Его родители, гуляя по лесопарку, вышли на берег Киш-озера... Обыкновенный вечер. И не сказать - что семидесятые годы прошлого, ужас какой, века... Просто лето, безветренно, запах погреба от илистого дна... На другом берегу - тоже сосны. Их словно вырезали из картона и наклеили, а на самом деле - они скрывают бумажный комбинат, недавно возведенный, и кладбище, где еще полно свободных мест...
Подходя к озеру, родители миновали "чертово" колесо, скрытое деревьями. Лишь две-три пустые кабинки сонно передвигались пО небу... Цокают каблуки, скрипят новые отцовские "лодочки". Дальше - подъем... Вершину миниатюрной горы дополняет памятная стела... Внизу, на переправе, погибли люди, спасая город, в котором достаточно, для гармонии, нормальных мужиков и приятных женщин... Город, который слегка похож на заграницу...
- Да, были люди... А благодаря этим, - отец махнул рукой в сторону зоопарка, не имея в виду его обитателей, - немец до Москвы дошел... - Да, - переживая о своем, соглашается мама. - Ладно, - подводит черту глава семейства...
Пересекли пляжную полосу, взошли на мостки. Место парковки водных ракет и речных трамвайчиков... Отец закурил, между "дымками" оставляя пенки плевков на озерной глади... - Что ты - как верблюд? - возмущается мама... - Я не верблюд, морковка ты, морковка... И кстати, рассказывал я тебе - как дед мой с бабкой в Ригу собирались? - Нет, - выдавливает мама... Скажи она "да", правду, и все одно он не остановится... И, балдея от собственного голоса, продолжит... - Бабка не хотела никуда от страха. - "Мы же языка не знаем. Как мы там будем, без языка?" А дед ей убежденно - "Ты, Федосья, не бойся. Чего там знать? Букву "сы" под конец вставляй - и не тушуйся. Лопата - лопатус, вилы - вилус..." Когда уже здесь, перед самой войной, обжились... Дед смеялся - "Если кто - пол-банки выставит, я его мигом латвийскому выучу. Лес - межа, шахна - пежа... Делов то"...
Отец разглядел выведенные раздолбайским ножичком царапины по верху перил - "Русским - Ригу! Гансам - фигу!" Машинально пошел стирать рукавом подзаборную, в смысле содержания, надпись - безуспешно... Раздавил "бычОк" на слове "фигу" и бросил уклейкам. - Да, правильно дед любил повторять - "Среди любой нации есть люди и ****и"... - И нелюди, - поправила мама. - Знаешь, морковка... Давай , если пацан получится - Модрисом его назовем... Богатого хозяина-латыша, с хутора, так звали... Он и помог на первых порах деду... Чужая сторона - не река с молоком-киселями...
Имя нашлось, произнесено. Модрис так Модрис. Начало залажено. Где начало - там и печаль... Третий человек на пристани - одетая в серые цвета старуха. Спиной к родителям, в дальнем правом углу... Непонятно кому - машет слезным платочком... Падающему медленно солнцу - разве что... Наверняка - обитательница "Твайки", неуловимо желтого дома на одноименной улице...
Из своего обжитого далЕка - Модрис уверен, что старуха, с "Твайки", чирканула таки психическим взглядом по месту его тогдашнего обитания, животу мамы... Он уже там успел приготовиться, потерянно ожидая команды - На выход!
Интересная семья жила с ним по соседству... В класс третий он тогда ежедневно хаживал, исключая воскресенья... Интересная семья... Двери на одну летничную клетку... Три божьих одуванчика... Как и подобает одуванчикам, похожие друг на друга... Если бы не разведсеть из дотошных жильцов, то членов цветочной семьи, древних - что твой раскопанный папирус, принимали бы за сестер... Нет, пронюхали. Оказывается, дочка, мама и бабуля...
Разузнав, стали прикидывать - в каком возрасте, интересно, бабушка разродилась мамой... А та, в свою очередь, дочуркой... Бабушке - скромненько так за стольник... Дочурке - явно за семьдесят... В пятнадцать лет примерно! В советское время! Мать-малолетка - без вопросов - приравнивается к проститутке...
За легкими и удобными продуктами, творожОк, молочко, к молочку - хлЕбца, размочил - и готово, отылалась самая молодая, дочурка... И в жилконтору - оплатить коммунальные услуги... Она! И в лес - за десертом-земляникой... Снова - она! Два остальных одуванчика показывалось исключительно на капитанском мостике балкона... Видимо, свою дочку-внучку они так шпыняли не столько из-за ее молодости, сколько из-за точки, что она поставила... Осталась бездетной девой, не запустила в мир голого - как поросенок - космонавта, мальчика или девочку... До всего дознается жилищная разведка...
Отсидевший по нескольку раз, каждый раз по дурости-малолетству, жилец из "двадцать второй", как встретит ее, так давай наглеть - Мать, а, мать, поделись солутаном... Разнюхал, что у нее астма. Значит, и ценное сырье, из которого "винт" делается, у нее есть, пара баночек точно... А та защищается от наездов, прикидывается и лопочет только - Кас тас ир? Кас тас ир?
На робких ходулях словарного минимума - безопасней покупать творожОк в магазине... Безъязыкую оккупантку могут и обвесить... Или вот так - перед вечным, бывших, к сожалению, нет, з/к - играть в непонимающую... С Модрисом она заговорила на родном...
Между вторым и третьим этажОм - остановилась... Долго не могла отдышаться... А когда отпустило - в который раз подумала, что старость не радость... Мозги как выбило... Куда шла? Домой - в квартириру? Из дома - на улицу? Когда, вот, мусор выносишь, то просто... По одному весу ведра - ясно, куда идти... А сейчас и не знаешь - была в магазине, не была... Пустая сетка в руках ничего не говорит. В магазинах часто не слава богу... Не-завоз, переучет, очередь - с концом на другой улице другого района... Вот стекло на окне обыкновенное, а выглядит - как "морозко". Стащила варежку, коснулась щеки. Намного холоднее, чем пальцы... Припомнилась сразу толпа, голоса, мужские и женские, в основном - женские... - Бабушка, ты без очереди проходи... - Бабушка я тебе! Не намного и старше то ее. Все стоят, - подумала... Так и есть - была в магазине... Очередь длиннющая... Надо домой идти... Но кто-то поднимается. Легко и спешно. Лучше обождать, пока объвится. Мало ли кто? Спиной к неизвестности оборачиваться - дура что-ли... Показался... - Здравствуйте, бабушка! - Здравствуй! Здравствуй!.. Как же его? Модрис кажется... Шутники-родители по местному нарекли... А все равно, лет через двадцать, паспорт гражданина не получит... Предки у него в Латвию то после сорокого приехали... Так что выдадут ему паспорт не-гражданина, чужака... - Со школы, сыночка? - Ага... Вежливый мальчик. - Обожди, сыночка, сказать хочу... И чтоб не убежал - концом слепой трости надавила носок его ботинка. - Восемь годков тебе, да? Восемь годков... Они мигом в восемь десятков обратятся... Вспомнишь бабушку... Сегодня - малый, завтра - старый...
Модрис испугался, что касание палки не простое, а колдовское... Черт его знает, заснешь вечером, молодой и здоровый... А на утро - бац... Старый и больной... И на лице - возраст... Восемь десятков зашифровано... "Глыбокие" морщины и дряблая кожа - такой вот шифр...
Неохота служить материалом для фильма-сказки "В поисках потерянного времени-2"... Прибежав домой, бросился драить ботинки - сильнее, чем палубу в день рождения капитана... И один, и другой ботинок... И тронутый палкой, и не тронутый... Для верности...
Если повезет и подойдет предсказанный срок, надо же - дотянул, то и случится дивное чудо... Достаточно прожить, только и всего, до пенсии, подойти к зеркалу, спокойно усмехнуться седому и поношенному отражению... Вспомнить старуху и прикосновение палки... Задрать вверх голову и, глядя в потолок, тихо, все равно не услышит, сказать - С очередным ровесничком тебя, бабушка!
На фото - "Чужой", Чел без гражданства, на фоне Киш-озера...