Мальчишки Зеленичной

               

    Прошло уже более полувека, и естественно забыть сверстников, которых видел не каждый год и от случая к случаю. Но затеи, в которых приходилось участвовать, так разительно отличались от всего, что было доступно для городских мальчишек, что их память сохранила даже в оправе эмоциональных тонов. Эта оправа играет гранями,  и по случаю того или иного обращения к воспоминаниям о событиях  тех лет она предстаёт всякий раз иной. Казалось бы какая безделица фасон обуви, ан нет!
Сейчас, например, только с умилением можно вспоминать благодаря рисованным мультфильмам тех лет обувь у больших кукол из папье-маше. Это туфли из материи с жёстким картонным носком обшитым дермантином и фиксирующим их на ноге ремешком, который застёгивали на пуговку. Такие,
 по народному определению --- мальчикОвые ---туфельки во ту пору были и у меня. Они часто и быстро промокали от утренней росы, но зато так же быстро и сохли. В футбол с ними играть было невозможно, но во всех окрестных деревнях не удалось бы найти мяча, и только немногие мальчишки благодаря кинопередвижке вообще видели что это такое. Мои мальчикОвые  туфли имели бесспорное преимущество в том как легко их можно было снять или одеть, ныряя по сто раз надень со двора в избу.
Запомнил же я их, конечно, не без причин.
       Собрались мы однажды с сыном председателя в ночное. Лошадей уже угнали, а он задержался в ожидании пока отец его вернётся после работы домой и передаст ему Рысуху --- молодую кобылицу гнедых мастей. По-прежнему моим конём был Барбазон с его мстительным и лукавым характером.
Проезжая для телег дорога была достаточно широка, чтобы мы, болтая, ехали на своих лошадях бок о бок. Ни то тряска, а скорее --- случайное касание оказалось повинно в том, что туфель соскочил вдруг с пятки. Он немедленно упал бы на дорогу, но я успел ногой прижать его к боку лошади. В попытках  вернуть его на место, я замешкался и отстал, а затем по просту  не удержал его и обронил на дорогу.
Когда Барбазона удалось остановить, то до моей обувки было уже метров пять или чуть больше. Конечно, пришлось сойти на землю. Но о дальнейшем я и сегодня вспоминаю с весьма противоречивыми чувствами. Неповоротливого слоноподобного мерина развернуть на дороге было непросто, и я счёл за лучшее договориться. «Барбазончик --- как можно убедительнее шептал я ему в ухо, подтянув за уздечку, --- постой минутку, я заберу туфель и вернусь». Забрал и вернулся, но лошади на месте уже небыло. Нет, она оставалась совсем близко --- на обочине, в двух шагах, но в высоченной траве. Пока я прилаживал туфель наместо, Барбазон лишь косил глазом, смачно хрустя травой и вскидываясь гривой от назойливых кровососов. Я же не вдруг выбрал место среди придорожных зарослей, чтобы подойти к нему. Когда же удалось пройти по моему разумению достаточно, чтобы упереться носом в круп лошади, я воззрился к ней и убедился, что дистанция осталась прежней. Только с нового места и дорогу было уже трудно разглядеть. Вслед за тем мне в голову пришла мысль о необходимой подставке; а как же без неё мне, недомерку, было вскарабкаться на этого мерина. Солнце посылало нам свои последние лучи,  кровососы откровенно пировали, а достать Барбазона я был бессилен. И  не только потому, что передвигался он ловко и быстро, аккуратно соблюдая дистанцию, но и потому, что таёжные заросли очень неподходящее место для прогулок бездумно одетого мальчишки: перепутавшаяся трава, скрытые от взора ветки и старые стволы --- всё это царапало, резало, кололо и просто заставляло остановиться. Выручил попутчик. Видя такое дело, он на своей Рысухе без всякого сопротивления со стороны мерина, подхватил его за уздечку, подвёл ко мне и поставил рядом со склонившимся стволом дерева. Только так я и смог вернуться на спину этого вероломного коня.
      Впрочем, с этими «мальчикОвыми» туфлями мне пришлось-таки вскоре расстаться. Спустя несколько дней брат пригласил меня составить компанию их ватаге в вылазке за кедровыми шишками.
Кедрач оказался на удивление близко. Пройдя поляны «южных покосных угодий», которые располагались прямо за гумном, т.е. в сотне метров от ворот деревни, мы нырнули под кроны деревьев и уже минут через пятнадцать вышли к старому кочковатому и почти просохшему к тому времени года болоту. Кедры росли метрах в пятидесяти за этим нагромождением кочек. Но это для местных мальчишек ровно ничего не значило, только характер перемещения у них изменился с шага на прыжки.
    Глядя на них, оставалось только удивляться, что, прыгая с кочки на кочку, можно перенести себя над пугающей меня тьмой между ними. Но не оставаться же в одиночестве! Понаблюдав за техникой такого необычайного перемещения, я решился последовать за всеми. Но когда до финиша оставалось два или три прыжка, всё же оступился и рюхнуля между кочками, задержавшись от дальнейшего падения только на локтях. Но тем не менее ноги по щиколотку ушли в вязкую болотную грязь, а попытка освободиться лишило меня обуви. Ничего хуже на тот момент и быть не могло. Поэтому, хоть и не без содроганий, пристроившись на вершине кочки я дотянулся до донной грязи. Первый туфель нашёлся сразу. Извлечь его удалось только изрядно помучавшись. Передохнув, ободрённый как никак успехом, я полез за вторым. Дело оказалось безнадёжным. Или потому, что отпечаток ноги в грязи полностью к тому времени затянулся, или в поисках равновесного положения на вершине кочки я сильно сместил зону поиска, но многочисленные попытки нащупать что ни будь под слоем грязи ни к чему не приводили. Наконец, уставший до крайности, я скорее в стремлении уберечь себя от падения чем сознательно погружая кисть в грязь, опёрся на неё, и рука погрузилась чуть ни по локоть. Пальцы коснулись чего то явно индустриального. Уцепился, позвал на помощь, и меня выволокли на берег вместе с находкой. Это оказалась железяка необычной конфигурации скрытой под грязью вперемежку с обрывками травы. Только омыв находку водой,  оказалось возможным узнать металлическую часть винтовки на которой совершенно не сохранилось ни дерева ни ремней, а торчала лишь в сторону  рукоять затвора.  Ржавчина очень мешала что то рассмотреть в подробностях, но после длительных стораний я нашёл таки клеймо где явственно просматривалась дата изготовления ---1894 год.
     Возможно и сейчас я неспособен по достоинству оценить историческую ценность этой находки, но тогда я ей предпочёл общую программу сбора кедровых шишек. О том, чтобы дополнительно к ним скакать обратно ещё и с железякой да ещё без обувки и речи быть немогло. Откровенно говоря, не минувшая меня взбучка за пропажу и необычайно аппетитные после прокалки в русской печи орешки из шишек, полностью лишившихся смолы, но ставших особенно ароматными --- всё это решительно стёрло из оперативной памяти случившуюся находку. Только по прошествии нескольких лет благодаря случайному разговору с братом всё это приключение шишкарей  вспомнилось в деталях.