Вовкина морковка или Кайф обломали

               
                "Человек, который дарит, хочет
                испытать радость. Нельзя ни в               
                коем случае отнимать у него
                эту радость". (В.М.Шукшин)               
               

               


                Наверное, нелепо ворошить давно прошедшее, да и не совсем понятно, к чему это, но память хранит,
            отсеяв всё остальное, смешные и трогательные события детства.

                Представьте себе маленький уральский городок со странным названием Тавда, куда забросила судьба
            моих родителей, выпускников Архангельского лесотехнического института. И как следствие этого, всё
            в нашей жизни было связано с чем-то непременно лесотехническим. Жили мы на улице Лесопильщиков,
            а родители работали в техникуме МОД, который не имел ни малейшего отношения к вопросам моды и
            расшифровывался вполне прозаично, как техникум механической обработки древесины.

                С тех пор, как я стала осознавать себя самостоятельной единицей, жизнь моя протекала в пределах
            первых трёх домов. В первом был сам техникум, во втором – студенческое общежитие, а в третьем –
            квартиры сотрудников, начиная с кочегара и заканчивая директором.

                Мне и в голову не могло прийти, что где-то может быть иная жизнь. Меня вполне устраивала
            огромная кухонная плита с чугунными кружочками, пожиравшая неимоверное количество дров и
            однажды чуть не уморившая нас всех угарным газом. Дрова эти мы с братом Алёшкой и сестрицей
            Маринкой таскали от сарая из поленницы, которая постоянно пополнялась нашими общими усилиями.
 
                А между домом и сараями располагались так называемые огороды, где для каждой семьи было выделено
            несколько грядок.

                Ах, какие отменные огурцы и помидоры вырастали у нас в теплице! Сочная редиска выскакивала
            из грядки, а  лук-порей тянулся к солнцу наперегонки с подсолнухами. Но самой большой отцовской
            гордостью была морковка-скороспелка. Не знаю уж почему, но в отличие от тощих морковных хвостиков,
            произраставших на соседских грядках, на нашей вырастали морковищи толщиной в кулак.

            Отец снисходительно поглядывал на соседей и не без удовольствия делился с ними премудростями
            огородного дела.

                У него вообще-то всё хорошо получалось - и директорствовать в техникуме, и командовать троицей
            детей-погодков, и огородничать, и собирать грибы-ягоды, и делать всякие заготовки на зиму.

                Словом, отец был настоящим мужчиной - хозяином и главой семьи. Тогда для меня это было нормой,
            а диктаторский стиль правления не вызывал ещё протеста, поскольку не осознавался таковым.

                На втором этаже нашего дома проживала семья с тремя детьми, где самым младшим был болезненный
            мальчишка Вовка, вечно сопливый и слезливый. Так вот именно этого Вовку и вознамерилась я осчастливить,
            торжественно поднимаясь на второй этаж, неся перед собой, как олимпийский огонь, чудесную –
            радостно оранжевую, толстенькую морковку, уже предвкушая всеобщий восторг и удивление, а возможно
            и восхищение моей неслыханной щедростью…

                Навстречу мне по лестнице спускалась Вовкина мама и, не ощутив всей торжественности момента,
            сладенько засюсюкала: «Ой, какая холосенькая молковоська, вот бы такую молковоську насему
            Вовоське…»

                … Замолк торжественный марш … Олимпийский огонь погас …

                Ещё чувствуя всей спиной недоумевающий взгляд Вовкиной мамы, я медленно тащилась по ступенькам вниз,
            волоча за собой ненужную мне морковку.
 
                Конечно же, тогда я в силу своего пятилетнего жизненного опыта не могла ни понять, ни объяснить
            себе самой - что же произошло, и  почему мир стал вдруг скучным и неинтересным…

                Вероятно, эта неразрешённость и недоумение какое-то время ещё тревожили мою юную душу, но потом
            всё как-то само собой растворилось и забылось, оставив в памяти лишь зарубочку, которая
            резонирует до сих пор.

                PS.

                Когда я с невольным трепетом прочитала всё это своей современной и высокоумной дочери Арине,
            она, снисходительно хмыкнув, изрекла: « Ну и чё непонятного? Кайф обломали!»


                Март 2007