Зеленичная

               


      Насколько я в свои годы могу дать заключение о принципиальных отличиях деревни в Сибири и на Европейской части России, так это всё ж таки условно: в Сибири деревни по-преимуществу таёжные, а по этой причине от потравы дикими зверями огородов они обнесены забором. Часто это довольно таки условное сооружение, но не препятствуя физическому проникновению, оно несёт запах человека, и, что не менее важно, обозначает своре деревенских собак зону рабочего пространства. Это днём каждая из них знает свой двор, свой угол; а ночью они сбиваются в единую стаю и попробуй ка кто сунься или в деревенские ворота или где то через забор --- мало не покажется.
       И, вспомнив о деревенских собаках, остаётся поспешить с иллюстрацией справедливости этих слов.

     Дело было где то в 57 или 59 годах. Все были живы, здоровы и полны надежд, а старшее поколение, т.е. наши родители медленно отходили от гнетущих воспоминаний фронтового бытия. Иногда и в деревне случались застолья, где по сути все мужики прошли окопы пехотинцев ---всё же Сибирь, деревня порождают людей крепких духом, но присохших к сохе, которые в канун лихолетья техники практически и не видели. .Быстро за столом вспыхивали воспоминания, говорили и о соседях, не вернувшихся  с войны. И эти рассказы мы, мальчишки,  изощрялись подслушать даже когда взрослые гнали нас от случайного солёного словца. Мне в гостях у деда с бабкой всегда было уютно. В этот же раз мы там оказались вместе с моим двоюродным батом Мишей, который  как  и  я немедленно был отнесён местной детворой к категории «городских». Это как то отдаляло нас от сверстников в деревне, но вместе с тем придавало некой авторитетности, причём даже и в глазах взрослых. Возможно поэтому наш дядюшка, который в те годы работал водителем грузовика в МТС (машино-тракторная  станция) перед редко случавшимся выездом в ближайший город Ачинск для сдачи металлолома на базу вторчермета пригласил меня съездить с ним. Миша --- тёзка дядюшки --- на тот момент оказался чем-то занят, и я поехал один. Традиционная очередь на весы подарила мне время на поиск занимательных железяк. Почему то ролики из битых подшипников приглянулись особенно, и набрать их я смог целую рукавицу. Вечером, сдав меня матери с рук на руки, дядюшка уехал к себе в Тарутино, где МТС выделило ему жилплощадь в виде одной громадной цехоподобной и очень неухоженной комнаты с удобствами во дворе. Мы же с братом оказались вдвоём перед громадным «роликовым» богатством. Увы, разделить эту забаву неудалось, старшие встали на его защиту, а я, разгорячённый обидой рюхнулся в соседнюю деревню Каменогорка, где у нас так же была тётушка и братья. Поступок как оказалось был совершенно безрассудный, поскольку, скажем для начала, была уже глубокая ночь, а даже редкая облачность заметно затеняла луну и звёзды --- единственные светила этой поры. Но в целом дорогу я знал. За воротами деревенской ограды в этом конце деревни было место, где мы с дедом Лукьяном набирали в рукотворную водовозку воду из реки. Сама эта процедура заслуживает особого внимания уже тем, что тогда мне впервые представилась возможность проследить разительное гашение всех волнений водной глади у среза бочки  брошенной туда охапкой свежесломанных с прибрежных кустов зелёных веток. Так что в сочетании с парой громадных оспицованных чуть ли ни жердями колёс рытвины и кочки лишь колыхали воду при движении бочки за неторопливой лошадкой. Когда же после прибрежного луга и пахотного участка лошадь выходила на дорогу, то впереди стояла стена колосистого ячменя, поворот на лево вёл в Зеленичное, а вот сверни на право, и попадёшь в Каменогорку. За водой ездила едвали ни вся деревня, так что казалось бы тупиковая дорога была накатана даже больше чем «трансдеревенская», и я знал это, и меня такие особенности даже при полной темноте не сбили бы с пути. А в тот раз пусть слабая и непостоянная но подсветка от луны и звёзд была. Выйти за ворота мне не припятствовал никто --- местные собаки необычайно быстро сообразили,  что гонения на меня излишни. Жаль, поведи они себя иначе может быть я бы задумался.
Ну а так всё пошло как и должно было пойти: охолонул я только миновав свёрток для водовозок, когда осознал, вдруг своё одиночество. От прибрежных и чуть видимых в низине зарослей загадочно клубясь тянулись сгустки тумана. Колосья ячменя уже тронутые росой совершенно тихо и неподвижно очерчивали для меня горизонт с противоположной стороны. Таким образом,  идти оставалось только вперёд, ибо вернуться было делом немыслимым. И здесь страхи, рождаемые в душе необычайностью всего окружающего, пугающими вскриками из таёжного далека и близких зарослей никак уже не могли побороть гордость обиженного мальчишки. Конечно, мысленно я представил себе оставшийся до Каменогорки путь, мост, ожидавший меня впереди и даже громадные ворота в деревенской ограде. Вспомнил даже разбитую до нельзя гать перед въездом в Каменогорку с противоположной стороны, успокоившись тем, что сейчас то меня это препятствие минует. Не подумал я только о том, что для тамошних деревенских собак человек я чужой, а ночью их таёжная наследственность обнаруживает себя со всей непосредственностью. Как следствие, добравшись наконец до деревни, я оказался прямо-таки в бедственном положении. Бездумно потянув за верёвочную петлю, которая заменяла собой привычные для такого места дверные или гаражные ручки, я сперва удивился тяжести ворот. Оглядевшись, заметил, что их петель попросту никогда и несуществовало, ими служили такие же верёвки, и открыть ворота, иначе как ни волоча их конец по земле, оказалось бы попросту невозможно.
Мои размышления, когда в полвзгляда я продолжал озираться за спину на всякий шорох, прервало явное оживление обстановки в шаге от меня --- сразу за воротами. Сперва резко, но тихо взбрехнула какая то собачка, и ясно стало, что это именно она шумно дыша металась у ворот вероятно в поисках лаза. Но почти сразу к ней стали присоединяться новые и новые псы, о которых уже никак нельзя было сказать что либо уничижительное --- по лаю можно было судить и о стати всей стаи и о её крайней недоброжелательности. Слёз не было, но только потому, что я лихорадочно искал путь на столб у ворот, а воображение рисовало тёмную дорогу одинокого путника по пустому мосту, полю в кромешной тьме и по начинавшейся непогоде или дыру в заборе, которую деревенские собаки наверняка бы нашли. Положение было аховое, и такое волнительное, что всё пережитое тогда у ворот и сегодня, спустя полвека, запечатлелось в памяти даже с запахами сырой псины. Разрядил обстановку, точнее --- сделал шаг к этому, какой то мужичок. Срывающимся от волнения, хриплым голосом он  поинтересовался кто я, откуда, к кому пришёл и зачем. Как мог я объяснил ему, что пришёл к тёте Дусе Ляховской из Зеленичной и т.д. и т.д. Ему больших трудов стоило отогнать собак, открывая при этом ворота, а затем водворяя их на прежнее место. Он пропустил меня, непристанно ругаясь на собак, прихватил прислонённую было к столбу немалую дубину, и посулив проводить, направился почти к противоположному концу деревни, где находилась нужная мнеизба. Собаки не отставали и не ограничивались лаем. Какая то, особо одарённая умудрилась так ухватиться за каблук моего ботинка, что только через два-три шага с хрустом сломавшегося клыка я смог освободиться. Так, озираясь и отмахиваясь дубинкой, мой проводник довёл меня до подворья тётушки. Кто именно встретил меня за порогом вспомнить не могу. Тётушка подошла, радушно пригласила к столу, а там… Единственная, хотя и большая с тогдашней моей точки зрения комната почти вся была занята и столом заваленным деревенской снедью с двумя-тремя четвертями уже почти свободными от известной голубоватой жидкости, и лавками вдоль него с плотно умостившимися на них гостями. Продрогший и ещё подрагивающий душой после всего пережитого я в свои одиннадцать лет оказался в компании незнакомых мне парней, в анклаве запахов мне доселе совершенно незнакомых и, что существенно, изголодавшийся перед столом с явствами  для  гожанина  от рабочего класса. И кто же из работяг в конце пятидесятых годов  мог побаловать своё чадо птицей, салом, свежей картошечкой и т.д.
     На мою беду одоление препятствий всесило в меня гордыню победителя, а желание немедленно перекусить заставило почти без возражений принять и картинно  отправить за воротник полнёхонький стакан первача, что, впрочем, по-разному было встречано гостями, некоторые из которых явно не
одобряли затею радушного брата, который как и в те годы остаётся старше меня где то лет на десять.
Володя, правда, немедленно стал меня потчивать снедью, но самогон почти сразу пересилил. Утром я проснулся в той же комнате на полу завёрнутый в тулуп и по-прежнему  разгорячённый. Это первое моё грехопадение на поприще чревоугодия памятно  до сих пор, выжимая из глаза слезу обиды к государству, которое всю то пенсию  для тётушки с её  безупречной трудовой жизнью  выплачивало только  за павшего на фронте супруга в размере семи с полтиной рублей..
     В тот же день, как только меня нашли послы от Зеленичной, я  узнал о себе такое…