Сиюминутная слабость. Не смотри так победоносно на мою переносицу, я не забыла, кто открыл мою Америку. Сверху вниз давишь присутствием.
- Давно не виделись.
- Здравствуй.
Мои тайны аккуратно вскрыты скальпелем твоего сластолюбия. Не умеешь завоёвывать, всё само стекается к рукам твоим, не знающим материнской, мокрой от слёз, щеки. К рукам твоим, безнадёжно не старающимся соприкоснуться с плачущими парафином свечами. Не суетись, я могу и постоять….
Возможно ли ещё зацепить тебя краем шифоновой юбки?
Губы спелые, удобренные девичьими признаниями в суицидальных расписаниях, вдруг в притворно нежной встрече с моим виском.
Небрежность.
Небрежно всё твоё бытие.
Какие, к чёрту, законы? Гонишь в ночные переулки из-под простыней влажных любую, посмевшую усомниться в стойкости твоего сердца. Бегут они, кутаясь в хлипкие студенческие пальтишки, обливают слезами разноцветные шарфики, озираются пугливо по сторонам родного города. А ты прячешь голову под подушку и с миром засыпаешь.
Не терплю ванильно-карамельных запахов, не ищи их на моей шее сейчас.
Запоздалая торопливость.. Неуместное сожаление.
Мой глубокий вдох. Твой шумный выдох. Задумал что-то? Не ново. Вот запястья мои – пленники, теперь не верят и не ждут Гименея. А были такие многоактовые спектакли, сродни Авиньонским фестивалям: мы пахли белым вином, промокали под открытым небом, целовались по-французски, танцевали паспье.
Утро откровений. Ты весь как на ладони в образе мачо. Ну что за роль ты выбрал себе на чужих жизненных дорогах? Зачем тебе эти замки из капроновых чулок и черного кружева? Колени мои и то – больше не дрожат, а ты за здравый смысл принялся. Я же не путаю более слова в твоём присутствии так, что смысл их теряется в вихрях твоего смеха неприличного; не робею тебя; не ищу бумажных салфеток для ладоней пунцовых. Мой недруг, друг не мой….
Не забудь, я живу с тобой в одно время. Плачь словно ребёнок, тогда пожалею твои седые волосы. Сколько пустоты в тебе звонкой , сколько места там для всех, кому наливал горькую водку, кому скармливал свои одинокие дни, кому не пел под гитару. Все толпятся в очереди за счастьем этим необъяснимо странным и необоснованно недолгим. Ты их не приютишь, не пожелаешь оболочек их высушенных, испитых тобою же в самые холодные их всех ночей.
Тебе памятник или стенам пыльной съёмной квартиры, что запомнили траектории и сбивчивые ритмы жадных самок?
Верни мою улыбку, и будем прощаться.
- Я позвоню.
- Прощай.
12.01.2010