В никуда. Глава 3.
Зина шла осторожно, стараясь ставить ноги в чьи-то следы, наверно, бабы Манины, чтобы не проваливаться и не засыпать снег в сапоги.
Рядом шла широкая лыжня, это из той деревни, где Зина жила с родителями, когда была ещё маленькая, ещё до школы, спешил отовариться до Нового года их бывший сосед.
Раз в неделю он надевал рюкзак и зимой ли, летом ли, отправлялся на станцию за продуктами для себя и для двух бабок, что жили одна в одном конце деревни, другая – в другом, а больше там никого не осталось, только летом приезжал из Рязани дачник, чудной такой, с косичкой.
Как только Зина выбралась из оврага, и дорожка стала твёрдой, натоптанной,
она пошла быстро, уверенным шагом, ей надо было спешить, до электрички оставалось всего минут тридцать.
Конечно, никакой необходимости сегодня куда-то ехать у неё не было, но Зину как будто гнало что-то, нет, только не быть одной, это хуже смерти.
Можно было бы отсидеться в Новый год у бабы Мани, они с её отцом роднёй были, но у неё всегда холодно, лампочка тусклая – всё экономит. У них во всей деревне теперь по вечерам как в подземелье – все фонари вывезли, чтоб не включали, а то ведь как – пользоваться светом хотят, а платить – нет. Говорят, почему это мы должны за освещение улицы платить, в городах, что ли платят. Вот теперь и ползают в темноте как кроты, за заборы цепляются.
А к кому ей ещё пойти? К подружкам? Нет, конечно, примут, но не хочется – опять сочувствовать начнут, жалеть, а старики примутся её родителей осуждать: мол, сами виноваты, что дочь сиротой осталась. Но только Зина никак не могла понять, что ни так они сделали. Старались, жили, как умели, работали. Отец, когда переехали, весь дом и снаружи, и изнутри оштукатурил, котёл притащил, с печкой как-то соединил, у них теперь вода всегда зимой горячая. Принесут из колодца, нальют, она и булькает, а кран откроешь – течёт как в городе.
Зина шла быстро, но мысли, воспоминания обгоняли ноги, и как она не отмахивалась от них, нашёптывали ей своё: как в прошлом году промёрзла картошка, а они с мамой смотрели телевизор, папа уже в больнице лежал, и там ведущая у неё ещё платье такое было красное с большим вырезом, говорит: в Новый год все желания исполняются, если кто дозвонится – получит подарок – Зина дозвонилась, это просто чудо какое-то было, потому что у них сигнал очень слабый, она им о себе всё рассказала и про папу, и про картошку, мама тогда ещё не болела, и им на следующий же день от канала 2х2 мешок картошки привезли, прямо из Москвы. Вот. А Вы говорите – деревню бросили...
Но это всё было не основным. Главное – уехать скорее, чтобы вернуться с покупателем, продать дом.
Как только праздники кончатся, она даст объявление – продаётся дом в деревне, рядом – лес, озеро. Хотя, это враньё – лес, конечно, есть, но настоящий - далеко, а тот, который за бывшим полем – одно название; озеро же – никакое не озеро, а так, пруд старый. Но только продать обязательно надо, а самой снимать что-нибудь, хоть комнату какую-нибудь, хоть койку.
Это они ещё с отцом так решили, они много о чём за последние три дня переговорить успели.
- Нечего тебе здесь делать, видишь – пусто кругом. Похоронишь меня и поезжай куда знаешь. У меня тут несколько адресов есть – возьми, кто-нибудь да поможет.
На станции народу было мало. Все уже сидели по домам, готовились к встрече Нового года. Кто пироги пёк, кто салаты резал.
- Хорошо бы никого не встретить. А если кто спросит – куда, скажу – к тётке, - подумала Зина.
Вокзал, как всегда, был закрыт. Кассиршу сократили. Билеты теперь продают прямо в поезде – контролёры ли, ревизоры – не разберешь, кто они – ходят в форме, важничают.
Уже электричку объявили, а тут, как назло, переходила через пути баба Маня.
- Ты куды это, девка, собралась? А ну, вертайся. Новый год справлять будем. Смотри-ка, что я нам с тобой укупила: вот тушонка, хлеб, торт вафельный.
- Нет, я поеду.
- Куды? К парню свому? Не пущу. Пустой он. Да ты ещё и девять дней по родителям не отметила. Нет, так не положено.
Подошла электричка. Зина бабку в щёку чмокнула и уже – в вагоне. Закрылись двери, только её теперь и видели…
В вагоне, как и на станции, почти никого не было, выбирай любое место.
Девушка села у окна, слева, хотелось посмотреть на тот домок, где она недавно ночевала. Вот ведь, - думала Зина, - какие люди хорошие. И Аня, и мать её. Хорошо бы у них Новый год встретить, но неудобно. Вот, скажут, припёрлась.
Она вспомнила, как тепло и уютно было ей у этих тогда ещё совсем незнакомых людей, как отпаивали её молоком с мёдом, замёрзшую, потерявшуюся в ночи, испуганную, уставшую, как они сидели потом на кухне, и Аня спросила:
- А парень-то у тебя есть?
- Нет, - ответила Зина.
- Почему? Ты вроде симпатичная. А нравится тебе кто?
- Да, он раньше у нас в школе учился, а теперь в Рязани.
- Школу-то кончил?
- Нет, какая теперь школа, кому она нужна.
- Ну, это ты зря. Я вот так себе училась, а школу в прошлом году кончила. Теперь в Сасове учусь, на заочке.
Зина подумала:
- А я вроде бы и неплохо училась, а в школу больше не пойду. Начнут опять выспрашивать, советовать.
Колёса всё стучали, стучали, светило солнце, искрился снег, небо голубело – хорошо было. Вот и лес пошёл – ели, сосны – в снегу – красиво - эти места почему-то Емором прозвали. Говорят, лес здесь – заговоренный, будто блудят по нему тени, спасаются от суда соловьи-разбойники. Отец рассказывал как давно, ещё в молодости, чуть не пропал в его зарослях, в лабиринтах оврагов, хорошо собака с ним была – она и вывела. А Зина с мамой всегда в березняк ходила, за земляникой. Она ещё совсем маленькой была, а помнит, как мама ей игру придумала: ягодки эти – девочки в красных косыночках, чем больше соберёшь, тем больше подружек у тебя будет.
А когда подросла, отец тогда уже заболел, у них в деревне после дождика чернобыльского – многие болеть стали, мама ей говорила: “ Теперь нам на самих себя рассчитывать надо, отец теперь не работник, насобираем ягод, на базаре продам – обновку тебе какую-нибудь к школе купим, ты уж не ленись”.
Да, земляника у них в деревне всегда ценилась: кто хвастался друг перед другом – сколько варенья наварил, кто смекнул, что ягоды эти – самая что ни есть ценная валюта.
Валентина, например, их соседка, когда пришла пора Мишке в армию идти, таскала её в военкомат банками каждую неделю. Там нашлась какая-то душа добрая, которая обещала ей тёплое местечко для сына. Тут уж не только спину сорвёшь, ноги стопчешь, с себя последнее снимешь, чтоб уберечь, от “горячих точек” спасти. Вот и старалась. Вон, какой красавец вымахал. Недавно приезжал с матерью из Рязани, на кладбище, идёт ключами от машины играет, чтоб все видели. Он теперь какому-то боссу служит, на его машине и прикатил.
А Сергею ягоды не помогли. Уж сколько они с Веркой их судье перетаскали, а всё пустое. Передали кому-то дело, и мыкает он теперь где-то своё горе…
Проехали мост. Прогрохотал он металлическим набатом, будто хотел отвлечь от этого старого, уже ненужного.
Только прошлое всё хватало, держало, будто за подол, не отпускало.
Зине стало страшно: куда она, зачем…
Гл.4 - http://www.proza.ru/2010/01/14/1354