Из жизни мертвых

Бартенева Наталья Евгеньевна
     На земле уже наступили сумерки, когда к переправе на реке Стикс вышел новый пассажир. В отличие от большинства тех, кто проделал уже свой последний путь через Реку Времени, он был еще молод, а потому непозволительно беспечен и любопытен.
     Едва оказавшись на берегу, он, не пытаясь даже оглянуться на навеки оставленный мир, принялся шнырять по камышовым зарослям, пока старый перевозчик не прикрикнул на него, строго приказав садиться в лодку.
     Непоседливый пассажир с громким всплеском ввалился в легкий челн, едва не перевернув его, хлопнул опешившего от такой бесцеремонности перевозчика по плечу и сказал:
     -Ну, поехали, что ли...
     Его голос показался перевозчику таким громким и пронзительным, что он поморщился:
     -На великой Реке Времени не кричат и не шутят, - хмуро произнес он. - Еще неизвестно, какую участь присудит тебе Радамант. Сейчас ты еще можешь оглянуться на мир живых, но тебе уже никогда не вернуться назад. Я, Харон, никого не перевожу обратно. Поэтому - попрощайся с ним.
     -Я ни о чем не жалею, - откликнулся пассажир. - Я всегда был свободен в своих суждениях и поступках, и не только. Я не знаю откуда я родом, кто мои родители и родные, если, конечно, они у меня вообще были. Я - Леаран, вольный философ. На земле я не оставил ни безутешную вдову, ни малолетних детей, ни отца с матерью. Я всегда мечтал посмотреть на Радаманта, Последнего Судью душ человеческих, и теперь мечта моя сбудется. Так почему же я должен грустить, Харон, перевозчик душ?
     Едва заметная улыбка промелькнула в суровом взгляде Харона:
     -Ты не прав лишь в одном, философ: ты больше не Леаран. Ты - его тень, душа...
     ...которая имеет неограниченные возможности, оторванная от грубой оболочки! - с готовностью подхватила душа Леарана. - Но и ты тогда должен быть не Хароном, а его душой.
     -Нет, я не умер, - покачал головой перевозчик. - Я родился здесь и родился стариком, и я буду всегда.
     -Родился стариком?.. А да, да, я что-то читал...
     -Я - последняя связь с миром живых и первая - с миром мертвых, - сказал Харон с некоей торжественностью.
     -Стикс!.. - мечтательно вздохнула душа Леарана. - Река Мертвых, великая Река Времени, которая не стоИт и не движется, река, в которой течет не вода, а столетия, река случайностей и перемен... Я всегда мечтал увидеть тебя, омочить руки и губы в медлительном потоке веков...
     -Не забывай, кто ты и где ты, душа философа Леарана, - мрачно предостерег Харон. - Даже боги не имеют права коснуться потока Времени. Берегись! Радамант и неумолимый Аид уже знают о твоем желании!..
     -Я не отказываюсь от него, - душа заворожено следила за медленными воронками в густом и, казалось, неподвижном потоке. - И могу снова повторить его. Но Аиду не о чем беспокоиться: я знаю, кто я и кто он. Смертным - или их душам! - не позволено то, что разрешается и запрещается богам.
     Лодка ткнулась острым носом в песок.
     -Иди, - Харон вытянул руку по направлению к темному отверстию в скале. - Иди, и пусть Радамант будет милостив к тебе.
     Душа Леарана улыбнулась.
     -Радамант не знает, что такое милость, - сказала она, - а снисходительности мне не надо. Пусть лучше Радамант будет справедлив.
     Душа философа безбоязненно вступила под мрачные своды - Леаран не страшился никого и ничего, пока был жив, не трепетал он и после смерти, шагая по гигантскому коридору, уводившему его все дальше и дальше в глубины Аида. Тот, кто был философом Леараном, проходил над Тартаром, из которого неслись стоны заключенных в нем непокорных титанов; мимо огромных пещер, освещенных сотнями костров, вокруг которых отплясывали перемазанные черти в обнимку с развеселыми ведьмами, время от времени вилами запихивая поглубже в кипящие котлы души грешников. Видела душа философа и Сизифа, продолжающего свой бессмысленный и бесконечный труд; видела Данаид, пытающихся наполнить водой поистине бездонный, невероятных размеров сосуд; видела Тантала - и многих других. Видела всех тех, о ком читала или слышала. Бесплотные тени окружали его, но не заговаривали, зная, что Радамант еще не определил этой душе наказания или награды, и среди них душа Леарана с невольным трепетом узнавала грозных царей и великих героев, безжалостных преступников и прекрасных дев, о которых ходили легенды.
     И вдруг все тени исчезли, оставив душу Леарана в одиночестве - далеко впереди, перекрывая тропу, замаячили массивные кованые ворота. Из двух высоких черных столбов по обе стороны ворот вырывались рыже-красные языки пламени, а перед воротами...
     Перед воротами восседало огромное чудовище, лишь отдаленно напоминающее собаку, с тремя головами. Каждая голова была снабжена двумя горящими, словно угли, красными глазами, огромной пастью с острыми белыми клыками и массивными челюстями, и, что самое ужасное - в этих красных глазах светился ум! Ум незаурядный, злобный и своевольный! Вокруг собранных вместе четырех столбообразных лап обвивалась толстая змея, при ближайшем рассмотрении оказавшаяся хвостом чудовища.
     Цербер предстал перед опешившим философом во всем своем безобразии, но, как и странно, и величии!
     При виде души Леарана Цербер поднялся, но продолжал загораживать ворота лохматым задом, в упор разглядывая новую душу - явно с точки зрения охотника.
     Потом одна из голов наклонилась и зарычала. Но Цербер неверно расценил реакцию философа, который оцепенел не столько от ужаса (хотя и это было!), сколько от удивления и даже восхищения. По многочисленным описаниям и рассказам с изрядной долей вымысла, Цербер представлялся совершенно иначе.
     -«Боже мой! - с восторгом подумала душа философа. - Я и представить не мог, насколько действительность превзойдет воображение! Он великолепен, величествен... но и ужасен. В нем странное совмещение невероятной красоты - и столь же невероятной уродливости...»
     Если Цербер рассчитывал напугать душу Леарана, то он жестоко ошибся. Потому что Леаран смело протянул руку и, почти касаясь кончиками пальцев носа наклонившейся к нему головы, уверенно произнес:
     -Цербер, страж Больших Ворот Ада! Именем Аида, хозяина твоего, приказываю допустить меня на справедливый суд Радаманта, ибо душа моя ждет поощрения или порицания дел моих в мире живых.
     При первых словах вновь прибывшей души Цербер удивленно вскинулся, навострив все свои шесть ушей, и приподнял правую переднюю лапу, отчего стал похож на обычную собаку, сделавшую стойку на дичь. А когда философ закончил, взвыл трио на такой высокой ноте (одной на три головы!), что душа Леарана невольно зажала уши.
     Повыв, сколько положено, адский страж немного помолчал, косясь на ворота, и повторил свой жуткий вой. Душа Леарана скорчилась, бессознательно пытаясь уйти от этого ужасного звука, и краем глаза видя, как тени кинулись врассыпную. Цербер снова помолчал и уже начал было набирать воздух для третьего призыва, но в этот момент ворота медленно, словно нехотя, приоткрылись. Цербер поспешно шарахнулся прочь с тропы, пропуская высокого могучего человека в черной тоге с пурпурными весами на груди. В руке мужчина держал посох и взирал на душу Леарана большими черными глазами без малейшего намека на белки. Вне всякого сомнения, это и был Радамант, Последний Судья душ человеческих.
     Несколько минут Радамант холодно рассматривал душу Леарана, и на его бесстрастном лице не дрогнул ни один мускул. Спохватившись, философ опустился на колени. Красивые брови Последнего Судьи презрительно дрогнули.
     -Ты осмелился произнести формулу Единого Суда, бывший на земле философом. Ты просишь оценку своих деяний. Что ж, ты услышишь ее. Но берегись! Ты слишком ничтожен, а деяния твои должны быть достойны Единого Суда и взора Аида. Но слова произнесены. Следуй за мной.
     Радамант повернулся и величественной поступью проследовал назад, бросив через плечо Церберу короткую шипящую фразу. Душа Леарана, содрогаясь от благоговения и внезапного суеверного страха, скользнула за ним, отметив, что Цербер проводил его внимательным взглядом шести глаз и украдкой облизнулся. Ворота захлопнулись за спиной философа, и он предстал перед своими судьями.
     Прямо перед ним на каменном троне восседал Аид, и лик его был скрыт туманной завесой, ибо редко кому из смертных душ выпадала такая честь.   Справа от Владыки стоял Минос с мертвой ветвью в руке. Радамант склонился перед Владыкой подземного царства:
     -Вот тот, кто осмелился просить Единого Суда, Владыка, - произнес он, после чего занял свое место слева от трона.
     По едва уловимому знаку Аида Минос шагнул вперед, и опустившуюся на колени душу философа объял трепет от мрачного взгляда бездонных черных провалов его глаз.
     -Значит, ты считаешь, что достоин Единого Суда? - голос Миноса был тих, но пронзал философа подобно раскаленной игле. - Ты, ничтожный, осмелился произнести священные слова, которые не решались произносить даже величайшие герои Греции? Ты явился, минуя мрачный Ахерон, на берега великой реки Стикс, и тот, кто подсказал тебе этот путь, уже наказан. Ты просишь оценки своих деяний, но что ты совершил, чтобы заслужить это право?
     -Я долгие годы скитался по земле; собирал знания народов, о которых давно исчезла сама память; учился у великих мудрецов - и живых, и умерших - и я постиг многие тайны жизни и смерти...
     -Я не спрашиваю тебя, чем ты занимался, - прервал его Минос. - Я спросил, что ты совершил, дабы заслужить право Единого Суда?
     Философ немного помолчал, собираясь с духом, и ответил:
     -Я имею право Единого Суда, о Минос. Ибо я тот, кто дал людям шанс сравняться с богами. Я тот, кто дал им бессмертие!..
     Взрыв громоподобного смеха прервал гордую речь Леарана. Аид поднялся с трона, рассеивая завесу взмахом руки, и Леаран отшатнулся, прикрывая глаза ладонью: не ему, простому смертному, было выдержать неземную мрачную красоту бога подземного царства и его сверкающий гневом и презрением взгляд!
     -Жалкий червь! - Мелкая дрожь охватила всю скалу, с робким шорохом по склонам заструился песок. Взгляд Владыки Мертвых метал такие молнии, что даже Последние Судьи, не выдержав, отвернулись. - Ты думаешь, что бессмертие может сделать людей богами?.. Что ж, я дам тебе такой шанс! Ты вернешься на землю, но будешь ни живым, ни мертвым. В Лете омочишь ты руки и губы - и все, кто знал тебя, забудут о том, что ты когда-то жил. Бесплотной тенью, обреченной на вечное одиночество, будешь ты скитаться по миру живых, пока не найдешь ответа на вопрос, который не решаешься задать сейчас!
     Философ не помнил, как снова очутился за воротами. Он знал, что страшный голос Аида никогда не исчезнет из памяти, будет вечно преследовать, отнимая даже то жалкое подобие покоя, которое он, может быть, сумеет найти. Леаран покорно шел следом за Радамантом, и только у самого берега Леты, Великой Реки Забвения, спросил:
     -Почему?
     Жесткая усмешка мелькнула на губах Последнего Судьи.
     -Бессмертие никогда не сделает смертного, человека, богом.
     -Но почему? В чем же моя ошибка?
     -Я не знаю, что такое милость, неупокоенный. Это твои собственные слова. И я не намерен облегчать тебе наказание за самонадеянность. Слова приговора произнесены. Ты осужден. Ты добился Единого Суда. Так почему же ты должен грустить?
     Повинуясь тяжелому взгляду Радаманта, Леаран медленно наклонился и погрузил руки и губы в густой неторопливый поток.
               
                КОНЕЦ