Песок попадает в глаза. Ступни покрылись волдырями от горячей земли. Сгоревшие руки, с надеждой «зацепиться» за какой-нибудь оазис, тянутся в даль. Но, увы, ничего не видно. Только пустыня. Жестокая. Пустая. Желтая. Никогда не понимала, что в ней загадочного, необыкновенного. Ничего живого. Только сухой песок, бросавшийся на все, что пошевелится, как голодный крокодил. Ах, ну да! Еще змеи. Хорошая кампания.
Больше всего боюсь ночи. Говорили, холодные они. А дни жаркие. Чего ждать? Неясно. Вообще все путается в голове. Даже шлем не спасает. Как будто лучи - серная кислота, прожгли мой шлем, а теперь за мозг принимаются.
Иду медленно: воздуха не хватает, ног не чувствую, руки горят, во рту маленькая пустыня. Хочу воды, дивана и живое, что двигается.
Кажется, что силы кончаются, но думаю о Нью-Йорке, об агентстве, о детях, и вдруг открывается второе дыхание. Но боюсь, что запасы жизней когда-нибудь кончатся. К сожалению. Стараюсь не думать. Вообще.
- Ложиться опасно – сгорю. Не хочу оказаться на собственных похоронах.
- Дура! Ты еще и смеешься. Нет, чтобы подумать, что делать. Никакой стратегии, логики. Журналист. Ну да, ну да.
- Да ну тебя. Я тут отрываюсь на своих похоронах. Отвали. Официант! Вина. За мой счет! Ой, какая музыка. Потанцуем?
- Нет, спасибо. У меня ноги побаливают. Вот если бы сейчас велосипед. Хм-м-м.. Так, ладно. Отвлеклись. Что мы будем делать?
- Не знаю. Отстань. Я танцую.
Лежала на раскаленном песке и дергалась. Вспоминала песню «Don`t worry, be happy». Да и к чему мне беспокоиться? Блин. Ну почему так? Одиночество – это ужасно, а умирать в одиночестве – вот это и называется ад. Честно вам говорю. Не ходите, дети, в Африку гулять – умрете в одиночестве.
Хорошая, все-таки, жизнь штука. Да и не могла бы сказать, что зря прожила. Двое детей. Маленькие мои, любимые. Мужа нет. Но не страдаю. Отказалась от них еще в юности. Разочаровалась я в этих людях. Не нравились они мне.
- Да, знаю. Циничная эгоистка. Что выросло, то выросло. Отношусь к ним потребительски. Удовольствие получаю и вон гоню. Два мужика, которых я буду любить всегда, это папа и сын Егор. Зато хорошо. Не поверишь!
- Почему же? Верю. Аналогично. И доченька моя - Васенька. Люблю эту зеленоглазую Дюймовочку. Так называю ее только я. Но мама знает. Она будет так ее называть вместо меня. Хорошо, что мамочка у меня есть. Она и тут мне поможет. Так ее люблю. Жалею, что иногда мы с ней ссоримся. Ну хорошо, что перед отъездом сказала, что люблю. Фух.
- А про Рому не забыла?
- Вот черт. Малыш мой. Прости меня. Прости. Прости. *Погладила живот.*
- Простит он тебя. С тобой же будет. Реинкорнация – великая вещь.
- На небесах встретимся.
- На земле скорее. А агентство? А. Ну да. Егорка позаботится. Все-таки восемнадцать скоро. Молодцы мы с тобой. Свой журнал, колонки во многих международных глянцах, программа на телевидении. Да уж. Жизнь удалась. Хотелось бы и побольше, но все, что не делается, все к лучшему. Пожалуй, устала я. А дети меня поймут. Так уж воспитаны.
- Слушай, все-таки я их люблю.
- Два Егора. И такой след. На два века.
- Спасибо, что поменялась. Ради них. Они и оставили меня ребенком с взрослой душой.
- Ладно, хватит болтать. А то сил вообще нет. Помолчи лучше.
- Хорошо.
Я люблю жизнь!!!.. Люблю жизнь.. Жизнь.. Изнь.. Нь..
Последняя фраза в ее жизни. Смерть на горячем песке. Но надежда и вера всегда была, есть и будет. Не хотела, но она просто сломалась. Жила достойно. Но устала. Отдых нужен всем. Или на земле, или на небе. Кто во что верит. Два века ее разрывали. И две личности.
У каждого есть шанс. Мы совершенствуемся, растем. Но пустыня есть в каждом. На первый взгляд она пуста. На самом деле – спасительна.
Я люблю жизнь.