Глава 7.
«Дорожные проделки»
-Не понимаю я этого, Герлин, просто не понимаю. Ну, чем она герцога-то приворожила?! Глянуть-то не на что! Тьфу! Одни глазюки, прости Господи! – Руки женщины мелькали с той же скоростью, что и язык, яростно надраивая большой медный чайник. – А ведь какую власть над ним заимела! И что в ней такого, чего у нас нет?
-Не скажи, - отозвалась спокойная синеглазая Герлин, -невозмутимо перемывавшая посуду. – В ней все не такое. И стать, и косы, и лицо, и манеры – все не наше, чужое. И красивая она. Да только злая краса в ней, теплоты людской недостает.
-Ну и что с того?
-Скажи, Адаса, какая из женщин нашего герцогства может сравниться с ней? Кого можно с полным правом назвать привлекательнее, интереснее?
-Да пожалуй, никого, - неохотно согласилась Адаса. Она подвесила начищенный чайник на крюк над камином, налила в него воды и принялась с тем же остервенением натирать котел. – И все же не нравится она мне.
-Думаешь, герцог тебя слушать станет? – улыбнулась Герлин, ставя на место последнюю тарелку.
-Да он сам не свой с тех пор, как нашел ее! – фыркнула Адаса. – Вот уж верно говорят, что от любви голову теряют!
Герлин невозмутимо пожала плечами.
-Все мы разные, - сказала она.
Адаса взволновано взмахнула уже начищенной крышкой и со звоном бухнула ее на котел. Герлин начала подметать пол.
-И все-таки ей здесь не место, - упрямо настаивала Адаса. – Наш герцог мог бы найти себе и получше. И вообще... – она наклонилась, выволакивая из ниши корзину с мусором, - вообще...
Герлин стукнула ее по заду метлой. Адаса резко обернулась и успела заметить промелькнувшие в дверном проеме темные волосы. Герлин отставила метлу, взяла веничек, которым горничная обметала пыль в комнатах и вышла в коридор. Марэн обернулась через плечо, ее глазищи на миг блеснули недобрым холодным светом. Девушка загадочно усмехнулась и, не сказав ни слова, вышла через черный ход.
Марэн давно привыкла в подобным разговорам, но то, что глазастая внимательная Герлин заметила ее, немного встревожило. Она предпочла бы выбраться из зАмка незамеченной... Впрочем, Иридон поверит только тому, что скажет сама Марэн, и ничему больше. Иридон...
Мысли Марэн приняли иное направление. Как просто оказалось подчинить его! Всего-то две ночи – и герцог Иридон готов был сделать для нее все, что угодно! Он буквально танцевал перед ней, клялся в вечной любви, заваливал цветами и драгоценностями, носил на руках, потакая любым ее прихотям – но при всем при этом ни во взгляде его, ни в голосе не было тепла. Он хотел владеть ею так, как хотят обладать редкой вещью, красивой игрушкой! И он от души забавлялся с ней, не подозревая, что сам уже давно стал игрушкой в цепких беспощадных коготках, до поры до времени спрятанных в бархатных подушечках лап.
хххххххххххххххх
Четыре года непрерывных скитаний сильно изменили Марэн. Она стала расчетливей, холодней, жестче и, наверное, безжалостней.
После сожжения Лигры (дома занимались один за другим, и тушить их попросту не стали, посчитав огонь лучшим очищением проклятого места) ее обездоленные жители разбрелись кто куда, разнося по всему материку жуткие истории о сероглазой ведьме, описывая во всех подробностях ту последнюю, страшную ночь в родной деревне. Словно черным покрывалом, Марэн затянуло людским страхом, потому что мало у кого хватило храбрости возненавидеть ее. Четыре долгих года ее и Ламарта гнали из деревни в деревню. На каждой, даже самой глухой дорожке их ждали ловушки, засады, петли, арбалетные болты, летевшие из придорожных кустов в спину, ножи, пропитанные смертельным ядом. Для них не было места ни в поселках, ни в лесной чаще, и Марэн уже не могла припомнить, сколько раз ее спасали лишь быстрота и сила Ламарта.
Однако у этой безумной гонки была и своя положительная сторона: способности Марэн развивались необычно быстро, подпитываемые постоянной практикой, и теперь она могла такое, о чем прежде не смела даже мечтать. Ей ничего не стоило отвести человеку глаза, заставить видеть то, чего нет, и не замечать очевидного, прочитать его мысли и выведать самые сокровенные или самые постыдные тайны, вызвать умопомрачительные видения, причем настолько реальные, что несчастная жертва ее экспериментов была убеждена в их осязаемости.
Последний год странствий был полон восхитительных приключений. Для Марэн внезапно раскрылись невероятные возможности отплатить людям той же монетой – и она не теряла времени даром, получая от своих выходок истинное наслаждение.
Селяне встречали на дорогах Дьявола со свитой, жутких монстров, на глазах превращающихся в ослепительных красавиц с соблазнительными бедрами, лесных ведьм с горящими глазами, хвостатых русалок или самых обыкновенных деревенских мужиков, старательно засыпавших золотом дорогу под ногами. Священник мог увидеть, как Господь с руганью выдергивает гвозди из ладоней и слезает с креста... Произойти могло все, что угодно – Марэн и не думала сдерживать порывы своей буйной фантазии. Бывало и так, что люди не выдерживали искушения, но тогда в руках у них оказывались змеи, ежи, лягушки, дохлые кроты, явно только что вынутые из капканов, навоз, гнилая солома и прочая гадость. А уж если какой-нибудь селянин поддавался очарованию ведьмы, непременно оказывался либо в муравейнике, либо в терновнике, и весь день торчал потом на реке, проклиная подведший его аппарат...
Ламарт двигался быстро, поэтому создавалось впечатление, что подобные безобразия происходят повсеместно и одновременно. По наиболее удаленным и глухим поселениям прокатилась волна самоубийств – люди не выдерживали нервных потрясений. Однако Марэн это ничуть не трогало. Один из мелких баронов даже попытался устроить на них с Ламартом облаву, согнав со всех концов своего владения мужиков, способных удержать в руках хотя бы дубину, и с тех пор люди обходят это баронство стороной, называя Преисподней. Немногих оставшихся в живых приютили соседние владения, но руки Марэн и на этот раз остались чисты. Просто люди, обезумев от суеверного ужаса, насмерть затоптали тех, кто оказался послабее или просто упал. Да и как иначе? Не помогли ни кресты, ни молитвы: повинуясь слову сероглазой ведьмы, на них надвигалась гигантская волна звериной армии! Выжившие с содроганием вспоминали много позже, что никогда, ни до, ни после того дня не видели ничего подобного. Звери шли плотным строем все вперемешку, не трогая друг друга, будто объединившись против исконного, злейшего своего врага – человека!
Многие тогда погибли от клыков и рогов, многие были затоптаны, многие разорваны хищниками. В тот день Марэн вдруг вспомнила землю, разделенную на клетки, и невольно улыбнулась. Да! Сейчас и здесь, она – королева! И стала ею лишь благодаря себе самой.
Марэн взглянула вниз. Серые холмики людей уже почти исчезли в разноцветной волне звериных шкур.
Ламарт стоял рядом, будто высеченный из мрамора, величественно и спокойно глядя на бойню. Ветер слегка пошевеливал его черную гриву, пышными длинными волнами лежавшими на могучих плечах льва. А когда исчез последний серый островок, он повернулся к Марэн и необычайно торжественно произнес:
-Ты победила, королева!
-Ты это приемлешь, Ламарт? – Марэн показала вниз. Лев не взглянул туда, только вытянул вперед левую покалеченную лапу: на давнем шраме не росла шерсть.
-Они убивают нас не потому, что голодают, - презрительно сказал он, - а потому, что им так хочется.
-Так значит, вы мстили?
-Да. Но это ты объединила нас. Ты победила. Ты королева. Отныне – тебе стоит только позвать.
-Королева? – Марэн внезапно усмехнулась, вспомнив собственные недавние мысли. – Да, Черная Королева. Что ж, приступим к следующей партии. В этой я выиграла, так что первый ход – мой. Идем, Ламарт, идем.
-Ты уже что-то придумала?
-Пока не совсем, но додумаю по дороге. Идем.
хххххххххххххххххххххххххххххххххххх
...Марэн улыбалась, вспоминая все это. Что ж, партия уже началась и первый ход почти сделан.
Ламарт выскочил ей навстречу, едва не сбив с ног.
-Я скучал без тебя. И мне не нравится, что ты там одна! Скоро это кончится?
-Скоро, Ламарт, - улыбнулась девушка. – Вот только начнется – и кончится.
-Смеешься? – обиделся лев. – Еще не начиналось, а уже кончится?
-Нет, конечно, не смеюсь, - Марэн почесала его за ухом. – Просто шучу. Ну, ладно. Мне нужно к Старгу.
-Опять? – ревниво спросил Ламарт. – А я?
-А тебе придется еще немного подождать. В этой партии черные ходят первыми.
Когда совсем рядом послышались звуки прибоя, лев остановился. Марэн спрыгнула с его спины.
-Молодец! Теперь иди пока, погуляй, поохоться. Я позову тебя.
Оставив Ламарта, который немедленно воспользовался советом и отправился на охоту, Марэн вышла к морю. Она любила по дороге в герцогство Старга посидеть на песке, послушать голос моря, особенно вечером, наблюдая, как медленно опускается в воду огромный солнечный диск.
Далеко в море, на солнечной дорожке, показалась стая дельфинов. Беззаботно играя, они приблизились к берегу и заметили Марэн.
-Привет! – крикнул вожак дельфинов, которого звали Миро. – Почему сегодня не купаешься? Иди к нам, поиграем!
Марэн помахала ему, но от купания отказалась, и Миро повел стаю дальше, за скалы, где проходило теплое течение.
-Извини, - сказал камень. – Не могла бы ты немного подвинуться? Я люблю солнце!
Марэн рассмеялась, но двигаться ей не хотелось, и она просто подвинула камень так, чтобы на него падали солнечные лучи.
-Спасибо, - вежливо поблагодарил камень. – Жаль, что мы не умеем двигаться самостоятельно. Может, и мы смогли бы тебе помочь.
-Помочь в чем? – поинтересовалась Марэн.
-В твоем деле. Мне безразлично.
-Ну, а если оно направлено против людей?
-Тем хуже для нас, что мы не можем помочь. И для них. И почему не все люди такие, как ты?
-Какие «такие»?
-У меня был друг, – сказал камень. – Лежал рядом со мной. А потом пришли люди. Мой друг был больше, чем я, и один из людей споткнулся о него. «И откуда в песке столько булыжников?» - крикнул он и выбросил моего друга в море.
-И это все? – удивилась девушка. – Ведь камни не могут умереть!
-Мы умираем, становясь песком, - объяснил камень. – А тебе уже нужно идти?
-Да, пора, - Марэн поднялась.
-Приходи еще, – сказал камень. – Мне бывает так одиноко.
-«Даже в камнях души больше, чем в людях. – подумала Марэн. – Не зря все они зовут нас только «двуногими»!»
Еще с полчаса она брела вдоль берега по колено в воде, пока на скале не возникли высокие шпили герцогского замка. Марэн вздохнула. Вот и еще один влюбленный по уши идиот, и еще неделя зубовного скрежета, потому что и ей самой придется играть очередную роль. Но ничего! Она отыграет ее так, что никто и не заподозрит игры!
*****
Замок бурлил, словно потревоженный улей. Издалека слышны были внезапные всплески воплей и отдельные голоса, что-то втолковывающие остальным. Когда Марэн вошла в ворота, перед крыльцом бесновалась толпа, состоящая, в основном, из торговцев и крестьян. Окруженный стражниками, с высокого крыльца ораторствовал Старг, невысокий широкоплечий мужчина, чем-то напоминавший гнома из древних легенд. Марэн с интересом прислушалась и удовлетворенно поняла, что ее труды не пропали даром.
-Неужели вы не понимаете, что это просто шутки, розыгрыши? – надрывался Старг. – Какие могут быть оборотни?! На соседних землях живут обычные люди, такие же, как и вы сами! Да разве допустил бы Господь такое зло на земле? Успокойтесь! Расходитесь по своим домам!
-Мы хотим, чтобы наш герцог защитил нас от этого! – завопил голос из толпы. – Хотим, чтобы ты прекратил это, раз уж у тебя такие хорошие отношения с Господом! Ты просто еще не видел этих тварей! А они лезут к нам с соседских земель!
-Дикое зверье безбоязненно по ночам заходит в деревню, - поддержал крикуна женский голос. – В окна заглядывают! Детей пугают! И звери эти тоже приходят оттуда!
Старг на мгновение растерялся, но быстро нашелся.
-Разве они вас трогают? Ну, ходят, вам-то что? Они вас не трогают, и вы их оставьте в покое!
-С ума сошел! – взвизгнула женщина, позабывшая от страха высокий ранг Старга. – У нас же дети!
-А может, у них тоже дети! – парировал герцог. Стражники засмеялись, а по толпе пробежал ропот.
-Расходитесь по домам, - снова заговорил Старг. – Не слушайте тех, кто желает посеять смуту. Ничего не произошло...
-Не произошло?! – буквально взвыл кто-то. – Не произошло – так произойдет!
-Да он просто смеется над нами! – поддержал другой голос.
-Эта сероглазая стерва совсем задурила тебе голову! – закричал третий. – Ты совсем не думаешь о делах, запустил границы... Если бы не Всадники, совсем никакого порядка бы не было!
-Молчать! – взъярился Старг. – Не сметь критиковать герцога! Какое ваше собачье дело?.. Я сказал молчать!! – рявкнул он, так как толпа снова зароптала, и люди испугано притихли. – Значит, так. Всем немедленно заткнуться, разойтись по своим деревням и заняться делами! Все слышали? И в следующий раз велю каждого пятого повесить для острастки!.. А ну, выпроводить всех их к чертовой матери!
Стражники бодро ринулись на толпу с копьями наперевес, и через минуту двор опустел. Марэн, которая все это время простояла возле стены, вышла на солнце. Старг, присевший было на ступеньку, проворно вскочил и кинулся к ней.
-Марэн!
Девушка оглядела его с явным оттенком презрения.
-Хорош, нечего сказать! Что, властью своей упиваешься?
-Так они же...
-Что они? – перебила Марэн. – А что ты сделал, чтобы помочь им? Думаешь, если и пришла беда, твой замок она обойдет стороной?
-А что бы сделала ты? – разозлился Старг. – Посоветуй, раз уж такая умная!
Марэн даже удивилась той легкости, с какой герцог бросил на произвол судьбы людей, кинувшись на защиту собственного самолюбия. Фактически, он сам прыгнул в ловушку. И, более того, сам произнес свой приговор.
-Я послала бы надежных людей на соседние земли, и они рассказали бы мне, живут ли там оборотни.
-Ну, а если живут?
-Думай, - Марэн слегка пожала плечами и повернулась, чтобы войти в дом. - На что тебе голова-то дана? Чтобы шляпу носить?
-Это оскорбление, юная госпожа! – Старг полушутя сгреб ее в охапку, будто уже предъявлял на нее права. – Плати дань!.. Почему ты так долго не приходила?
-«О боже, опять! – с тоской подумала Марэн. – Хотя, надо признать, он отлично умеет это делать!..»
*****
-ДОрон! – крикнул Старг, выходя из комнаты, и, уже слыша где-то далеко, в недрах замка дробный топот, мечтательно улыбнулся. О, если бы он мог, если бы смел, он привязал к себе Марэн даже силой, но что-то удерживало его. Что – он еще сам не понимал. Может быть, глаза Христа, взиравшего на происходящее с большого распятия, установленного в центральном зале. Может, желание получить то же самое по доброй воле. А может, взгляд самой Марэн и тайный страх перед ней: кроме имени, которое, кстати, легко и изменить, Старг ничего о сероглазке не знал.
Топот приблизился, и вскоре из-за поворота выбежал юноша лет семнадцати, и с ходу упал перед герцогом на одно колено.
-Внимаю тебе, господин мой.
-Слушай внимательно, Дорон. Сегодня вечером ты уедешь. Уедешь тайно. Официально будет объявлено, что я отпустил тебя к родным. На деле же ты отправишься в соседнее герцогство, и через месяц должен представить мне полный отчет: что ты там найдешь, что там творится, как и какие люди там живут, о чем говорят деревенские кумушки, что за настроения витают в воздухе... Все! Ты понял меня?
-Да, господин.
-Особенно уделяй внимание отношению герцога Иридона с людьми, состоянию дел в герцогстве, границам и приграничным зонам. Все слухи и сведения о нас так же представляют для меня интерес.
-Слушаюсь, господин.
-Иди.
-Да, господин.
Слушая этот разговор в своей комнате, Марэн недобро улыбалась: все происходило так, как она и планировала.
-«Что ж, первый ход белых сделан, - подумала она. – Теперь мой ход, и я снова не промахнусь»
*****
Дорон шел по пустынным улицам крохотного приграничного поселка, одного из первых на земле Иридона, и нервно вздрагивал при малейшем шорохе. Ему казалось, будто сама ночная темень следит за ним тысячами невидимых глаз, а бесплотные ноги неслышно ступают рядом. Несколько раз что-то легкое, словно ночной ветерок, коснулось его головы, и Дорон шарахался в сторону, дрожа, крестясь и бормоча молитвы.
-Боишься? Боишься? – шептали почти беззвучные голоса. – Боишься неизведанного? Боишься необъяснимого? Зачем же тогда пришел? Зачем пришел? Зачем?.. Зачем...
-«О, Господи! – в панике подумал юноша. – Да если б я знал, зачем!.. Господи, Боже ты мой, защити! Отведи беду! Отгони тварей дьявольских!.. Господи!.. Господи!..»
-Молись, молись! – шептали настырные голоса. – Молись неистовей! Падай в грязь, разбивая на острых камнях колени, кайся в грехах, которых не совершал, умоляй, выпрашивай... Бог услышит, подкинет благословение или милость свою, словно барин – кость дворовой собаке... Молись же!
Наконец Дорон оступился, упал и скатился в придорожную канаву, где и пролежал до рассвета, боясь шелохнуться. Всю ночь вокруг него что-то шуршало и потрескивало, кто-то шипел, стонал охал не переставая нашептывать парню на ухо такие советы, что он в ужасе крестился и крепче вжимался в землю, ожидая гнева Божия в виде молнии. Но с первыми же лучами солнца все стихло. Дорон, выбрался из канавы и, поднявшись на ноги и повернувшись лицом к востоку, тут же бухнулся на колени, вознося Богу горячую благодарность. По мере того, как просыпался поселок, он все больше смелел и рискнул даже закончить молитву, слыша лай собак и скрип раскрываемых ставень.
Оглядевшись, Дорон обнаружил, что стоит на одной из улочек, ведущих к площади. В просвете между домами виднелась церковь, и он видел, как звонарь полез на колокольню. С первым же ударом колокола из дверей церкви вышел священник, пузатый, маленький и плешивый, с кадилом в одной руке и распятием – в другой, и неожиданно сильным, густым басом загудел, заглушая звон колокола:
-Свет Божий да воссияет над вами, православные! Да осенит Господь знамением добрым дома и дела ваши! Да убережет он вас от скверны и козней дьявольских, ныне и во веки веков, как уберег в еще одну ночь Сатаны. Вознесем же Господу молитвы наши и благодарность нашу. Да коснется вас благодать его! Аминь!
-Аминь! – машинально повторил Дорог и перекрестился. Оглянувшись, он заметил удивительную вещь: Во всем поселке люди становились на колени лицом к востоку, чуть ли не со слезами благодаря Господа за еще одну благополучно пережитую ночь, становились там, где заставал их гулкий голос священника, не обращая внимания на грязь и камни, ранившие порой до крови. Чтобы не обращать на себя ненужного внимания, Дорон тоже стал на колени, но не столько молился, сколько наблюдал за людьми.
Молитва закончилась земным поклоном и люди, как ни в чем ни бывало, отправились по своим делам, возобновляя прерванные занятия. Поразмыслив, Дорон побрел к колодцу, не без основания полагая его просветительным центром в жизни поселка. Все деревенские кум ушки наверняка сбегутся к нему, торопясь обсудить очередную «ночь Сатаны» и поделиться собственными переживаниями.
Он оказался прав. Чрез некоторое время к колодцу со всех сторон потянулись принаряженные женщины, гордо, точно кошки, выгибая спины, с нарочито-легкой небрежностью неся на изящных плечиках коромысла с ведрами. Здесь, как и в родном поселке Дорона, контингент первейших деревенских сплетниц составляли, в основном, молодые вдовушки и девки-перестарки, по тем или иным причинам оставшиеся вековушками, а «всевидящие очи» принадлежали точно таким же старичкам- и старушкам–«божьим одуванчикам». Благодаря своему невысокому росту и неприметной одежде Дорон ничем не отличался от сновавших по площади подростков, и кумушки у колодца не обращали на него внимания.
-...А сегодня, Амиса, вообще страсть, чего было! – взволновано тараторила невысокая толстушка в черном вдовьем платке, накинутом на плечи поверх яркой цветастой кофточки. – Просто ужас! Всю ночь кто-то, прости Господи, шастал под окнами, все пыхтел, все сопел да охал – ей-ей, тем самым занимался, дьяволово отродье...
Женщины прервали ее рассказ дружным смехом.
-Тебе, Яса, на каждом углу вот то самое мерещится, - с трудом выговорила сквозь смех высокая статная женщина. – Уж два года, как мужик твой к Господу Богу отправился, а ты все никак не угомонишься. Эвон, чего придумала! Чтоб оборотни под ее окнами...
Женщины прыснули еще громче. Со всех сторон в толстушку понеслись соленые шуточки:
-Небось, позавидовала!..
-А мужик-то твой здоровый был! Видать, совсем загнала!..
-Еще с оборотнями не пробовала...
-А чего ж не выглянула-то?..
-Да, чего не выглянула? Может, и получила бы чего! Где ему во тьме разбирать!..
-Тихо, бабы, - вмешалась пожилая уже женщина, и от одного звука ее властного голоса остальные притихли. – Знайте меру! Неча Господа гневить да Сатану подзадоривать! Как бы беды не вышло...
Толстушка Яса, вся красная от гнева и возмущения, но отнюдь не от стыда, ловко подцепила на коромысло свои ведра, вскинула его на плечо и, подбирая одной рукой подол длинной юбки, в припрыжку покатилась к ближайшему переулку.
После ее ухода женщины как-то быстро посерьезнели, и Дорон услышал немало интересного. К его глубокому изумлению, женщины почти слово в слово повторили то, о чем совсем недавно говорили во дворе замка герцога Старга, с той разницей, что, оказывается, вся нечисть лезет с земель Старга. И что оборотни – все те, кто живет там.
Чем больше слушал Дорон, тем больше его охватывало недоумение, и он почти забыл о том, что надо скрываться. Люди здесь говорили точно так же, как и в его родном поселке, как и замке Старга, как на всех дорогах и во всех домах во всем обширном герцогстве «каменного хозяина», как между собой называли Старга селяне. Единственное, чего он так и смог уяснить – что же вызывает такой ужас. Тени, голоса, звуки, не принадлежащие обычной ночи, топот и беготня под накрепко запертыми окнами – все это непонятно, конечно, но не так уж и страшно. (Увлекшись, Дорон совсем позабыл, как сам едва не умер от страха прошлой ночью.) А между тем – и этого не понимал пока никто! – страх заключался вовсе не в голосах, а в самой ночной тьме, белесом тумане, клубами надвигающемся на поселок, расплывчатом контуре необычайно огромной луны, призраком встающей в дрожащем мареве. Ночь всегда казалась людям таинственным временем, а их суеверия довершали остальное.
Женщины говорили довольно долго, но все основное уже прозвучало. И последняя фраза заставила Дорона буквально подскочить на месте фраза, небрежно произнесенная одной из женщин:
-Тяжкие беды посылает Господь за грехи герцога...
Женщины повздыхали, покивали головами, потом подхватили свои коромысла и разошлись в разные стороны.
Первым побуждением Дорона было вскочить и мчаться к Старгу, но что-то удержало его. Какое-то пока не ясное, смутное предчувствие заставило его пойти к церкви.
Священник – отец Симон – встретил его во дворе. Он критически осматривал обшарпанную дверь колокольни и покачивал головой, о чем-то раздумывая, но, услышав за спиной шаги, обернулся.
-Ты ко мне, сын мой?
-Да, отец мой.
-Ты издалека? На исповедь?
-Да, но... Мне не нужна исповедь. Мне нужен совет... и помощь.
-Входи, сын мой, - отец Симон прошел к церкви и распахнул тяжелую дубовую дверь. – Войди в дом Господень без страха и расскажи о своей беде.
Дорон с привычным трепетом вступил под высокий арочный свод и упал на колени, встретившись взглядом с распятым Христом. Отец Симон невозмутимо подождал, пока юноша поднимется, и сел на скамейку перед самым распятием, знаком предложив своему собеседнику сделать то же самое. Дорон послушно присел рядом. Священник молча ждал, сложив руки на своем необъятном пузе.
-Отец мой, - начал Дорон, - я хотел бы, чтобы наш разговор был приравнен к исповеди.
-Как ты захочешь, сын мой, - немного удивленно отозвался отец Симон. – Я снова обещаю свято хранить тайну исповеди – и нашего с тобой разговора.
-Благодарю, отец мой, - кивнул Дорон. – Я хотел бы знать, о каком «грехе герцога» говорят люди и что за тени по ночам тревожат покой на земле. Я нездешний, как ты верно заметил, я пришел только сегодняшней ночью и...
Закончить он не успел. Отец Симон стремительным движением перекрестил его, ухватившись за висевший на шее крест, и перекрестился сам, причем в глазах священника промелькнул самый настоящий ужас.
-Ты... провел эту ночь на улице? Среди посланников Ада, и остался жив?! Они не тронули тебя?! А... благословен ли час твоего рождения? Носишь ли ты крест?
-Конечно, отец мой, - юноша расстегнул куртку и показал позолоченный крестик не крепком шнурке. – Я верю в милость Господа, и Он спас меня нынешней ночью. Клянусь, никогда я не вступал в сделку с Дьяволом! – он бережно поцеловал крестик и снова спрятал за пазуху.
Священник пронзил его подозрительным взглядом, поднялся, взял из-за алтаря чашу со святой водой, брызнул на Дорона и, видя, что тот не отскочил, не завизжал диким голосом и не рассыпался прахом, успокоенный, снова уселся на скамью.
-Что ж, ты чист, сын мой. Я расскажу тебе все, что мне известно, хотя это и не много. Собственно, грех герцога заключается в том, что он связался с девушкой ниже себя по положению. Правда, она очень красива, загадочна, притягательна. Герцог верит ей, может, даже слишком, но... никто не знает, кто она, откуда, зачем она здесь... О ней никто ничего не знает – а ведь для такого небольшого поселка, как наш, это неестественно.
-И это все?!
Священник пожал плечами.
-Все, что я знаю. Господь запрещает повторять слова, услышанные через двух-трех человек. Я сказал только то, что слышал сам... из надежного источника.
-Но тени, отец мой? Что они такое?
Отец Симон задумчиво покачал головой, задумчиво перебирая четки.
-Не могу тебе ответить, сын мой. Но моя вера, мое сердце, вся моя душа твердят мне, что они – Зло, быть может, величайшее в мире, потому что исходит оно из нас самих. У каждого из нас хотя бы раз в жизни появлялось желание совершить зло: причинить боль, сказать неправду, получить незаслуженное, возвыситься, унизив другого... Соблазнов много, но лишь самые лучшие, самые стойкие способны противостоять им. И наше Зло начинает воплощаться на земле в этих непонятных созданиях. А между тем они – это мы сами, наши черные помысли, они – от нас и из нас... Я вижу, ты не понимаешь. Иди. Может быть, Господь поможет тебе осознать мои слова. Прощай, сын мой, и да благословит тебя Бог.
Священник поднялся, перекрестил склонившегося перед ним Дорона и скрылся в боковой двери возле нефа. Оставшись один, Дорон долго пытался понять странные слова отца Симона, но, как все – или почти все – деревенские, он не умел слышать тайные голоса, не знал смысла интонациям и никогда не подозревал о наличии на свете философии. Поэтому ничего, кроме головной боли, он не добился.
Тряхнув головой, он напоследок взглянул в безмятежные глаза Пресвятой Девы, перекрестился и вышел из церкви. У деревенского менялы он купил лошадь и поехал прочь. Занятый своими мыслями, он не заметил отца Симона в черной невзрачной рясе, стоявшего уже у ограды крайнего дома и провожавшего юношу задумчивым взглядом:
-Ничего-то он не надумает и ничегошеньки не поймет. И Господь наш ему не поможет – не вложишь же собственный взгляд не происходящее в чужую голову, не прибавишь сообразительности. А этот... Ох, и дурень, прости меря, Господи!
*****
Старг слушал рассказ Дорона, прямо на глазах бледнея от ярости и гнева. Еще бы! Не каждый же день узнаешь, что ты – герцог оборотней и подручный Дьявола!.. Такой чудовищной клеветы Старгу не приходилось слышать еще ни разу до этого поистине черного дня.
Покинув приграничный поселок, Дорон проехал почти через все герцогство до самого замка герцога Иридона, и обнаружил, что чем ближе к замку, тем тише и спокойнее становились ночи, тем меньше голосов и соблазнов. Правда, люди одинаково возбуждены и напуганы необъяснимыми явлениями, которые нет-нет, да и происходили даже в самых спокойных поселениях возле крепостных стен замка. Разговоры велись, в основном, похожие на те, что он слышал в первом поселке, но с добавлением некоторых пикантных подробностей о личной жизни герцога Иридона. Говорили, то он где-то нашел себе потрясающую любовницу, не похожую ни на одну женщину герцогства. Прислуга в замке говорила о ней с презрением, но откровенно завидовала ее красоте, талантам и необычайной власти над герцогом: в ее присутствии он становился мягким, снисходительным и покорным и охотно позволял вить из себя веревки.
Эту богиню описывали как невысокую девушку с густыми темными, вьющимися волосами почти до колен и магнетическими серыми глазами на пол-лица.
Услышав это, Старг заскрипел зубами и, глухо рыча, выскочил из комнаты, отшвырнув с дороги оторопевшего Дорона. Какое-то действительно звериное чутье привело взбешенного герцога в самую высокую угловую башню.
Марэн танцевала в полосе солнечного света, падавшего в комнату из распахнутой настежь балконной двери, а солнце, словно жидкое золото, окатывало девушку с тог до головы, путаясь в непокорных завитках взлетающих в танце волос. Она была прекрасна в этот миг, но Старг не заметил этого: ярость жгла ему глаза, застилало разум, мешая видеть и осознавать происходящее. Поначалу Марэн не заметила его, но потом почувствовала гнев, бешеную ярость и почти ненависть – и остановилась. Один взгляд на искаженное лицо герцога сказа ей если и не все, то многое. Однако следовало держать себя в руках.
-Что-нибудь случилось? – спросила она и мысленно себя поздравила: голос прозвучал вполне спокойно и естественно.
Старг шагнул к ней, сжимая кулаки.
-Что случилось? Ты спрашиваешь, что случилось?! Я все знаю! Не притворяйся, будто не понимаешь, о чем речь! Я знаю, ты была любовницей Иридона!.. А может, и сейчас остаешься, а, Марэн? Отвечай! Оправдывайся, если можешь... Ну!
-Не кричи, - гнев поднимался в Марэн подобно приливной волне, но она сдерживалась. – Кто ты такой, чтобы требовать от меня объяснений, а тем более - оправданий? Я вольна поступать так, как мне вздумается! Сейчас вот вздумалось дать тебе по физиономии и уйти, и кто мне, интересно, помешает?
-Ты не посмеешь! Ты моя!
-Да неужели? – Марэн недобро прищурилась. – Не заметила. Прощай, дорогой. Тебе направо, мне – налево.
В продолжении этого разговора Марэн неосознанно отступала от герцога - он вдруг стал ей отвратителен – и теперь стояла на балконе, опершись локтем о перила. Она понимала, что не сможет теперь пройти мимо Старга в комнату. Из попытки подчинить его себе ничего не вышло: он старательно не смотрел ей в глаза. Оставался последний выход: вниз, в воду.
-Миро!
-Мы здесь! Не бойся!
Старг все больше распалялся и дошел уже до того состояния, когда человек не осознает, что делают его руки, а после не может вспомнить.
-Ты моя, слышишь? Ты никуда не уйдешь, не посмеешь уйти! Тебе не быть ничьей, кроме меня! Марэн! Ты должна мне повиноваться! В конце концов, ты в моих владениях...
-... но не в руках! – перебила Марэн.
-Уже в руках! – Старг стремительно метнулся вперед и схватил Марэн за плечо, но она неожиданно рванулась с такой силой, что в руке герцога остался клок туники.
-Не в руках, Старг! – Марэн вскочила а перила балкона и, прежде, чем герцог успел помешать ей, ринулась вниз, в ласково шумящие волны.
-Ма-а-рэ-е-ен!!!
Перегнувшись вниз через перила, Старг с ужасом следил за беспомощным падением маленькой фигурки, продолжая сжимать в кулаке оторванный клок туники. Фигурка упала в воду и больше не всплыла, и немудрено. Ведь именно здесь в море проходило сильное подводное течение, которое неминуемо разобьет тело о камни, даже если допустить такое чудо, что Марэн была еще жива.
Старг привалился к широкой тумбе перил и бессильно сполз по ней на теплый мрамор балкона. Солнце погасло, море замерзло, и облака неподвижно повисли в воздухе.
Клок туники – вот все, что осталось победителю.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ