В степь

Елизавета Киризий
- Аглая Леопольдовна, добрый день! Вы простите великодушно, что я без упреждения. Мимо проходил, дай, думаю, навещу Аглаю Леопольдовну. С осени, почитай, не имел счастья видеть.
- Парфён Иваныч, проходите без всякого стесненья! Я как раз чай собиралась пить. Присоединитесь?
- С превеликим удовольствием. Я точно не помешал?
- Точнее некуда, и думать о том забудьте. Присаживайтесь, угощайтесь, чем богаты.
- Благодарю. Вот что спросить у вас хотел.. Да, кстати, выглядите вы замечательно. Преотменнейше. Шарман!
- Ах, ну что вы, право…
- Высший сорт! И капор этот вам к лицу. Или капот? Всё время путаю эти названья..
- А я в ателье у модистки всё думала, не бледноват ли капор?
- Нет-нет, в самый раз! Оттеняет благородную белизну чела и прочих...ээ..доступных взору органов. И кружева на вас такие интересные..
- Из Голландии.
- Оно и видно!
- Что вы спросить-то хотели?
- А! Да. Хотел. Вы скажите, давно были у Бориса Алексеича?
- У Бориса Алексеича?
- У него. С осени с ним не говаривал,а ведь собеседник преинтереснейший... Как захворал я с ноября, так всё дома и сидел сиднем, хозяйством занимался. Вы же знаете, какое это занятие муторное, непростое: там подпиши, там сочти, там отыми, там прикрикни, а иногда и вовсе приходится…
-    Ох знаю, батюшка, знаю. Приходится и вовсе, и всяко.
- Вот то-то и оно. Хотя вам, как созданию весьма тонкой душевной организации и физической хрупкости, не пристало заниматься подобной суетой. Но обстоятельства…
- Да, обстоятельства сильнее нас. Что поделать, на всё воля божья. Берите баранки, они свежие. Не стесняйтесь.
- Я беру, спасибо. Так как же Борис Алексеич?
- О, Борис Алексеич.. Никто его не видел, с осени-то.
- Что такое?
- Дело мутное, тайное. Слухи, толки..
- Ну-ну?
- Я наверное ничего сказать вам не могу, не осведомлена в полной мере. Вот Варвара Андревна могла бы, она всё про всех…
- Ну раз уж я к вам зашёл, а не к Варваре Андревне, так расскажите, что знаете, душенька! Мочи нет, умираю от любопытства. Уж как люблю всякие тайны и слухи. А болел, так и не было возможности приобщиться к культурной жизни общества.
- Ладно. Только если что, я вам - ничего!
- Ни-ни. Нем как могила.
- Про Бориса Алексеича говорят, что он в конец сбрендил со своими учёными мыслями и философскими трактатами, начитался книг бусурманских, обрил голову, будто татарин какой – и в первый день зимы ушёл в степь!
- Эээ… Куда?
- В СТЕПЬ!
- Прошу прощения, но боюсь, не совсем вас по..
- Ну чего понимать-то: оставил жену с дитём, из дому ушёл, сам в степи теперь.
- Хмм… Однако же. И где она находится?
- Вы хотите, чтобы я вам адрес степи назвала?
- Да.
- Этого никто не знает. Некоторые полагают, что где-то в Бессарабии. А другие мыслят -  на Дону.
- Но откуда же стало известно об его помыслах?
- А он записку жене оставил. Видимо, не совсем совесть прогнила.
- И что в той записке?
- Парфен Иваныч, я лично её в глаза не видела..
- Понимаю..
- Но..
- Да?
- Софья Никитична по секрету сказала Наталье Александровне, а та третьего дня передала мне на обеде у Батищевых, что в записке было сказано: «Ушёл в степь. К ужину не ждите.»
- Вот так вот, значит. Кратко.
- По-мужски.
- Нуу…
- Да вы варенье вишневое берите-берите к чаю. Вкусное?
- Спасибо. Очень.