Страшно хотелось курить.
Вообще Алиса почти не курит. Так, одну-две сигареты в неделю, или даже в десять дней в компании подружек и то под настроение.
Сегодня компании не было, но настроение как раз было. А курева, как назло не оказалось. Ни в сумочке, ни в какой-либо другой случайной заначке. После того, как Костя, напуганный микроинфарктом, два года назад резко бросил курить, сигареты в доме не водились.
Иногда Алиса прятала парочку сигарет на всякий, подобный сегодняшнему непредвиденный случай среди рояльных клавиш. Это в новой двухэтажной Алисиной квартире старинный беккеровский рояль служил прекрасным украшением гостиной, а раньше, в родительском доме он занимал большую часть двадцатиметровой комнаты. Но никто и помыслить не смел избавиться от этого полутораметрового монстра, являвшегося главной реликвией семьи Берсеньевых-Николадзе-Сташевских-Молоховых.
Его привезла в Тифлис Анечка Берсеньева, которой в Петрограде прочили славу великой пианистки, но она влюбилась в бравого поручика Порфирия Николадзе, махнула на столичную жизнь, карьеру, родителей и поехала с любимым мужем в далекую Тифлисскую губернию. Следом прибыл рояль. В его черной полированной поверхности весело отражались свечи гостиной, когда в ней располагалось шумное молодое общество, собиравшееся в доме Николадзе. Анечка никогда не отказывалась на просьбу что-нибудь сыграть. Ее пальцы легко порхали по клавишам из слоновой кости, извлекая из них божественные звуки. Любимый Моцарт сменялся не менее любимым Чайковским, за ними следовали современники – Рахманинов и Скрябин. Все оборвала начавшаяся война и последовавшая за ней революция. От былой жизни у Анечки остались только маленькая Ниночка Николадзе, Алисина бабушка, да рояль, на котором Анечка, к тому времени Анна Леонидовна обучала маленьких тбилисских девочек музыке, зарабатывая этим себе и дочери на жизни. Любимый Порфирий умер от ран на руках Анечки, прося у нее прощения за то, что оставляет ее одну с дочерью в этом неспокойном мире. От мужа осталась только фотография, запечатлевшая их вместе – она в светлом платье сидела на краешке стула, правой рукой, затянутой в белую лайковую перчатку, касаясь вытянутой руки жениха, облаченного в темную черкеску. Неизвестный фотограф смог передать и нежную задумчивость Анечки, и горящий влюбленный взгляд Порфирия. От фотографии так и веяло молодостью и счастьем.
Еще сохранилась именная сабля, подаренная капитану Николадзе за проявленную в боях храбрость. Вот и все, что дожило до сегодняшних дней у Алисы от прабабушки Ани. Все остальное было обменено и продано в тяжелые годы или конфисковано новой властью. Даже дом бы отобран. Оставлены две небольшие комнатки на втором этаже. Эти комнаты служили Анне Леонидовне Берсеньевой-Николадзе и ее дочери Ниночке спальней, столовой, кухней, здесь же они мылись по очереди в тазике, здесь принимали гостей и учеников. Сюда Ниночка привела суженого – Адама Сташевского, а затем и ее дочь Магда своего жениха, Лодю Молохова. Здесь же родилась Алиса. Сколько же поколений прожило в этом доме. Выходит, уже четыре, а если принять в счет Алисиного сына, то Кирюша будет уже пятым поколением.
Алиса выскочила в магазин за сигаретами, а заодно взяла выгуляться Ваську.
Васька, а по паспорту, Васко фон Лихтенберг да Барбоза, трехлеток доберман-пинчер, подаренный Алисе одноклассником Сашкой Галустяном.
- Слушай, Алиска, мне этот зверь достался в подарок. Я написал несколько статей про его хозяина, а тот в благодарность презентовал мне его. Ты не гляди, что он такой маленький и хилый, у него в роду одни только чемпионы Европы и мира. Ты его подкорми, и он тоже будет в порядке.
- А ты сам почему не хочешь щенка, если он такой знаменитый? – удивилась Алиса.
- Да где мне! Я же все время в разъездах, а мои мама и бабушка и слышать не хотят о собаке. А потом, когда я его брал, я сразу вспомнил твоего папу, как он нам про своего Лорда рассказывал. Будет Лорд-два, правда, у него в родословной другое имя записано. Ну, ты сама решишь. И потом, ты знаешь, как обращаться с собаками.
Лорд был легендарной собакой. Все в его жизни было необычно. Его приобрели вскладчину три друга, три Владимира – Вальдемар Карпович, Ладо Гуриелашвили и Лодик Молохов. Рос он и воспитывался у всех троих по-очереди – то у Ладо в сарае, то у Карповичей на балконе, а то у Лодика во дворе. К тому времени, когда Лодик женился на Магде и появился в ее доме, Карповичи переехали жить в Израиль, а Ладо после окончания училища получил распределение на Дальний Восток. Так что Лорд, если не считать маленького чемоданчика с книгами, был единственным приданым молодожена.
Лорд считал себя абсолютно независимым. Он признавал только Лодика, отдавая ему по праву место старшего в стае. Магде он позволял себя любить, допускал ее право на место рядом с главарем стаи, но никакого сюсюканья или панибратства с ее стороны не позволял и держал от себя на расстоянии. А вот с Ниной Порфирьевной у него с самого начала установились отношения взаимной вежливости, вроде "ты меня не трогаешь, и я тебя уважаю". Она не покушалась на его свободу, а собака соблюдала правила, установленные женщиной – не спал на диване, никогда не заходил мокрым в комнаты и позволял себя мыть, когда она считала, что он грязный.
Лорд стал грозой кошек Верийского района. Он их не душил, а только гонял, полагая, что на подконтрольной ему территории их не должно быть. Нина Порфирьевна, увидев, как он выгнал дворовую кошку, как человеку сделала ему выговор:
- У каждого есть свои обязанности. Вот вы, Милорд, - так она звала собаку с первого дня, - прогнали Пушинку, а ведь она ловила мышей в нашем доме и гоняла крыс. Кто будет теперь этим заниматься? Мне стыдно за ваше поведение, Милорд.
Он слушал ее, опустив голову, как провинившийся школяр.
Каково же было удивление Нины Порфирьевны, когда спустя несколько дней утром Лорд встретил ее на балконе у двери, а перед ним лежала задушенная крыса. Она подумала, что это случайно. Однако с тех пор пес стал регулярно приносить трофеи, так что к славе гонителя кошек прибавился титул Крысолова. Это было столь необычно, потому что собаки не ловят крыс, тем более доберман-пинчеры, к коим относился Лорд.
После этого случая между Лордом и Ниной Порфирьевной установилось подобие дружбы. Доберман провожал пожилую женщину, когда она ходила в церковь Иоанна Богослова, всегда встречал ее после службы и также спокойно сопровождал домой. Все остальное время он носился по Верийскому району, патронируя близлежащие дома. Однако, к моменту возвращения Лодика всегда поджидал того у подъезда.
Родители доверяли Лорду своих детей, которые с ним дружили. Соседи никогда не устраивали в его присутствии своих разборок, так как доберман не терпел повышенного тона. Воры обходили их квартал стороной.
Больше всего на свете пес любил мороженое, заслышав голос разносчика, первый оказывался у лотка и, получив вожделенный вафельный стаканчик или эскимо на палочке, гордо удалялся, чтобы в спокойной обстановке насладиться лакомством, а Лодик при встрече оптом расплачивался за своего любимца.
Случались с ним и курьезы. Однажды таксист высадил соседа Молоховых. Очистив багажник машины после рассыпавшегося винограда, он отъехал и только тогда обнаружил, что на заднем сиденье расположился огромный (у страха глаза велики) страшный пес и спокойно вылизывает находящиеся между задних лап органы. Полчаса возил перепуганных таксист Лорда по всему городу, завез даже в таксопарк, где ему посоветовали отвезти собаку на место, где она оказалась в машине. Бедолага так и поступил. Лорд медленно, с достоинством покинул такси и гордо поднялся к себе на второй этаж.
После рождения Алисы он почти все время проводил возле ее кроватки. Он охранял коляску малышки, когда ее оставляли дышать воздухом на балконе, поднимал выпавшие игрушки, с ним она сделала свои первые шаги, держась за обрубок его хвоста, ему она лепетала свои первые "на-на-на" или "да-да-да".
Даже свою короткую собачью жизнь закончил Лорд необычно. Он не просто умер, а погиб, спасая хозяев. Лодик с маленькой Алисой вышел из дома погулять. Он уже собирался вступить на тротуар, как сзади в каком-то невероятном прыжке вперед выскочил Лорд и был сбит вылетевшей из-за угла машиной. Пес умер на месте. Никаких видимых ран или переломов не было, но его храброе сердце остановилось. Шофер удрученно разводил руками – не справился с поворотом. Лодик стоял бледный, еще не вполне осознав, что остался жив, благодаря любимой собаке.
Хоронили Лорда ночью. Процессия из трех машин, ровно столько помещалось в их маленьком дворике, свезли его в Кировский парк и похоронили на пригорке возле лестницы, которая вела на набережную. Мимо этого места Нина Порфирьевна каждый день ходила в церковь.
Вот об этом легендарном Лорде напомнил Алисе одноклассник. Собаки у Алисы были всегда, но она предпочитала из-за малой площади квартиры представителей небольших пород. У нее, в то время как раз жила такса Лариса, которая "усыновила" Ваську и воспитала его в строгости и беспрекословном послушании. Через год Васька вырос в такую огромную псину, что его, не смотря на его столь великолепную родословную, сняли с выставки, как переросшего все стандарты. Зато в новой огромной квартире он смотрелся великолепно.
Во время начавшегося в Тбилиси строительного бума Алиса с мужем получили в поднявшейся на месте их дома новостройке две квартиры на первом и втором этаже, которые объединили в одну, имеющую два входа на каждом этаже, и еще один через гараж, находившийся под квартирой и выходивший на боковую улочку.
Как раз через гараж и вышла Алиса с Васькой, захлопнув за собой дверь. Вернувшись через полчаса, она тщетно пыталась повернуть ключ в замке. Ничего не понимая, женщина нажала на ручку, дверь спокойно открылась. Оказывается, она была просто прикрыта. Алиса медленно вошла в дом, Васька прошмыгнул за ней следом и быстро по лестницу поднялся наверх. Женщина же осталась в гараже, прокручивая в голове ситуацию. Она хорошо помнила, что, выходя, хлопнула дверью, поэтому замок должен был сработать автоматически. Почему же дверь оказалась открытой? И не просто открытой, а аккуратно прикрытой, чтобы снаружи никто ничего не заподозрил. Свои, Костя или Кирюша этого бы не сделали. В семье было заведено, чтобы гаражная дверь была всегда на запоре. Значит, в доме находился кто-то посторонний. Осознав это, Алиса покрылась холодным потом. Перед ее глазами проносились картинки из американских фильмов, когда проникший вор, обнаружив вернувшихся не вовремя хозяев, убивает всех подряд. Она видела, как чужие руки копошатся в ее любимых вещах, как раскидывается ее белье, и ломаются дорогие безделушки. Она представила себя валяющейся на полу с проломленной головой и кровавым месивом вместо лица, нога неестественно подвернута, а одна из парусиновых туфелек, которые были сейчас надеты на ней, отлетела к стене. И вид этой туфельки вконец добил ее. Алису охватил страх. Даже не страх, а ужас. Она и не знала, что так можно бояться. Бежать. Бежать отсюда, пока не произошло то, что она представила в своем сознании. Только тихо, чтобы не спугнуть грабителя или грабителей.
Медленно, на ватных ногах продвигалась она к двери, стараясь не производить шума. Алиса чувствовала, как по спине струится холодный пот, слышала, как в ушах колотится сердце, так громко, что испугалась, что его могут услышать.
Оказавшись на улице, женщина тихо прикрыла за собой дверь и быстро пошла прочь от дома. Она не знала, что делать дальше, куда идти, к кому обращаться, она только хотела очутиться как можно дальше от опасного места.
- Алиса, что случилось? Куда ты спешишь, - остановил ее голос соседки, но та даже не могла говорить.
- Да что с тобой? – удивилась Цисана, жившая на пятом этаже. Они с мужем были уроженцы Кутаиси и в Тбилиси переехали недавно, когда муж ее сестры стал членом парламента.
- Ты знаешь, Цисана, ко мне залезли воры, - наконец-то справилась с дыханием Алиса.
- Как воры? – удивилась соседка. - Да ты что.
- Я вернулась домой, а дверь была открыта.
- Может, ты забыла закрыть, когда уходила, - предположила Цисана.
- Нет-нет, я помню, что я закрыла, - ответила испуганная женщина.
- Надо же что-то делать, задержать грабителей. Ты позвонила в полицию? Куда ты шла? - вопросы сыпались один за другим.
- Я ничего не знаю, я боюсь.
- Ну, хотя бы сообщи Косте, пусть он приедет и сам разбирается, - посоветовала соседка.
- Да, надо что-то делать, но я ничего не соображаю. Ты права, наверное, надо позвонить Косте, - согласилась Алиса.
В эту минуту из подъезда вышла пожилая женщина, державшая в руках две необъятные пластиковые клетчатые сумки, в которых челноки возили свой товар. Женщина спустилась по лестнице и поставила у стены подальше от прохода свою ношу и вернулась в дом. У Алисы в голове что-то щелкнуло.
- Это она!
- Кто она? – удивилась соседка.
- Эта женщина – воровка, - утвердительно произнесла Алиса. – Я ее видела возле моей двери, когда уходила. Это вещи из моего дома. Какая нахалка!
- Да, нет же, - возразила Цисана. - Это – Инга Владимировна. Она у меня убирает раз в неделю. Как раз вчера она у меня работала, я ей кое-что подарила из старых вещей. Она сегодня специально пришла с сумками, чтобы все забрать.
Но Алиса не слышала слова соседки. Она сорвалась с места, коршуном подлетела к сумкам, раскрыла змейку и стала прямо на землю выбрасывать содержимое.
- Алиса, успокойся, - пыталась ее остановить соседка. – Ты ошибаешься. Инга Владимировна очень порядочная женщина. Она много лет проработала учительницей в русской школе, теперь школу закрыли, а пенсия ей еще не положена по возрасту, вот она и подрабатывает, убирая квартиры. Мне ее порекомендовала сестра. Я очень довольна ее работой. Могу и тебе порекомендовать.
Алиса ничего не видела и не слышала. С каким-то остервенением потрошила уже вторую сумку, на дне которой обнаружила дамскую сумочку, в которой признала свою.
- Вот, - торжествующе закричала женщина. – Это моя сумка.
- Нет, это моя старая сумка, я ее вчера отдала Инге Владимировне.
- В это что? Это же мои деньги, - покопавшись, Алиса извлекла из сумочки пачку долларов.
- Да что с тобой. Это же просто бумажки для игры в "Монополию".
- Бумажки? – медленно переспросила Алиса.
Вновь появилась Инга Владимировна, она выбросила в бункер мусор, увидела Алису и подошла к ней.
- Здравствуйте, - поздоровалась бывшая учительница.
- Здравствуйте, - автоматически ответила Алиса.
- А я видела, как вы с собакой выскочили из дома. Вы плохо захлопнули дверь, она снова открылась. Я ее просто прикрыла, чтобы никто не вошел, - она терпеливо, как ученице объясняла Алисе. – Надеюсь, у вас ничего не пропало.
- Ничего не пропало, - как попугай повторила молодая женщина. Ситуация так просто разъяснилась, она увидела себя со стороны и ужаснулась своему поступку.
Тут Инга Владимировна заметила раскиданные вещи. Теперь уже у нее глаза полезли на лоб. Алиса не знала, куда деться от стыда.
- Простите. Я случайно, - только и смогла она выдавить из себя. Из глаз ее брызнули непрошенные слезы. Это была и запоздалая реакция на перенесенный стресс, и стыд за содеянное. Ноги не слушались ее, по стеночки дошла она до ступенек и опустилась на них.
Алиса сидела на лестнице. Сквозь непрекращающиеся литься слезы она видела Ингу Владимировну. Без капли гнева, даже без естественного в данном случае чувства недовольства пожилая женщина устало собирала и складывала в сумки разбросанные вещи.
Алиса не могла понять, как такое могло произойти с ней. Она выросла в доме, двери которого никогда не запирались. Все друзья, знакомые, знакомые знакомых постоянно заглядывали, забегали, заскакивали к ним на огонек. Летом стол выносили на веранду, раздвигали его на все двадцать четыре персоны, и он так и стоял накрытый в ожидании, что кто-то присядет попить чайку или поесть фруктов. А замок на дверях. Он только гордо именовался английским, на самом деле его можно было открыть простой дамской шпилькой. Да и ее не требовалось. Потому что, если родители уходили и запирали двери, то ключ находился тут же на тумбочке под клеенкой, а для непосвященных висела записка с точными координатами. Сколько раз Алиса, возвратившись домой из института, заставала в доме какую-нибудь свою подругу, читавшую конспект или смотревшую телевизор. Сколько раз папа приводил и оставлял ночевать случайный встречных, приехавших в Тбилиси и не нашедших места в гостинице. Она же не боялась никогда. И когда родители переехали в построенную кооперативную квартиру, а они вдвоем с Костей остались здесь. И когда рядом на проспекте Руставели была война, а окна дрожали из-за разрывов снарядов. И когда на улицах Тбилиси стало по ночам опасно ходить, и появились слухи об ограблениях. И когда приходилось сидеть одной с маленьким Кирюшей в темноте и холоде возле едва мерцавшей и нещадно коптившей керосинки. Что же случилось сегодня? Неужели новая большая квартира, достаток в семье изменили ее мировоззрение. Почему она из-за страха потерять какие-то ценности смогла оскорбить человека. Нет ей прощения! Но почему? Или это заполонившие в последнее время экраны телевизоров фильмы с культивируемым насилием, "стрелялки-давилки", как любил их называть Костя, медленно, с каждым днем воздействуя на ее подсознание, сделали из нее истеричку, которая при малейшей опасности поддалась животному страху. Разве этому учила ее бабушка Нина. Она явственно увидела, как Нина Порфирьевна строго глядит на нее поверх очков и печально говорит: "Мне стыдно за тебя, Алиса."
- Алисочка, ну что же ты так убиваешься, - сказала Цисана, - ничего же не произошло. Никто не взломал твой замок. Все в порядке.
Слседка приняла Алисины слезы, как реакцию на перенесенный стресс, по-своему попыталась успокоить, но, видя тщетность своих попыток, махнула рукой и вернулась домой, произнеся на прощанье:
- Инга Владимировна, я вас жду в понедельник утром. Пожалуйста, приходите пораньше.
После ее ухода Алиса расплакалась еще сильнее. Инга Владимировна, прислонив к стене пакеты, подошла к ней.
- Не плачьте, пожалуйста, - произнесла пожилая женщина.
- Простите меня, - только и смогла сквозь всхлипы произнести Алиса.
- Ничего страшного, с каждым такое может случиться. Ну, показалось что-то, нервы напряжены, вот и сорвались. Чего не бывает в жизни.
Алиса хотела сказать, что ей очень стыдно за свое поведение, что она совсем не взбалмошная девица, которая убивается из-за потери любимой вещицы, что все вещи в мире не стоят человеческого уважения, а она после сегодняшнего случая не сможет себя уважать. Все это она хотела сказать женщине с усталыми и добрыми глазами, которая должна была бы презирать Алису, но которая стояла рядом и утешала. Хотела, но из-за душивших ее слез могла выдавить одно:
- Простите… Простите…