О чем Вы подумали, когда прочитали фразу «Эти детки»? Я так и знал. И даже, более того, на это и рассчитывал. Так что, вот Вам еще одна история, лишний раз подтверждающая, что эти существа далеко не просты. А уж по внешнему виду судить о них нельзя ни в коем случае.
Парк был прямоугольной формы. С той стороны, где собралась небольшая компания ребят, находилась беседка, в которой по воскресным вечерам располагался духовой оркестр, а сейчас там сидела пожилая дама с книгой.
О ребятах – потом.
Сначала о моде, так как именно мода именно сейчас послужит стержнем самого рассказа. Дело в том, что хотя о моде говорят, что она переменчива настолько, что за нею трудно уследить, в первые несколько послевоенных лет в обиход вернулась предвоенная мода. Собираясь в парк (а то куда же еще) летним воскресным днем женщины надевали крепдешиновые платья с подшитыми плечиками, так, что их силуэты выше пояса, если смотреть анфас, напоминали мишени на стрельбище. Кстати и сами пояса были обязательным предметом платья на выход. На женские головки вернулись беретики. Но только для женщин попроще. Женщины позначительней надевали шляпки с вуалью, отчего казались сами себе загадочными и по этой причине неотразимыми. Конечно, на моду существенное влияние уже начал оказывать кинематограф. А на экранах шли не только советские ленты, но и несколько голливудских фильмов, переданных нашей стране союзниками при условии, что сборы пойдут в фонд войны. Глупые союзники не сознавали, что в фонд войны у нас и без того шел любой государственный доход.
Дама в беседке была в шляпе с вуалью. Но это была не одна из тех вертихвосток, что приходят в парк ловить кавалеров. Дама возраста была почтенного, а серая сетчатая накидка на её плечах, отсутствие «плечиков», медлительность движений и горделивая осанка выдавали в ней осколок ушедшего поколения, в России – дореволюционного, а здесь, на Буковине, того, что удрало на запад с румынами еще в 40-м году. Поэтому ребята прозвали её «графиней».
Графиня, если позволяла погода, совершала один и тот же променад: шла всегда по тротуару на улице Ленина три квартала, заходила в парк и садилась на скамейке, или в беседке читать книгу. Ровно через полтора часа она закрывала книгу и тем же путем возвращалась домой, исчезая в переулке за школой.
Когда она выбирала беседку, то случалось, своим присутствием смущала честную компанию ребят, усевшуюся в траве за кустами кизила поиграть в запрещенную игру – карты.
Так же вернулась и довоенная мода на детскую одежду. Девочки и мальчики опять стали носить синие матросские воротнички с тремя белыми полосками по краю, так называемые – гюйсы. Для ухоженных детей к гюйсу полагались белые рубашки (для девочек – кофточки). Юбочки девочек – плиссированные, черные или синие, мальчикам – черные брюки, слегка расклешенные снизу. И мальчикам и девочкам покупались тюбетейки, такие, какие носили «Тимур и его команда». Чем зажиточнее были родители, тем замысловатей узор на тюбетейке. Узоры были цветными и зачастую напоминали вышивки на украинских сорочках.
Именно так были одеты Павлик и Светочка Игнатенко – учительские дети, страдающие не только от того, что родители учителя, но и от этой одежды, из-за которой они мало того, что выделялись среди прочих ребят на улице, но испытывали массу других неудобств. Вот и сейчас, в то время как Руфа и Вовка удобно расселась на травке за кустами роскошного кизила, Павлик и Светлана вынуждены балансировать на корточках, чтобы не помять костюмчики...
Вовка Гарин – единственный на всю школу владелец мотоцикла «Киевлянин». Мотоцикл был небольшой и имел ту особенность, что был снабжен педалями, как велосипед. Чтобы мотоцикл завелся, надо сесть и начать крутить педали. А если кончится бензин, или сломается мотор, то можно ехать на одних педалях, хотя крутить их, конечно, тяжелее, чем если бы то был велосипед. Вовка был человеком техничным. Его отец, водитель полуторки, научил его управлять и грузовиком, но доверял руль только при езде по загородным грунтовым дорогам, когда брал сына с собой.
О Руфе Евсеенко стоит рассказать особо. Это была настоящая хитрющая бестия. При игре в войну, когда ребята делились на две команды, первой называлась Руфа.
Дележ производился так. Два «командира» бросали жребий – монету, кому говорить первым. Затем по очереди каждый из командиров называл следующего члена своей команды. Если кому выпадало говорить первым, он сразу называл Руфу. Руфа, став членом штаба, обязательно изобретала какую-нибудь пакость для команды противной стороны.
Но сейчас речь шла о другом.
- Я пойду домой и порву эти шмотки, - жаловался Павлик. – На кой хрен мне это барахло, в котором ни лечь, ни сесть.
- А я оболью чернилами. Они не отстирываются, - вторила ему сестра.
Вовка, добрая душа, жалел и друзей, и их одежду:
- Совсем портить не надо, а то вас отлупят и совсем на улицу не выпустят, - резонно возражал он им.
Руфа тоже подключилась:
- Нет, ты что, - говорила она Светлане, - я бы на твоем месте вообще не снимала такую хорошую одежду. Ради красивого платья можно и постоять, ноги не отвалятся. И так по шесть часов сидим на уроках.
Вдруг нашего мотоциклиста осенило:
- Я придумал! Можно попачкать отработанной смазкой! Мазут отстирается, но пока постирают, высушат, погладят, - воскресенье закончится, а там снова влезете в школьную форму.
От сидения на корточках у братика с сестрой затекли коленки, и они встали во весь рост, но сразу присели.
- Вы чего дергаетесь? – спросила Руфа.
- Там опять эта старуха! – ответил Павлик.
- Графиня? – переспросила Руфа.
- Она! – подтвердила Светлана.
У Руфы вдруг просветлело лицо и загорелись глаза:
- А ведь из ваших костюмчиков можно извлечь пользу!
- Всё! – догадался Вовка. – Руфка придумала очередную пакость.
Руфа жестами пригласила друзей приблизиться и заговорила быстро-быстро.
Вскоре план был составлен, продуманы маршруты и расчет времени. Последнее Вовкино сомнение:
- Мой мотоцикл ведь слышно далеко!
Руфа парировала тут же:
- По улице Ленина и машины и подводы, а вы ведь поедете по параллельной, Пролетарской, а потом по Микояна и по Котовского! А от дороги во дворах - немного покатить руками, без мотора.
Когда пришло время, графиня сложила книгу, поправила на шляпке вуаль, и, достойно выпрямившись, начала шествие к выходу из парка. Навстречу ей шли двое ребятишек в матросских костюмчиках. Мальчик и девочка. Видно было, что дети из хорошей семьи. Они шли, взявшись за ручки. «Брат и сестра» - подумала дама.
Не доходя трех шагов, ребята дружно проорали:
- Здрав-ствуй-те!
При этом девочка придержала юбочку ручкой и сделала книксен. Возможно, дама вспомнила, как её этому учили в детстве. Она была растрогана, но ответила, степенно:
- Здравствуйте, дети!
Когда дама вышла из парка, перешла улицу и пошла по тротуару, вдруг увидела: навстречу ей шли двое ребятишек в матросских костюмчиках. Мальчик и девочка. Видно было, что дети из хорошей семьи. Они шли, взявшись за ручки. «Брат и сестра» - подумала дама, - «такие же, как те».
Не доходя трех шагов, ребята дружно проорали:
- Здрав-ствуй-те!
При этом девочка так же придержала юбочку ручкой, как та, первая, и сделала книксен.
- Здравствуйте, дети!
Надо же, как похожи! Пройдя несколько шагов, дама оглянулась. Детки в матросках удалялись. А за нею шла какая-то неброско одетая девчонка и чему-то улыбалась. «Этих простолюдинов хлебом не корми, палец покажи, будут улыбаться. Что тут смешного?»
Через пару минут, когда «графиня» проходила мимо здания аптеки, из-за поворота появились двое ребят в матросках.
Приветствие повторилось в точности. Теперь женщина была в растерянности. «Как на репетиции самодеятельного театра в примарии» - раздраженно подумала она и оглянулась. Дети, как ни в чем не бывало, удалялись. Шедшая за ней девчонка откровенно смеялась. И лицо-то у неё – до чего вредное, противное.
Когда через пару минут, проходя возле здания почты, «графиня» увидела, что навстречу ей идут те самые… у неё вдруг закружилась голова. «Что со мной?» - подумалось ей. Закололо сердце и потемнело в глазах. Такое состояние продлилось недолго.
Дама пришла в себя, в глазах прояснилось. Перед нею стояла та самая девчонка, что шла следом. Она протягивала книгу:
- Вот, возьмите, вы уронили.
- А г-г-де д-дети, - спросила дама дрожащим голосом.
- Какие дети? - удивленно спросила девочка. - Никаких детей здесь не было.
Девочка больше не улыбалась. Она смотрела на даму с каким-то странным любопытством, как будто изучала её.
Больше «графиню» четверка друзей не встречала.
Вы нечто подобное подумали, когда увидели фразу «эти детки», не так ли?