"...Собирай по листику, по зёрнышку всё,
чего касалось Пламя Истины.
Проверяя, изучай, сохраняй святыни,
учи этому других.
Но когда поверят они тебе,
готовы будут пойти за тобой,
предай святыни огню,
ибо они - камень на ногах Идущего.
И проклянут тебя братья твои
за святотатство твое,
и побьют тебя камнями ученики твои
за кощунство великое.
Но тем, кто через святыни эти
видел однажды Свет Истины,
память об этом вИдении
не даст зарасти мхом и паутиной.
И поднимутся они,
и пойдут сами искать Истину.
А ты, проклятый ими,
свободный от всех оков,
станешь незримо впереди их,
и поведёшь стадо своё
к новым пастбищам..."
Это был не голос свыше, не циркуляр из Небесной канцелярии и не моя фантазия. Это был сценарий спектакля, с которым и для участия в котором я пришёл в этот мир, а возможно даже участвовал в его разработке.
Я пронёс его через всю жизнь, и со временем он всё яснее и отчётливее прорисовывался в моём сознании, словно изображение на проявляющейся фотографии.
И вот, перед последним актом грандиозного представления, я сверяю свою жизнь со сценарием.
С самого начала я знал, чем всё закончится, но ступивший на Путь Служения идёт по нему до конца...
Какая разница, гвозди в ладони, костёр под ноги, или камень в висок? Главное, чтобы последний жест, последняя фраза Распятого заставили окружающих Его задуматься и поднять глаза к Небу...
С небольшого возвышения на плоской крыше башни я с грустью смотрю на обступившую меня восторженную паству: они не знают, что это была моя последняя проповедь...
Хотя, какая там проповедь! Со временем нескладные, но горячие, идущие от сердца мои беседы с ними превратились в обыденный ритуал, и то, что раньше воспринималось ими как завораживающие дух откровения, стало приятным подтверждением правильности Пути.
Умом они еще помнили о Цели, к которой ведёт Путь, но Сердца их, ослеплённые святынями, приняли за Цель сам Путь. И Идущий превратился в топчущегося...
-...Но, братья мои, не забывайте, что святыни лишь отражают Свет Истины, а ведь Она не только Свет, и уж тем более не отражение! - взываю я к ним, хотя и знаю, что эта попытка разбудить их Сердца обречена на неудачу.
- Да, да, мы знаем! - я чувствую, как ликующие голоса, сияющие взгляды обволакивают меня, пеленают невидимыми путами, превращают в позолоченного кумира-идола, в очередную святыню... - Покажи, яви нам блеск Истины, укрепи нас в вере и веди к Истине. Мы преодолеем все трудности и тяготы на пути к Ней, только пусть это будет завтра, а сегодня нам нужно принести к Алтарю ещё одну святыню, свет которой мы видели в предыдущем поиске...
Увы, они меня не слышат... Усмехнувшись, я наугад беру из одной из трёх куч, лежащих перед Алтарём, священную реликвию, и, подняв её над головой, медленно проворачиваю, одновременно объясняя Идею, которую Она в себе несёт. Лица моих слушателей добреют, светлеют, но меня это не удивляет - Истина, даже многократно отражённая, есть Свет. Но Свет - не Истина...
Бережно положив святыню на место, я с благоговением смотрю на белое Пламя Истины, пылающее над Алтарем. Мои ученики видят пока только его составляющие - синий, красный и зелёный лепестки Огня, и лишь умозрительно представляют, как они сливаются в ослепительно белое, Единое Пламя Истины.
Лепестки Воли, Любви, Мудрости, но из них Любовь - главная. Без любого из них нет Пламени, нет Жизни, но любовь всегда в центре...
Холодные, сильные пальцы Знания безжалостно стискивают моё Сердце - я знаю, что искатели, мои единоверцы, вернутся с пустыми руками, и вернутся они на руины. Стряхнув с ресниц слезинку, я поворачиваюсь к ним, и, улыбнувшись, благословляю их на поиск.
Оставшись один, я достаю из ниши в стене давно уже приготовленные сумки - три огромных баула, и складываю в них святыни, каждую кучу в отдельную сумку.
Когда-то каждая святыня лежала лишь на своём, ей лишь одной предназначенном месте, словно бриллиант в оправе, а когда их стало слишком много, их стали просто класть друг на друга, хотя и с прежним почтением и осторожностью. Но блеск кучи бриллиантов порождает лишь алчность...
Убедившись, что собрано всё, я беру две сумки и несу их к южному парапету башни. Сумки лёгкие, одна почти невесомая, и поэтому я не боюсь, что с ними что-то случится, когда они упадут с башни, но вот третья...
Подпрыгивая как мячики, сумки скатываются по склону от башни к огромному жертвенному камню, одна ударившись о него, подпрыгивает и останавливается почти в его центре.
"Удачно, хороший знак!" - мелькает глупая мысль, и, фыркнув на неё, я иду за третьей сумкой. Да, эта неподъёмная, с ней такой номер не пройдёт, придётся спускаться по лестнице. Тяжело, неудобно, но лишь бы ручки выдержали…
Одолев пару лестничных пролётов, я вытираю со лба пот и смотрю вниз: ещё четыре пролёта. Долго, могу не успеть...
Рискуя свалиться, опускаю руку ниже лестничной площадки, и, немного раскачав сумку, отпускаю ручки с таким расчётом, чтобы она упала на среднюю площадку, к стенке.
Страшный грохот, скрежет, и сквозь облако пыли я вижу, как нижние пролёты, сметённые оборвавшейся площадкой, сложились, как ножки огромного циркуля, а из лопнувшей сумки серебряными и золотыми рыбками скользнули культовые предметы, взмахнули прямоугольными крыльями-страницами альбомы, книги, рукописи...
По спине пробежал холодок, противно засосало под ложечкой - увы, такой маловероятный вариант я не просчитывал. Вот так сэкономил время!
Спустившись к последней ступеньке, я смотрю вниз и вздыхаю: высоковато, да ещё к тому же внизу громоздятся обломки площадки. Но делать нечего, надо прыгать - в любой момент может вернуться группа, ушедшая в Поиск ещё позавчера.
Недолгие секунды невесомости, удар, хруст, страшная боль пронизывает всё тело, и сознание меркнет в кромешной тьме...
Очнувшись, я вытаскиваю сломанную ногу из щели в площадке, осторожно укладываю рядом с другой.
Открытый перелом левой голени, вывих правого коленного сустава. Не слабо, однако!
Словно свет в комнате, выключаю боль в ногах, и, сбросив с себя длинную голубую тогу, ползу к сумке. Я мог бы, конечно, исцелить себя, Пламя Истины способно и не на такие чудеса, но сейчас для этого нет времени, да и энергия Пламени нужна совсем для другого. И так всегда: сапожник зачастую бывает без сапог!
Сколько раз я оставался голодным, накормив манной Небесного Пламени сотни людей, а воскрешая умерших и исцеляя больных, оставался со своей головной болью или с температурой, потому что не было сил или времени заниматься собой. Истинно сказанное: "Спасающий других, себя спасти не может!"
А вот и сумка, но сейчас её, даже наполовину опустевшую, я не могу сдвинуть с места. Отсыпав часть груза, волоку сумку к жертвенному камню, и вытолкнув её на середину, вытряхиваю из других святыни в одну кучу. То, что раньше было грехом, теперь не имело значения - святыни возвращались к своему Истоку, к Единому...
Не помню, сколько раз я возвращался к обрушившейся лестнице с пустыми сумками, как долго собирал святыни и их обрывки, осколки, но я успел. Стерев до костей локти и колени, я, простой смертный, сделал то, что смертному было не под силу. Меня питало, давало силы Пламя Истины, горевшее на Алтаре моего Сердца.
Лепесток Огня Воли, уплотняясь, превращался в Энергию, потом в Силу, лепесток Мудрости - в Знание, в Информацию, и только лепесток Любви оставался Любовью на всех уровнях, ибо она - фундамент Мироздания...
Любовь к Истине, к Её живым отражениям, сбившимся с Пути и блуждающим сейчас в темноте, помогла мне совершить невозможное. Плача, я ползал по камню вокруг кучи, подталкивая святыни к центру, когда услышал шум, крики, топот. Сев на край жертвенника, я прикрыл глаза: "ПОРА!"
Заискрилась, зазвенела серебряным звоном ключевая мыслеформа, и я почувствовал, как размываются, тают границы, барьеры между мирами-уровнями.
Множество жизней я прожил, чтобы научиться удерживать сознание в плотном, физическом мире в момент единения с Истиной, и вот пришло время это умение применить на все сто процентов.
У Истины множество имён, но сейчас из множества я выбираю одно: "Отец". Мне не нужно просить Его о помощи, потому что сейчас Я и Отец - одно. Сейчас Я Есмь Истина...
Открыв глаза, Я смотрю на Своих учеников: недоумённые лица, испуганные взгляды, гул возбуждённых голосов. Увы, во все времена у толпы был один лозунг: "Хлеба и зрелищ!"
Ну что-ж, дети Мои, сейчас вы вкусите Хлеба Вечной Жизни и увидите Зрелище, смысл которого будете постигать веками, потому что и Хлеб, и Зрелище - Я ЕСМЬ!
- Стойте! - Я властно поднимаю окровавленную руку, и толпа испуганно пятится. Мысленно я провожу черту вокруг жертвенника и устанавливаю барьеры безопасности - люди не должны пострадать, ведь их роль в этом спектакле - быть свидетелем, передавать увиденное другим. А зрелище должно быть эффектным...
Повернувшись к святыням, Я проецирую на них Пламя Истины, и оно с жадностью начинает пожирать то, что само же и создало - сейчас Я выделил лишь один аспект Пламени: разрушение.
Через несколько минут это качество ворвётся в физический мир в виде жаркого огня, и тогда его увидят все. Пока что это вижу лишь Я, да несколько Моих лучших учеников, в ужасе закрывших лица руками, видя, как от святынь остаются лишь их материальные скорлупки. Я поднимаю одну из скорлупок - Библию, и бережно кладу её на свою тогу, в центр бушующего Пламени, рядом с рукописью "Евангелие для Геннадия", скорлупкой моего учения.
Сердце дрогнуло и застонало, и опять я почувствовал на нём сильные и холодные пальцы Знания, но гораздо боле сильные, хотя и мягкие пальцы Мудрости разжали их и отогрели Сердце: "Так надо..."
В памяти мелькнули строчки из моего стихотворения:
"...В огне лишь только тленное горит,
а вечное в нём силу набирает..."
Ну, вот и всё. Впрочем, ещё нет - Я переношу Пламя Истины на себя и зябко ёжусь в белом бушующем смерче, каждой клеточкой впитывая его энергии. Повернувшись к ученикам, я поднимаю руки, и гомон стихает.
- Сейчас состоится Великое Жертвоприношение. Истина требует Жертвы Всесожжения.
Кто-то ахнул, и, прорвавшись через барьер страха, с поднятыми кулаками бросился к жертвеннику, но тут же увяз, потерял сознание в энергетическом барьере.
Сполохом белого Пламени Я отшвырнул его в толпу, за пределы опасного круга, и засмеялся:
- Что, жалко с погремушками расставаться? Пришла пора, друзья мои, менять свои ползунки на более взрослое одеяние!
За спиной жарко полыхнуло, с треском и гудением взвилось к небу обычное пламя, в толпе заголосили, запричитали, посыпались проклятия.
Грустно улыбаясь, Я смотрю на Детей Своих, и слёзы текут по моим щекам. Почувствуй, Господи, вкус слёз моих, познай боль израненного моего тела, плоти Твоей, ощути невыносимый жар физического огня...
Я чувствую, как огромным волдырём вздувается кожа на спине, но не отключаю боль от ожога, потому что это тоже одна из граней Бытия, и сейчас я могу через свое сознание донести её до Создателя.
Прими, Господи, этот мой ничтожный, но, я знаю, бесценный для Тебя дар...
Всхлипнув, я осторожно поднимаю и укладываю на горячий жертвенник свои распухшие, почерневшие, окровавленные ноги.
От страшного жара плавятся золотые, серебряные, железные предметы, пузырится камень в центре. С резким гулким щелчком камень, не выдержав перепада температур, раскалывается на несколько кусков.
Да, это было последнее жертвоприношение. Через несколько минут тело их Пророка и Пастыря, мое тело, вспыхнет бенгальской свечой, и в этой вспышке исчезнет даже пепел, прах святынь - это будет последним, запоминающимся актом мистерии.
Я с грустью смотрю сквозь яростно бушующее белое Пламя на Своё Стадо. Потрясённые, заплаканные лица, горящие ненавистью глаза.
У многих в руках камни.
"...Кто без греха, первым брось камень..."
Они безгрешны. Я сам учил их этому. Но им трудно, очень трудно предать огню последнюю святыню.
Криво усмехнувшись, я отворачиваюсь от них и плюю в догорающий костер.
Я почувствовал, как в гробовом молчании взметнулись вверх сотни рук.
В каждой руке был камень...
Простите Меня, дети Мои, но так надо.
Я иду к Тебе, Исток, Истина, Свет Мой насущный...