутой тропе до настоящей островерхой хижины, таща на себе, кроме своего имущества и лыж, продукты и дрова для печки, (Мне досталась «вусмерть» замороженная коровья нога). Подъёмника там не было, трассу после снегопада утаптывали сами, спали в мешках, на нарах в два этажа, по очереди кухарили у печки – и все были счастливы!
Вот про это – песня Визбора: «Лыжи у печки стоят...». Кстати, лыжи к печке ставить не следует. Юрий про это, конечно, знал, но песня – не инструкция по пользованию снаряжением. Главное, чтобы звучало красиво. На моё везение, как раз одновременно со мной, и Визбор с его компанией тоже был там, катался на лыжах, пел «Халу-Балу». Песнями были заняты вечера, а в непогоду – и дни. А ещё девочки вязали свитера, один другого краше, – таков был тогда горнолыжный кутюр и гламур. На 23 февраля все мужчины получили в подарок по смешной вязаной куколке – каких только цветов ниток в них не было!
За водой ходили парами к незамерзающему роднику, таща по укатанной тропе волоком за две ручки здоровенную кастрюлю-бак . А в туалет ходили поодиночке, в специально отрытую в толще горного вечного снега яму со ступеньками. Крыши не было, дверей, соответственно, – тоже.
Кроме этих привычных атрибутов, не было и традиционных надписей и рисунков на стенах, – о причинах тому предлагается строить любые гипотезы.
Яма «М» и яма «Ж» – раздельно.
Однажды по хижине был брошен клич, что женская яма уже больше не может выполнять свои функции, и надлежит отрыть новую. Всё мужское население энергично взялось за работу, и вскоре сооружение было готово.
Вот тут-то все мы и оттянулись по полной! Кто знает и помнит, какая церемония сопровождала любое «открытие» в советскую эпоху?
Был соблюдён весь «протокол»: из того же снега построили трибуну, произносились речи, производилась торжественная передача объекта заказчику, перерезалась красная ленточка,… и первая дева, «Мисс Хижина», избранная всеобщим, прямым и тайным голосованием, начала медленно спускаться по снежным ступенькам, постепенно скрываясь из виду, как скрывается за линией горизонта заходящее солнце. Наконец, вместо последнего луча, – последний взмах рукой над бруствером… и наши «бурные аплодисменты, переходящие в овацию», как выражались тогда журналисты всех газет.
ПТИХ ТРИ.
«Не нужен мне берег турецкий, и Африка мне не нужна». Такие слова были в популярной песне времён развитого социализма.
Африка, и вправду, может быть. и не нужна, но всё-же прожить почти всю жизнь в железной клетке, даже в очень большой и могучей, и не иметь возможности высунуть нос за её пределы – нехорошо! Что бы там не пели в подобных песнях того периода.
Кто-то об этом уже и не знает, даже представить себе не может; кто-то знает, и предпочитает забыть. Но речь впереди, в общем-то, о другом. (Хотя некоторая связь есть…)
Итак, о «предмете». Уже под конец моей биографии занесло меня в Данию. Страна небольшая, так что там нет привычных для нас поездов дальнего следования со спальными местами – всё равно поспать не успеешь. Вагоны там – вроде электричек: ряды сидений… и всё.
Зато, в отличие от наших электричек – туалет в каждом вагоне. И какой туалет! В российских, «скорых» и «дальних», «купейных» и «общих», – мы привыкли к совсем другим «образцам».
Простор, сухой и чистый пол, (!), удобный умывальник. Цветной пластик, сверкающий никель и зеркала, всякие мелкие сервисные штучки – это только теперь перестало поражать! А тогда – рука не поднималась воспользоваться всем этим великолепием. (Хотя, если подумать – причём тут рука?)
Однако, хочешь – не хочешь, но надо было решаться.
И тут возникла неожиданная проблема – у двери внутри не было никаких признаков хоть какого-либо запора. Лишь некие кнопки с надписями по-датски.
Ну, хотя бы по аглицки! Только у одной кнопки был знак – ключ. И что же? Запереть-то он, может, и запрёт, но какая кнопка или комбинация потом «отопрёт»?
Оказаться в роли заключённого, даже в такой роскошной «камере», мне вовсе не улыбалось, да и неизвестно, когда и чем это приключение-заключение закончилось бы в чужой стране, с незнакомым языком. Англоязычные встречающие могли ведь и не догадаться, где меня искать.
Наверное, любой йог позавидовал бы мне, увидев, какую позу мне удалось принять, чтобы одновременно удерживать дверь, (благо, она открывалась внутрь), и… ну, в общем, всё остальное. Хотя – чему уж, честно говоря, тут завидовать!
При этом кто-то дважды толкался в мою дверь.
Когда я, наконец, собрался выходить, с той стороны двери стояла дама, взглянувшая на меня с большим удивлением. Она вошла внутрь, и я увидел, что снаружи возле двери загорелась красная лампочка.
Так вот, что означала кнопка «Ключ», которую я так и не решился нажать! То-то дама удивлялась: – лампочка не горит, значит – «свободно», а дверь не открывается! И вдруг появляюсь Я!!!
Надеюсь только, что она не догадалась, откуда я прибыл. Иначе окончательно подтвердилась бы информация о том, что в России по городским улицам ходят медведи, женщины в сарафанах жнут под «Калинку» серпами рожь, а мужчины, в бородах до самых глаз, пьют водку прямо из ведра.
Фото - не монтаж. Сделано в туалете на "автозаправке" в Австрии.