Глава 8.
«Любовь, свобода и белые короли»
Марэн критически осмотрела лезвие. Нелегко было оттереть его от крови и грязи непрерывных двухдневных боев. Убитых было много, очень много, но Марэн это мало трогало: она просто упивалась осознанием своей власти над людьми!
В бою она едва владела собой, и ее верный меч вдоволь напился крови, разя без разбора, но саму Марэн, видимо, хранил Бог (и за что только такая милость?!) – или, что вероятнее, Дьявол. Впрочем, она не особенно над этим задумывалась, но ни меч, ни копье, ни нож или стрела ни разу не настигли ее.
Чтобы сократить путь, девушка шла через поле недавней битвы, хладнокровно перешагивая через мертвые тела, порой изуродованные до неузнаваемости. Несколько раз ей попадались еще живые, но умирающие и уже обреченные, и тогда короткий взмах клинка, свист отточенной стали, глухой удар избавляли умирающего от мучений, а саму Марэн – от необходимости разыгрывать милосердие.
Через это поле совсем недавно пролегала граница между двумя герцогствами, а теперь никто не помнил, где стояли пограничные столбы, смытые кровью этой бессмысленной бойни.
То тут, то там мелькали черные рясы священников, пытавшихся найти живых и успеть отпустить грехи умирающим. В двух шагах от Марэн священник склонился над смертельно раненым человеком. Марэн узнала его – один из приближенных герцога Иридона. Священник стоял к ней спиной, но раненый увидел ее, глаза его расширились, наполнились ненавистью. Он захрипел, пытаясь что-то выговорить и не сводя с Марэн испепеляющего взгляда, потом судорожно приподнялся, выдавил:
-Са... та... на... – и рухнул мертвым.
Священник обернулся. Марэн стояла, скрестив руки на груди, и, мрачная, грозная, сурово смотрела на умершего. Священник поднялся с колен, внимательно рассматривая девушку.
-Да, - наконец произнес он. – Да, люди были правы. У тебя странная красота, манящая, завораживающая... Мужчины – когда ты этого хочешь – не могут не верить тебе.
Марэн с холодным безразличием взглянула на священника.
-Какое мне до них дело, отец Симон? Я не хотела им зла, но я не прощаю обид.
-Неужели же нужно было... именно это? – отец Симон окинул взглядом побоище.
-Ну, варианты могли быть разные, но в конце концов – все равно приблизительно что-то в таком роде. Я добилась, чего хотела... почти.
-Остановись. Достаточно. Не искушай более Дьявола и не вынуждай Господа на новый Всемирный Потоп!
-Вода, посланная Богом, святая, - губы Марэн искривились в жесткой издевательской усмешке. – Ты только подумай, отец Симон, служитель Господа, какая грандиозная купель получится из этого мира!
-Не богохульствуй, заблудшая дочь моя! – священник поднял перед Марэн распятие. – Именем Господа нашего заклинаю: остановись! Довольно резни!
-Решать не мне, - Марэн повернула к видневшейся вдалеке деревушке. – Решать людям.
-Прекрати это! Ведь если ты захочешь...
-Нет, отец мой, нет! Не равняй меня ни с Богом, ни с Дьяволом. И, кроме того...
-Кроме того? – отец Симон с надеждой подался вперед.
-Кроме того, отец мой, - голос Марэн упал до едва слышного шепота, - этот бой выигран, но королю еще не поставлен мат.
Она закинула за спину меч и, легко перескакивая через трупы, побежала к деревушке.
Марэн снимала комнату на постоялом дворе с громким названием «Золото Короны». Комната располагалась на втором этаже и считалась элитными апартаментами. Марэн и раньше останавливалась здесь на день-два, исправно внушая хозяину, что деньги внесены вперед. Хозяин послушно вписывал мифическую плату в свою приходно-расходную книгу, а потом нещадно колотил слуг, стараясь выяснить, кто прикарманил четыре – или восемь – монет из дохода. Марэн это всегда веселило, но мало заботило: что взять с «двуногих»!
Когда она уже подходила к «Золоту Короны», хлынул ливень. Взбежав на крыльцо, Марэн принялась выжимать плащ и чуть не рассмеялась, представив, как отец Симон сейчас бухнулся на колени в грязь, умоляя Господа не губить род человеческий из-за одной паршивой овцы. Девушка приподняла одну из досок крыльца, вынула оттуда юбку, встряхнула и ловко прицепила к поясу боевой туники. Потом распустила волосы, скрыв по ними меч, и вошла в зал, в котором располагался трактир.
К ней тут же кинулся хозяин, огромный, похожий на быка, детина и заботливо принялся выяснять, не вымокла ли госпожа? Чего изволит приказать госпожа? Горячей воды в комнату? Сию минуту! Растопить камин? Через минуту готово будет, госпожа! Что-то еще? Нет? Все будет сделано, госпожа!
Марэн направилась к лестнице, но тут в дальнем, полутемном углу трактира что-то грохнуло, послышался звон разбитой посуды и чей-то до невозможности пьяный голос, запинаясь, проревел на весь зал:
-Эй, х-хозяин! Ещ-ще... ик... вина... ик...
Марэн насмешливо поморщилась, покосившись на хозяина, а трактирщик, видя, что его божество не сердится, кинулся к стойке, едва не свернув ее с места от излишнего усердия. Марэн проследовала было дальше, но, поскольку трактирщик не внял первой просьбе принести вина, голос с настойчивостью, присущей пьяным, продолжал добиваться своего:
-Х-хозяин... ик... Я что ск-казал? Еще... ик... вина!
-Куда ж тебе еще? – пробурчал хозяин, сгребая со стойки целый десяток полных кружек. – И так уже пьяней вина! Гляди, еще и денег не окажется... А все вина, все вина, да все посуду бьет... На вас, таковских, кружек не напасешься!..
-Х-хозяин! – в третий раз взревел голос.
Марэн приостановилась. Голос показался ей смутно знакомым, словно она уже слышала его когда-то давно, только, возможно, тогда он был трезвым или, по крайней мере, не настолько пьяным. Девушка повернулась, вглядываясь в угол зала. При всех своих достоинствах и наклонностях порядочной стервы она была все-таки женщиной, и любопытство плавало у нее в крови. При четвертом требовании вина, не менее настойчивом, чем три предыдущих, оно заявило о себе настолько властно, что Марэн направилась вглубь зала, ловко прячась от летающих кружек и непристойных рук за широкой спиной трактирщика. Мимоходом она сняла со стены один из факелов.
-На, - трактирщик поставил на стол кружку. – Но эта – последняя. Больше без денег не отпущу. Эвон, сколько посуды переколотил. Сперва заплати, а тогда уж хоть всю разбей!
Человек, сидевший за столом, был одет в темно-коричневую тунику вольнонаемного, возле стены, на щите, лежало оружие: короткий меч и лук со стрелами. Судя по широченным плечам, он не мог жаловаться на недостаток силы и, возможно, именно поэтому хозяин относился к его выходкам куда как более терпимо, чем можно было ожидать в подобном случае. Темно-русые, явно давно не мытые волосы воина слиплись косичками и, поскольку он как раз потянулся за кружкой, скрывали лицо. Но вот он откинул их назад до боли знакомым Марэн движением – и девушка застыла на месте: с измученного, темного от пыли лица на нее глянули такие знакомые золотисто-карие глаза...
Радамир!
Марэн даже сама удивилась тому, как быстро застучало сердце. Да, но что он делает здесь?! Да еще в таком виде?!
Радамир долго смотрел на Марэн, потом помотал головой, расплескав при этом вино, и осторожно поставил кружку на стол.
-Да... надо перестать пить..., - пробормотал он. – Пора. Уже видения... миражи... ее же здесь нет, я знаю... Не буду больше пить.. Х-хозяин! – вдруг заорал он так, что Марэн подпрыгнула.
Трактирщик, успевший дойти до стойки, чертыхаясь вполголоса, поспешил обратно.
-Забери! – приказал Радамир, указывая на нетронутую кружку. – А она, – он указал на Марэн, - призрак.
-Она? – трактирщик выпучил глаза. Ну вот, допился! Возись теперь с сумасшедшим!
-Она – призрак! – упрямо повторил Радамир, роняя голову на стол. – Призрак! Ее... ик... нет!..
-Призрак, призрак, - успокоила Марэн. – Пойдем-ка со мной.
-А платить кто будет? - С изрядной долей яда осведомился трактирщик.
-Запиши на мой счет, - отмахнулась Марэн. – Эй, помогите мне!
С помощью слуги она с трудом дотащила засыпающего на ходу Радамира до своей комнаты, где он и уснул, упав носом в подушку, так что Марэн немало помучилась, пока содрала с него грязную одежду и сапоги.
Тут же возникла небольшая заминка: Марэн не могла потерпеть в своей постели столь чумазую личность, но попросту скинуть его на пол у нее почему-то не хватило духу. Или это остатки совести?.. Не важно. Не хватило – и все.
Немного подумав, она решила: пусть уж спит, как есть, но когда проснется... Берегитесь, господин граф!
*****
Просыпался Радамир медленно и неохотно.
-«Господи, как же болит голова... И зачем только я вчера так напился?.. Или это было позавчера?.. Не помню... Как хорошо! Тепло, мягко, и никто не пристает с глупыми вопросами и... Впрочем, если после каждой такой попойки будет приходить она – я согласен терпеть даже эту адскую головную боль...» О-ох – Радамир хотел поменять положение, но весь его организм бурно запротестовал против такого насилия, в темноте под закрытыми веками заплясали оранжевые и желтые круги, и граф замер, боясь шелохнуться. Когда это прошло, Радамир осторожно приоткрыл глаза и, обнаружив, что его тело не возражает, открыл совсем.
Еще затуманенный разум полуавтоматически отмечал незнакомую чисто убранную комнату, откинутый полог кровати, на которой он, собственно, и лежал, большое кресло у изножья и сидящую в нем девушку...
-Марэн, есть что-нибудь выпить? – пробурчал он, снова утыкаясь в подушку и закрывая глаза. В следующую секунду он подскочил на постели, разом позабыв даже про головную боль. – Марэн!?!?
-Ну, ты ж и нахал! – изумленно протянула Марэн, слегка ошарашенная такой реакцией. – Вижу, твои манеры изменились в худшую сторону!
-Марэн! – Радамир крепко зажмурился и снова открыл глаза. – Господи, Боже ты мой, Марэн! Это ты? Здесь? Нет, это действительно ты?
Не сводя с нее изумленного взгляда, он скатился с постели и... оказался в большом корыте с теплой водой. Марэн расхохоталась и повалилась в кресле, восторженно болтая ногами. Радамир критически оглядел себя и корыто, посмотрел на хохочущую девушку.
-Да. Это и в самом деле ты, - заключил он и сделал попытку вылезти из корыта.
-Нет, постой! – воскликнула Марэн, вскакивая. – Вот, - она запустила в него большой лохматой мочалкой, следом полетел мешочек с сушеной травой. – Сначала вымойся, как следует, поговорим после. Если хочешь, я отвернусь или даже выйду...
-Нет! – Радамир в волнении подскочил. – Нет, только не это! Знаю я твои штучки! И не желаю потерять тебя еще на пять лет!
-На четыре.
-На пять.
-На четыре!
-На четыре года и девять месяцев.
-Но не на пять же!.. Ладно, просто отвернусь.
Марэн подошла к окну, повернувшись спиной к комнате, и слушала, как Радамир шумно плещется в корыте, сопит и фыркает. Она вдруг поймала себя на том, что улыбается. Ну, надо же! Он даже помнит, сколько прошло времени! Он не забыл ее, не забыл ни единой подробности их знакомства и, как ни странно, остался верен ей... Он все помнит!.. А вот она забыла.
-Полотенце там, на скамейке, - не оборачиваясь, сказала она. – Твою тунику сейчас принесут.
-Марэн,- тихо позвал он, - скажи мне правду.
-О чем?
-Зачем ты затеяла эту войну?
Марэн удивленно повернулась. Радамир сидел на кровати, завернувшись в полотенце, но в глазах его не было ни обвинения, ни даже упрека. Только вопрос.
-С чего ты взял, что это я? – Марэн внимательно смотрела на него. – Тебе кто-то сказал?
-Никто, просто я тебя знаю. Ты не прощаешь обид. Никому... Но это не так и важно, можешь не отвечать.
В дверь постучал слуга. Он принес одежду Радамира, чистую и сухую. Марэн бросила ему монету и повелительным жестом указала на корыто с грязной водой.
-Сию минуту, госпожа! – Слуга вышел, но вскоре вернулся с помощником, и они унесли корыто. Марэн заперла дверь на задвижку и, обернулась к Радамиру.
Каким взглядом он на нее смотрел! В нем была и радость, и любовь, и надежда, но и неуверенность - а вдруг прогонит? Она такая!..
-Марэн... Я так ждал этой встречи!..
Глаза Марэн полыхнули, словно костры на ветру. Не сводя с молодого человека горящего взгляда, она медленно распустила собранные было в узел волосы и одним неуловимым движением выскользнула из туники.
Радамир задохнулся.
-Марэн...
Прыжок – и девушка оказалась в его объятиях.
-Марэн... Я люблю тебя...
*****
Старг бродил по замку, не находя себе места. Его ничто не интересовало, не заботило, не волновало; он не хотел ни турниров, ни охоты, ни женщин – он ушел в себя и злился, когда что-нибудь выводило его из этого состояния. Его не беспокоило даже то, что войска герцога Иридона все дальше и дальше продвигались по его территории, становясь все смелее по мере того, как она видели неуверенность армии Старга – воины просто не знали, нужно ли сопротивляться. Старгу было все равно. И порой ему казалось, что сероглазка Марэн забрала его душу и унесла с собой на дно морское.
Итак, сосед завоевывал его земли, а Герцог бесцельно шатался по замку. Он боялся признаться даже самому себе, что его мучила не утрата любовницы, а суеверный страх - ведь тела Марэн не нашли, обряд погребения не был совершен и, значит, ее дух не смог обрести покой.
В тот день Старга занесло на нижние, подземные этажи в половине прислуги, где располагалась кухня, соединенная с кладовой. Погруженный в свои невеселые мысли, Старг не сразу осознал необычайной тишины вокруг, хотя приближалось время ужина. Он услышал это только тогда, когда на весь замок прозвучал истошный женский вопль и навстречу герцогу выскочила кухарка, растрепанная, бледная, с трясущимися руками и губами, с остановившимся взглядом. Она налетела прямо на Старга и, невнятно пролепетав:
-Там... там... – грохнулась в обморок ему на руки. Больше изумленный, чем рассерженный, Старг машинально поддержал ее.
Откуда-то потянуло сквозняком, и факел на стене, мигнув, погас. Но темнота не наступила. Яркий свет факела сменился мягким молочным сиянием, идущим из распахнутой двери кладовой, в которой уж точно НЕ БЫЛО факела, а кухарка, которая могла бы его держать, лежала в обмороке. Сияние приблизилось, стало ярче, но это был не огонь. Кухарка, пришедшая было в себя, увидела молочный свет уже у самой двери кладовки и, всхлипнув, упала в обморок вторично. Старг на минуту отвлекся на нее, а когда снова поднял голову...
Марэн стояла в дверях. Молочно-белое сияние исходило от ее длинных белых одежд и накинутого на голову белого покрывала. Тело кухарки выскользнуло из безвольно опустившихся рук Старга и шлепнулось на каменный пол. Герцог прирос к месту.
Марэн в одеянии пресвятой Девы! Дух! Призрак! И месть. Огромные глазищи Марэн гневно горели, и в них не было ни тепла, ни всепрощения, столь обычного для ангела – одно только дьявольское пламя.
-Ты убил меня! – произнес дух. Грозный голос отразился от стен и эхом пошел гулять по пустому коридору:
-Ты убил меня!!!
-Ты убил меня!!
-Ты убил меня!
-Ты убил меня...
Старг в ужасе зажал уши и упал на колени.
-Пощади! Сжалься! Скажи, где твое тело, и сам совершу обряд!..
-Мое тело разбито о подводные скалы, разнесено по кусочкам ненасытными морскими крабами... Тебе не избавиться от меня!
-Пощади!..
-А ты пощадил меня? – неумолимый дух воздел руки. – Бог прислал меня! И я вечно буду напоминать тебе о грехе пролитой крови, о загубленной душе, которой никогда не будет покоя! Бог дал мне право выбора кары для того, кто желал обладать только моим телом, даже не пытаясь добиться ответа душИ; того, кто стал моим убийцей – для тебя, герцог Старг. Так раздели же мою участь отныне - и навеки!
С пальцев призрака сорвалась ослепительная молния. Она ударила Старга в грудь – и сознание его покрыл благословенный мрак.
Он пришел в себя, лежа в собственной постели, с мокрым полотенцем на лбу. Вокруг толпились перепуганные слуги, а лекарь считал его пульс. После недолгих расспросов Старг выяснил, что никто ничего не видел и не слышал, просто его нашли без сознания в нижнем коридоре. Кухарка, едва придя в себя, собрала свои пожитки и уехала, отказываясь объяснить, что же случилось.
Старг молча выслушал слуг и жестом отослал всех прочь. Вероятно, на несколько часов он забылся сном, потому что когда снова открыл глаза, стояла глубокая ночь. Портьеры никто не озаботился задернуть, и прямо напротив постели в окне висела огромная, в полнеба, яркая луна. От нее исходил ясный молочный свет, и Старг вдруг отчетливо вспомнил Марэн, окутанную таким же призрачным сиянием.
Немного поворочавшись, Старг не выдержал, встал и подошел к окну. Но едва он протянул руку, чтобы задернуть портьеру, как кровь отхлынула от лица герцога и он, дрожа, вцепился в подоконник, боясь упасть. От висевшей над горизонтом луны через море тянулась серебряная дорожка, обрываясь возле скалы, и на этой дорожке кружилась в танце маленькая фигурка. Ритм танца все ускорялся, Марэн приблизилась к замку и вышла из полосы лунного света, ступая по ленивым волнам. Серебристое облако вокруг нее заискрилось разноцветными огоньками, а она отрывала их и бросала в сторону Старга, который и рад бы отвернуться – да сил не было. Ее глаза как-то неуловимо приблизились, словно она стояла в двух шагах от герцога – и он ясно увидел в них свою погибель.
-Смотри, смотри на меня! – пел звенящий, завораживающий голос Марэн. – Смотри! Твой разум будет моим, и душа твоя станет моей, только смотри! Смотри на Танец Смерти, погружайся в видения – и засыпай, засыпай навеки... Ты мой! Ты мой навсегда... Твоя душа больше не принадлежит тебе... Смотри же на меня! Смотри!..
Старг чувствовал, что цепенеет от невыразимого ужаса, но не мог оторвать глаз от страшного танца Марэн. Утопленница подошла так близко, что Старг видел ее всю, до последней детали. Она была одета так, как в день смерти, вода струилась с ее волос, окрашивая серебром темную воду вокруг ее ног, огромные глаза горели демоническим огнем, голос и движения рук манили и звали герцога, а он каким-то непостижимым образом приближался и приближался к ней, хотя сам не помнил, что двигался. Как не помнил и о том, что окно спальни располагалось очень высоко, порядка 70-80 метров над морем. Слушая Марэн, Старг сам тянулся к ней, не замечая, что уже стоит на самом краю подоконника. Он видел даже обнаженное тело там, где его рука вырвала клок ее одежды... Но тут несколько рук схватили забывшегося Старга и втащили назад в комнату. Чья-то ладонь закрыла герцогу глаза - и наваждение спАло. Кто-то пинком захлопнул окно, Старга усадили в кресло и крепко к нему прижали. Ладонь, закрывавшая ему лицо, наконец, исчезла.
-Рашид! Рени! – Старг помотал головой, отгоняя остатки наваждения. – Что вы здесь делаете? Кто отпустил вас во время боевых действий? Рашид!
Воин жестко усмехнулся.
-Просто я не дал тебе покончить с собой, герцог Старг. Это было бы слишком просто.
-Что ты несешь?! – Старг вскочил. – Как ты смеешь?! – Он сделал движение к колокольчику на стене, но возле него, скрестив на груди руки, стоял Рени.
-Не советую, - спокойно предостерег он.
-И он прав, - Рашид невозмутимо сел в кресло. – А теперь я хотел бы кое-что прояснить. Эта девушка... кто она тебе?
-Мститель, - мрачно поцедил Старг, отворачиваясь.
-Ты убил ее, - полуутвердительно произнес Рашид. - Теперь я все понял.
-Да кто ты такой?! – взорвался Старг. – Наемник...
-У тебя короткая память, герцог Старг. А ведь мы встречались, правда, это было давно... Ладно, не буду напрягать твои и без того перегруженные мозги. Я граф Радамир.
Глаза Старга удивленно расширились.
-Граф Радамир? Так вот почему ты пришел именно в мою армию! Иридон...
-Речь сейчас не о нем, - перебил Радамир. – Впрочем, я уже выяснил все, что хотел. А на будущее запомни: Марэн – моя! Живая или мертвая, но она моя!
Радамир пошел к дверям, но на пороге обернулся и добавил:
-И еще, Старг. Не надейся на прощение. Она этого просто не умеет.
Воины вышли, а Старг кинулся к окну и увидел, как Марэн, словно стоя на подводной платформе, быстро погрузилась в воду. И это стало последней каплей для надломленной психики Старга – ведь фактически Марэн дважды утонула на его глазах! Герцог упал на колени, сжимая руками голову...
С тех пор в лунные ночи Старг начал терять контроль над собой, пытаясь выброситься в окно. Потом попытки самоубийства прекратились, но появилась другая странность: он прижимался лицом к стеклу, высматривая кого-то на серебристой лунной дорожке.
-Ну, где же ты? – бормотал он. – Приди, потанцуй! Я твой, разве ты не видишь?.. А, вот и ты. Я знал, что ты придешь... Ну, танцуй же! Танцуй! И я тоже...
И он кружился по комнате, держа в объятия кого-то невидимого. А когда луна заходила, падал на кровать как подкошенный.
Первые два года приступы безумия чередовались со спокойными периодами, но именно они и были для Старга наиболее мучительными. А еще через год милосердный Господь снизошел до несчастного – а может, ему просто надоело слушать его бесконечные жалобы.
Герцог Старг сошел с ума.
*****
Когда Марэн пробралась в комнату, Радамир спал. Или делал вид, будто спит. Марэн содрала с себя мокрую одежду, швырнула в камин и, завернувшись в плащ, повалилась в кресло.
Ах, Радамир! Если бы ты видел меня сегодня! Я действительно была великолепна! Старг долго не забудет мой Танец Смерти... по дельфиньим спинам, в окружении морских соловьев*. А Миро – просто молодчина! Самый умный и сообразительный дельфин в океане!.. А Старг...
Марэн фыркнула. Какой же у него был глупый вид там, в нижнем коридоре, с хлопнувшейся в обморок кухаркой на руках! Правда, Марэн не ожидала, что от первой же иллюзорной молнии он сам упадет в обморок – на поверку герцог оказался слабоват. Только все же: кто стащил его с подоконника? Девушка задумчиво принялась расчесывать волосы.
Кто? Слуги? Нет, они бы не посмели нарушить уединение герцога без его зова. Любовница? Но у него не было женщины после моего «самоубийства». Кто-то из тысячников? Нет, никого из них тогда в замке не было. Тогда кто же? Кто?!
Задумавшись, Марэн сама не заметила, как задремала, а разбудил ее нежный поцелуй в лоб.
-Почему ты спишь в кресле? – спросил Радамир. – Хочешь, я пойду спать вниз, к воинам?
-Нет, Радамир, не уходи, - Марэн усадила его в свое кресло, а сама устроилась у него на коленях. – Я просто задумалась.
-Я следил за тобой, - вдруг признался Радамир. – Не сердись.
-Ты за мной следил? – Марэн хотела вскочить, но он не пустил. – Так значит, это ты оттащил Старга от окна?
------------------------------------------
*Морские соловьи – небольшие ночные рыбки, которые могут летать над поверхностью моря при помощи светящихся гребешков, умеют издавать тихий свист и обходиться без воды до двадцати минут.
------------------------------------------
-Да, но я хотел как лучше!
-Лучше для кого? Для этого... этого...
-Я не хотел, чтобы он умер, Марэн.
-Почему?! Я хотела, чтобы он упал, но он бы остался жив – дельфины поймали бы его! Но я хотела, чтобы он сначала испытал страх смерти, чтобы он побывал на моем месте...
-Успокойся, Марэн, успокойся, - Радамир крепко обнял ее за плечи и прижал к себе, как ребенка. – Послушай меня. Я не хотел, чтобы Старг умер, потому что это было бы слишком просто для него. Он перестал бы думать и вспоминать о том, что сделал, он перестал бы вспоминать тебя – он бы успокоился! Я хочу, чтобы он мучился осознанием своей вины и того, что ничего уже нельзя исправить. Я хочу, чтобы он жил – и думал, и помнил об этом! Поверь мне, такая жизнь гораздо хуже мгновенной смерти.
Марэн чуть отстранилась и немного удивленно посмотрела на возлюбленного. Она считала, что знает его, но вот сейчас перед ней раскрылись новые стороны его личности, стороны, о наличии которых она и не подозревала.
-А ты изменился, Радамир. Раньше ты был более милосерден. По крайней мере, тот Радамир, которого я помнила, никогда не поступил бы так по отношению к человеку.
Радамир отвел взгляд, чуть улыбнулся и снова посмотрел на девушку.
-Знаешь, Марэн, я больше никогда после того случая с оленем не охотился ради забавы. Животные живут по собственным законам и иногда убивают друг друга, но они гораздо мудрее и милосерднее нас. Они более достойны уважения...
-Более чем кто, Радамир?
-Чем... такие, как Старг или... – Радамир прикусил губы, словно боялся, что с них вот-вот сорвется имя.
-Или...? Договаривай, Радамир. И расскажи, наконец, что с тобой случилось? С какой стати ты надел тунику вольнонаемного?
-Ну... может, потом как-нибудь...
-Нет уж, сегодня и сейчас! Радамир, я же все вижу. Почему ты выбрал Старга? Именно Старга? Почему ты так ненавидишь всех, кто носил голубые нашивки Иридона? Почему ты так ждешь завтрашнего решающего сражения? Ну же, Радамир! Ведь ты знаешь меня лучше кого бы то ни было, и знаешь, что я все равно узнаю то, чем заинтересовалась. Прибегать к моим возможностям по отношению к тебе мне очень не хочется, так что расскажи лучше сам. Радамир... ведь ты когда-то назвал меня женой...
Радамир вздохнул и опустил глаза. Марэн ласково погладила его по щеке. Он, не глядя, поймал ее ладошку и спрятал в своих руках.
-Я не хотел спешить с этим разговором, Марэн, – медленно заговорил он. – Но раз уж ты так настаиваешь... Хорошо. Я расскажу.
Это случилось года через полтора после твоего ухода. Точнее сказать не могу – я не замечал времени, как не замечал и многого другого... И это и погубило меня. Все началось с той охоты, помнишь? Я долго думал, что же с тобой случилось, а потом понял: ты слышала голос того загнанного оленя, и он чуть не свел тебя с ума. И я вдруг очень захотел узнать, почувствовать, что же это такое – жить вместе с природой, дышать в такт с ней, мыслить и поступать так, чтобы не ломать ее, не причинять боль... Существовать так, словно она – в тебе и ты сам – в ней... Мне трудно объяснить это словами. Я захотел побыть на твоем месте, захотел понять природу, чтобы и она поняла меня. Я много бродил по окрестностям, слушал ритмы лесов и озер, голоса птиц и переклички зверей – часто я даже не возвращался в замок на ночь, и мне нравилась такая полудикая вольная жизнь! Я распустил свою охоту, управление графством почти полностью переложил на Рени... Я не мог больше сидеть в четырех стенах, подписывать бесконечные бумажки, выслушивать бесконечные жалобы, разбирать бесконечные ссоры – я просто не мог выносить всего этого!
Дальше – больше. Люди в деревнях стали поговаривать, будто я околдован... тобой, ведьмой. Я не обратил внимания на первые признаки беды, а напрасно... В общем, когда я вернулся с очередной прогулки, во дворе меня встречала толпа. Меня обвинили в колдовстве и изгнали из графства. Вот и всё.
-Всё ли?
-Рени и тех немногих, кто остался мне верен, восемь дней продержали в подвале. Они не могли мне помочь.
-И это всё? – повторила Марэн.
-Все, - Радамир старательно избегал ее взгляда.
-А еще точнее? Ведь это далеко не все!
-Ну, хорошо, хорошо, - Радамир раздраженно хлопнул по подлокотнику кресла. – Ты права, я сказал не все. Я узнал, кто распускал грязные слухи обо мне.
-И кто же?
-Дрикс-«рогатый».
-Ой ли?
-Да Дрикс же!
-Не пытайся обмануть меня, Радамир! Не говоря уже о том, что ты не смог бы соврать и пятилетнему ребенку, я слышу, когда говорят неправду – интонации меняются! И ты все равно сказал не все!
Радамир со вздохом откинулся на спинку кресла.
-Когда я вернулся, во дворе меня встретил... Иридон. Мы с ним какая-то дальняя родня, но до того дня я ни разу его не видел. Он мне сразу не понравился, а ведь я не знал еще, что он задумал! По его знаку на меня... надели колодки... – голос Радамира дрожал и прерывался от гнева и унижения, речь потеряла связность, - ...он сказал... колдунов сжигают... а зАмок он заберет... он станет его «загородным домом»... а о нашем родстве он помнит... и не сожжет меня только поэтому... И они – мои люди! – он гнали меня, как дикого зверя до самых границ графства... Пытались собак натравить, да не вышло... собаки... лизали мне лицо и руки... ни разу не укусили... не скалились даже!.. А люди... камнями забрасывали, грязью... А я... в колодках... Вот откуда столько рубцов... Потом они бросили меня – как есть, и я бы умер в капкане, в который угодил почти сразу же, потому что не видел, куда наступаю... если бы Рени не нашел меня – я бы... я бы давно... сдох, как зверь! Как тот олень с последней моей охоты! Иридон отнял у меня все, включая...
Марэн молча прижалась к нему. Радамира всего колотило, руки, дрожа, сжались с такой силой, что под пальцами жалобно затрещали дубовые подлокотники кресла. Марэн поглаживала его напряженные плечи, тихонько мурлыча что-то успокаивающее, пока он не расслабился, но думала о другом:"Ты не доживешь до конца завтрашнего боя, Иридон. И участь Старга покажется тебе детскими играми в сравнении с твоей собственной. Никто не смеет так обходиться с теми, кто мне дОрог!"
Рассвет застал их крепко спящими все в том же кресле. Проснувшаяся первой Марэн поцеловала Радамира.
-Проснись, любимый, пора...
Он приоткрыл глаза.
-Как ты меня назвала?
-Как я тебя назвала? – лукаво промурлыкала Марэн. Она наклонилась, желая коснуться губами его обнаженного плеча, но в этот момент во дворе оглушительно взревели рога, возвещая о начале нового дня. Марэн вздрогнула и непроизвольно сжала зубы. Радамир с воплем подскочил, а, приземляясь, перевернул кресло.
Грохнулись оба. Марэн расхохоталась, Радамир, ворча, выпутался из складок плаща, потирая укушенное плечо.
Рога затрубили вновь, и влюбленные кинулись по углам разыскивать одежду и оружие, словно кошки, на которых плеснули водой.
Собравшийся первым Радамир внимательно наблюдал за Марэн, закручивавшей волосы в узел, потом подошел к ней сзади и обнял за плечи.
-Марэн?
-М-м-м?
-Давай договоримся: Иридон – мой.
Марэн прислонилась к нему.
-Знаешь, давай договоримся так: Иридон – наш, кто первым до него доберется. Задачей другого будет не попустить, чтобы в поединок вмешался кто-то третий. Уговор?
-Уговор, - согласился Радамир, со щелчком загоняя меч в ножны. Марэн вынула свой клинок, критически осмотрела его и удовлетворенно кивнула:
-Порядок!
Глаза Радамира удивленно расширились.
-Сайглер! Откуда он у тебя?
Марэн загадочно улыбнулась, загоняя меч в ножны за спиной Сайглер был великолепным двуручником.
-После боя, хорошо?
-Смотри, слово!
-Слово, слово. Идем? Сегодня мне наплевать, что подумает трактирщик!
-Постой, Марэн, в окно быстрее!
Они выпрыгнули в низко, несмотря на второй этаж, расположенное окно и незамеченными влились в сплошной поток воинов с серыми нашивками Старга.
Наступал последний день этой нелепой войны, когда решалось, кому быть хозяином на этой земле.
*****
В этот день Марэн убедилась, что выражение «земля горит под ногами» - не просто метафора, игра слов. Земля действительно горела, подожженная тысячами горящих стрел, не попавших в цель. Горела трава и цветы, горели и плавились камни, и песок тек стеклом. А там, где огня не было, горел бой – там насмерть сражались люди, пылая слепой ненавистью друг к другу.
Марэн очень скоро перестала страдать от разрывавших поначалу голову криков умирающей земли и тех, кто горел на ней, потому что попросту перестала слышать их за непрерывным стальным звоном сталкивающихся клинков, свистом секир, гудением стрел, криками азарта и боли сражающихся воинов... И тогда она отдалась сражению вся, без остатка, не думая ни о чем, полностью подчинившись Сайглеру, который, казалось, жил своей, особой жизнью, смертоносной и яростной. Порой меч отыскивал жертву прежде, чем глаза девушки останавливались на ней, и она позволяла ему это, тем более что глаза Марэн выискивали среди сражающихся одного-единственного человека, искали – и никак не находили. Они видели пока лишь искаженные злобой лица, вытаращенные в ужасе или яростной решимости глаза, оскаленные в беззвучном (голоса тонули в грохоте боя) вопле рты – и взлетавшие над всем этим окровавленные топоры черни и благородные клинки воинов господ.
Марэн не успокаивалась, хотя иногда ей начинало казаться, что Иридон не участвует в бою сам, сидит где-нибудь на возвышении, наблюдает за этим кровавым безумием... Но внезапно взгляд зацепил в самой гуще боя знакомую неуклюжую фигуру, увенчанную шлемом «единорог». Иридон! Все-таки не стал прятаться! Все-таки он здесь!
Марэн рванулась к нему, не обращая внимания на то, что герцога окружают не меньше полусотни «голубых нашивок». Сайглер был поистине живым оружием, и бою делал все сам. Марэн уже с трудом удерживала скользкий от крови эфес, а меч, словно обезумев, полосовал человеческие тела направо и налево, с упоением исполняя фантастический танец стального бога войны. Ни одному из тех, кто имел несчастье попасть в его гибельный круг, не удалось уйти живым.
Спиной Марэн чувствовала присутствие Радамира, не отстававшего от нее ни на шаг. И когда они уже приблизились к Иридону, откуда-то появились два десятка «серых нашивок», как-то очень легко разбросали свиту Иридона, которая, кстати, не особенно и сопротивлялась. В несколько минут из рук герцога выбили меч, повалили и прижали к истоптанной земле так, что он не мог даже шевельнуться. Десяток самых верных из его свиты кинулся было на выручку, но люди остановились при виде двух десятков клинков, недвусмысленно направленный Иридону в грудь.
-Остановитесь все! – приказал Радамир. Он легко поднял Марэн и посадил себе на плечо.
-МАттель! – закричала она. – Маттель, сейчас! Давай!
Целая туча крылатых хищников под предводительством огромного белого сапсана на бреющем полете промчалась над полем битвы, вынуждая сражающихся прекратить бой. И, когда птицы скрылись, все услышали голос Марэн:
-Остановитесь! Предоставьте решать Богу, кто прав в этой распре!
Она спрыгнула с плеча Радамира и обернулась к тем, кто по-прежнему удерживал Иридона.
-Отпустите его! – приказала она. Иридон яростно вырвался из удерживавших его рук и вскочил, сжимая кулаки.
-Стерва! Так это твои проделки! Ведьма, отродье дьявольское, что ты со мной сделала?!
Марэн холодно усмехнулась.
-Ты недостоин титула, который носишь! Ты пал так низко, что пошел на поводу у девчонки с хорошеньким личиком и нормальными мозгами!
-Ведьма...
-Ты не оригинален. Так вот, исход этой битвы решится в поединке. Ты – и только ты! – против любого из «серых нашивок». Желающих много. Ты праве выбрать себе противника.
Иридон сорвал шлем и отшвырнул его в сторону. Он посмотрел на Рени, не отходившего от Радамира, на самого Радамира, на стоявшую рядом с ним Марэн, на ИллАмита, с которым он несколько лет назад поступил так же, как недавно – с Радамиром. Светловолосый и худенький, невысокого роста, Илламит производил обманчивое впечатление хрупкости и изящной слабости, но многие в этом бою страшно ошиблись, поверив своим глазам. Сейчас юноша стоял неподвижно и казался спокойным, только в голубых глазах плавился лед – и ярость.
Рядом с ними, опустив голову, стоял АссенИ, русоволосый, сероглазый, с седыми не по возрасту висками. Его мать служила у Иридона горничной, отец был сокольником. Положив глаз на высокую, красивую, по-девичьи тонкую горничную, Иридон однажды попытался овладеть ею, но встретил решительный отпор. Получив пощечину, герцог отступил, посмеиваясь, но через несколько дней встретил ее в нижнем коридоре и овладел ею насильно, причем во всеуслышание объявил об этом всей дворне. Не выдержав позора, несчастная женщина бросилась с замковой колокольни прямо на сложенные во дворе камни для нового камина в центральном зале.
Почувствовав взгляд Иридона, Ассени поднял голову – и Смерть взглянула на герцога из его серых, словно пылью покрытых глаз.
Иридон перевел взгляд дальше...
Лица, лица, лица с одинаково горящими беспощадными глазами! Он помнил их, помнил их всех, помнил боль, причиненную каждому из них, видел руки, судорожно сжимавшие эфесы, - и не мог понять, что же мешает им расправиться с ним сейчас, немедленно, безо всяких поединков, по праву победителя, всем – против него одного... Иридон отнюдь не был трусом, но, вернувшись к тому месту, где стояли Радамир и Марэн, почувствовал леденящий холод в груди.
Он уже знал, что сегодня умрет, если не первый, то второй третий противник – убьет его.
-Ты видел всех, - спокойно произнес Радамир, - и, я вижу, все вспомнил. Выбирай. Назови имя.
Иридон знал, что умрет, и ему поначалу было безразлично, кто первым скрестит с ним меч. Но напоследок он вдруг безумно захотел отомстить той, что так жестоко подшутила над ним, выставив на посмешище, столкнув лбами со Старгом, с которым прежде они были если и не в дружеских, то ровных, взаимно нейтральных отношениях. Той, которая была так уверена в своем праве судить, что...
Иридон оскалился в страшном подобии улыбки приговоренного. Сейчас он напоминал пса, который понял, что его решили утопить, но напоследок хочет побольнее укусить руку, засовывающую его в мешок.
-Я знаю, что один из вас сегодня убьет меня, - заговорил герцог. – И признаю за вами это право. Но я, так же, как и вы, хочу отомстить человеку, по вине которого стою здесь, перед своими судьями и палачами. Поэтому, - Иридон подхватил свой меч, лежавший тут же, и поднял его острием вверх, - своим противником я выбираю... – не называя имени, он резко опустил клинок, указывая на Марэн. По кругу воинов пробежал ропот.
-Ты должен выбрать другого! – крикнул кто-то. – Она женщина и, значит, не равна тебе по силе!
Радамир вскинул руку, приказывая молчать, и с горячей надеждой взглянул на Марэн.
-"Откажись! Послушай их!.."
Она ответила ему долгим взглядом и улыбнулась.
-Не бойся за меня, - шепнула тихонько, и вышла из круга.
-Я принимаю твой вызов, герцог Иридон!
Она обнажила Сайглер, небрежно стряхнув с него ножны прямо Иридону под ноги.
-Да как ты посмела осквернить могилу Шаин-Кея?! – прошипел он. – Как ты вообще смогла взять в руки легендарный Живой Клинок?!
Марэн издевательски улыбнулась.
-А тебе не все ли равно? Он мой и он подчиняется мне! Ты сам выбрал противника!
-И все равно тебе это не поможет! – Иридон прыгнул вперед. Марэн увернулась от прямого удара и почувствовала, как ожил Сайглер. После первых же ударов она поняла, что ей достался опасный противник. Иридон с самого начала знал, что, даже имея в руках Живой Клинок, Марэн не сумеет ответить на его выпады с той же силой, и вовсю пользовался преимуществом своего пола. Однако герцог плохо знал свою бывшую любовницу. Марэн же знала все или почти все о герцоге, знала если и не все, то большинство историй тех, кто желал Иридону смерти. Герцог видел перед собой всего лишь женщину, которая, надо признать, неплохо владеет мечом. Марэн же видела подлеца и мерзавца, подонка, для которого не писан ни один закон, и это освобождало ее от соблюдения какого бы то ни было кодекса чести, за исключением основного канона поединка.
Постепенно выяснилось, что Марэн имеет куда больше преимуществ, чем герцог. Она отлично знала слабые места в его защите и недостатки атак, и, к тому же, не стеснялась использовать свой дар. Будучи гораздо легче и подвижнее, она нещадно гоняла его по импровизированной арене, раз за разом заставляя его промахиваться и успевая подставлять ему «ножки». Воины уже сбились со счета, сколько раз надменный герцог летел кувырком, глубоко вонзая меч в землю, а потом с трудом вытаскивал. Смех воинов бесил Иридона, и он понемногу терял над собой контроль, начиная совершать глупые ошибки, недопустимые в смертельном бою. А Марэн, словно змея, выскальзывала из-под его меча, не забывая полоснуть герцога Сайглером или огреть плашмя.
Ослепленный гневом и безумной жаждой мести, Иридон не сразу разгадал замысел своей противницы, и понял его лишь тогда, когда заметил, что она почти невредима, если не считать нескольких несерьезных царапин. Что касается самого Иридона, то он уже задыхался от этой гонки – давала о себе знать легкая жизнь без забот и ограничений.
И вот тут-то Марэн перешла в наступление. Короткая схватка, резкий взмах меча – и через губы и правую щеку герцога пролегла глубокая рана. Иридон по-медвежьи взревел и ринулся в атаку. Он использовал грубый напор, Марэн попятилась, упала, с трудом избежав гибельного удара, перекатилась через плечо на колени и ударила его сзади по ногам.
Она мола бы ударить и в спину, но в последний момент решила не убивать. Всё же Радамир прав, такой исход был бы слишком легким для герцога, а он заслуживал наказания куда большего, чем Старг. В тот миг у Марэн был выбор, она решила оставить ему жизнь, навсегда искалечив его тело, как сам он калечил души.
Еще только падая, Иридон уже знал, что больше не поднимется, – Марэн перерезала ему сухожилия. И еще понял, что останется жить.
Марэн поднялась, прищурясь, пристально посмотрела на Иридона, и герцог ответил ей ненавидящим взглядом.
-Убей меня! – прохрипел он. – Убей или, клянусь, мертвецом из нас двоих станешь ты! Как угодно, но я все же достану тебя!..
Марэн холодно усмехнулась.
-Кому ты теперь страшен, беспомощный калека? Тебе никогда не встать на ноги.
-Зачем?.. Почему ты не хочешь довершить начатое?
Подошедший Радамир обнял Марэн за плечи. Подошли и остальные.
-Почему, Марэн? – повторил Иридон, безуспешно пытаясь подняться.
-А зачем? Ты всё равно умрешь. И узнаешь, что такое умирать одному. Я знаю, так будет! В твой смертный час ни один человек не приблизится к твоему ложу.
-Ведьма... Ты не посмеешь!
-Не посмею что? Я победила, Иридон. Черные снова выиграли! Неужели ты не понял, что и Старг, и ты сам, и ваши люди были для меня всего лишь игрушками? Вы позволили мне играть с собой, подчиняясь моим приказам.
-А он? – Иридон взглядом указал на Радамира. – Очередная твоя игрушка?
Марэн расхохоталась, а лицо герцога исказила гримаса бессильной ярости.
-Ты глупец, Иридон! – воскликнула Марэн. – Ты так и не разобрался в происходящем, так ничего и не понял и потому лежишь сейчас здесь с перерезанными на ногах сухожилиями, не в силах подняться! Радамир мой муж, он мне ровня и я люблю его. А теперь прощай.
Марэн и Радамир повернулись и пошли прочь, сквозь расступавшуюся перед ними толпу воинов, судьба которых их больше не волновала. Им навстречу из леса выскочил Ламарт. Радамир посадил Марэн ему на спину, сам пошел рядом, и вскоре все трое скрылись за деревьями.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ