Рубаю пельмени. Утро раннее, или вечер поздний – сразу не сообразишь. Темнота за окном абсолютная. Один на кухне закрылся, чтобы быть здоровым. Два десятка слупил, червячка заморил, дышится свободней. В тарелке, почти, не убыло. Думаю, хоть мозги чем занять, между делом. А чем ещё, окромя друга дивана – телевизора. Напротив, на холодильнике стоит чудо кинескопное. Пульт, между пельменями, хвать в руку – ON/OFF тыкнул. Информация как плюхнет со всех каналов, токо держись за табуретку, за тарелку и за вилку. Пельмень – канал переключу, ещё пельмень – ещё кнопку ткаю. Да, так пробрало, что попал пальцем на кнопочку, что звук обрубает – MUTING. А следом на кнопку канала какого-то. Картинка есть – звука ноль. Там мужик в пиджаке, рубахе, галстуке. Рот открывает, да так быстро, будто двадцать пятый кадр наяву. Мысль мелькает – а дай, думаю, попробую догадаться о чём он там, так увлечённо распинается! За столом сидит он, напротив его журналист, чёй-то спрашает. Делают картинку крупную, камеру поближе подкатили. Глаза у мужика в пиджаке, рубахе и галстуке такие хитрые-хитрые! Сижу, глотаю пельмени и гадаю: кто такой, откуда, чего гутарит. По одёжке, ОТТУДА..., с портфелем. По глазам – врёт. Явно, врёт. Любопытство верх взяло, MUTING нажимаю. Мать, моя женщина…! Оратор из пенсионного фонда! Говорит складно! Звук выключаю – врёт сладко.
На следующий день испробовал этот метод по всей вертикали власти, что была в эфире, на попах-дьяконах, на разношёрстных руководителях, на всех слугах народных.
Итог – честные глаза лишь у Винокура усмотрел, да у Жванецкого. Потому, что это, их жанр.