За окном бушевала вьюга. Завывала, бросала в окна пригоршни снега, грозилась ворваться в тихую и теплую домашнюю обитель и сломать, разметать наладившуюся было жизнь.
Надо же, и не подумаешь, что в Москве все происходит. Кажется, что ты в избушке на окраине темного, векового леса… Так собственно и было. Трудно назвать Москвой отдаленный район, где она жила. Их девятиэтажка находилась на самой окраине. Рядом ютились еще не снесенные домишки какой-то деревеньки, а за ними – лес. Темный и вековой. Она и в летний полдень побоялась бы зайти в этот лес, а в такую непогоду он пугал ее еще больше.
И все равно она любит свою квартиру, свое гнездышко. Какое это было счастье, когда она смогла назвать его своим! Поначалу квартиру снимала – спасибо Юлиане, помогла и квартиру найти, и на работу устроиться – экономистом в ресторан Мармеладофф. Хозяин, Михаил Алексеевич, очень по-доброму к ней отнесся, ухаживать даже начал. И когда понял, что она беременна, отношение свое не изменил, продолжал ухаживать, но… не так уже. Не как за понравившейся женщиной, а как за сестрой, или дочкой даже – в дочки она ему не очень годилась, не так намного он был старше, но это определение подходило больше всего к их отношениям. Однажды ей плохо стало, так он скорую не стал ждать, сам отвез ее в больницу. Он так трогательно беспокоился о ней, смешно суетился, за руку держал, пока по ступенькам спускались к машине… И все заглядывал ей в глаза, спрашивал, как она…
Как она… Трудно ей было, очень трудно! И помощи ждать неоткуда. Роману ничего не говорила – он женился вскоре, на Юлиане! Поняла она тогда, почему Виноградова так пеклась о ней…. Она ее не осуждала – в любви каждый сам за себя. Юлиана свое счастье оберегала… Потому и не стала говорить Малиновскому… А еще потому, что Роман сказал бы Жданову, а она этого боялась – нарушить покой в его семье.
Наградой за все страдания стал сыночек – Андрюшенька! Уж так он похож был на Жданова, что другого имени она и помыслить не могла. Любила его без памяти – любовь к Андрею на него же изливала, но пришлось целый год врозь жить – ей институт заканчивать надо, а его еще в садик не берут – мал слишком. Пришлось отвезти к родителям… Тоже история не простая. Отец бушевал… Грозился из дома выгнать и отречься от нее – это когда письмо им написала, объяснила ситуацию. Мама – та сразу сказала: «Привози»…А когда приехали они с Андрюшенькой… Отец все угрозы свои забыл, с рук внука не спускал, да и к ней подобрел – тут уж видно мама поработала… Ну, а мама… Обняла… поплакали вместе… Попеняла ей, что сразу им не открылась – вместе – то легче было бы пережить…
Промолчала она тогда, а про себя подумала: ничего «переживать» по иному она не хочет. Все, что было – это ее самое большое счастье!
Очень Андрея увидеть хотелось! Но не позволяла себе даже думать об этом – у него семья, ребенок… Пусть живет спокойно. А она счастлива – у нее Андрюшенька…
Институт, слава Богу, закончила. Работа хорошая подвернулась. Смогла квартиру купить – выкупила в рассрочку ту, что снимала. Опять Михаил Алексеевич помог, с кредитом на первоначальный взнос.
Теперь у нее все хорошо!
В комнате был полумрак – горела только настольная лампа на журнальном столике. Она примостилась рядом, на маленьком детском стульчике. Возле нее лежала горка детского белья, которое нужно было пометить – завтра ее ненаглядный сыночек, ее Андрюшенька, в первый раз пойдет в детский сад. Дорос… три годика исполнилось…
Из магнитофона еле слышно – чтобы не разбудить – доносился голос Аллы. Ее любимая песня. Слов был не разобрать, да ей и не нужны были слова, она знала их от первой до последней буквы – больше трех лет слушает она эту мелодию: «Не отрекаются любя…»
А она отреклась… Ради него…чтобы было ему спокойно и комфортно в жизни. В его жизни, где для нее места нет – она из другого мира. Отреклась, но забыть не смогла, и любить не перестала. И все время ждала. Как только ушла, так и стала ждать – подспудно, не признаваясь в этом себе. Знала, что живет в ней его продолжение, и уверила себя, что ждет именно его, сына, продолжение и начало ее любви. Обманывала себя, теперь это ясно: вот он, Андрюшенька, спит в кроватке, посапывает, и подушку обнимает – совсем как отец! А она продолжает ждать…закрывает глаза, и видит, чувствует его рядом…Слышит его прерывистое дыхание, ощущает знакомый до боли запах его одеколона… остается совсем чуть-чуть… только повернуться и открыть глаза… Но этого делать нельзя – видение исчезнет…И она продолжает жмуриться, из последних сил стараясь удержать его…Того, от которого отреклась. Любя…
*
Два года после развода с Кирой он живет один. Его волне устраивает этот образ жизни – никому ничем не обязан, сам себе хозяин и раб… Он все может. И не может ничего…Не может по той простой причине, что не хочет. Не хочет тусовок, не хочет женщин, не хочет виски. Все это пройденный этап – когда-то спасало от одиночества, вдохновляло на «подвиги», а теперь вычеркнуто из памяти за ненадобностью. Одно время с головой ушел в работу – только что не ночевал в кабинете, но и этот этап закончился. Фирма процветает, доходы приличные… Только все чаще он задает себе вопрос: зачем все это? Для кого? Жизнь имеет смысл, если стараешься для кого-то: ради детей, ради любимой женщины. Ничего этого у него нет. Дочь (он все равно считал Свету своей дочерью и любил) растет без него. Уже забывать стала, хотя он регулярно навещает их с Кирой. В последний раз Кира долго объясняла ей, почему этого дядю нужно называть папой.
Кстати, истинный папа – Роман – тоже навещает их. У него работа связана с командировками в Прагу. Юлиана смирилась с этим – отцовские чувства… Никуда от них не денешься. Родить ребенка самой она уже и не пытается – поезд ушел… Ну, или вот-вот покинет ее станцию…У них с Романом все хорошо, только скучно как-то, однообразно… Юлиана – женщина-праздник! Но праздник не может длиться вечность, а в будни им нечем заполнить пустоту.
Андрей тоже изредка устраивает себе праздник. Разрядку. Приглашает кого-нибудь из моделей разделить с ним вечер – выпить кофе… или коньячку…или еще чего – по желанию дамы! Ну, и все остальное… Обычно он их заранее предупреждает, чтобы утром уходили, не разбудив его – он любит просыпаться один. На самом деле утром ему бывало так тошно, что он боялся самого себя – мог и нагрубить, а девушки ведь не виноваты в том, что нужны ему не они…Катя ему была нужна! Теперь не имело смысла обманывать себя. Забылась обида, не осталось злости, и ревность больше не жгла сердце. Он хотел только, чтобы она была с ним, чтобы любила его… А ее мужья… Роман…и ТОТ… Если она не с ними, он даже не заикнется! И ребенка ее полюбит – ребенок никогда не виноват, он безгрешен, даже если плод греха… Любит же он Свету.
Он задушит в себе сомнение – было и прошло… Лишь бы прошло! Если только ее сердце свободно…Он расшибется в лепешку! Она вспомнит… Ведь любила же! Он не мог ошибиться. Он видел любовь в ее глазах. Он чувствовал…
Тогда он снова будет жить, а не существовать. Он будет летать! Он горы свернет! Он… Он… Да все он сможет, если она будет рядом… с ним…
Мечты приятны. И мысли верные. Осталось дело за малым – найти ее и…увидеть ее глаза - они все скажут.
Он лежал на диване, смотрел на огонь в камине. Языки пламени танцевали свой неповторимый танец, почти в точности повторяя движения балета – подтанцовки, которая помогала певице донести до зрителя смысл песни. Ее песни всегда были как маленький театр… Старая песня. Он слышал ее много раз. И певица немолода. Но сегодня он будто впервые увидел, как страдает на сцене женщина – оставленная, покинутая и, несмотря на все, любящая, готовая простить и принять…
Одиночество стал острее. Языки пламени жгли душу, а мелодия все звучала, и голос с надрывом обещал: « Не перестану ждать тебя… Не отрекаются любя…»
Со стоном сжал зубы и отвернулся от экрана – и увидел ее…такую, какую запомнил в те незабываемые ночи: тонкая, почти прозрачная кожа…синяя жилка , отсчитывающая удары сердца и минуты их счастья… протянутая рука, готовая нежно провести по его лицу…Он подался к ней, изнывая от желания почувствовать ее прикосновение… И все исчезло… Он готов был растерзать себя – спугнул, упустил… не смог достучаться до ее сердца…Как и тогда!
И так захотелось все вернуть, вновь почувствовать то тепло, что согревало их когда-то, что он не стал ждать утра, хотя до него оставалось не более трех часов – он поехал немедля - благо, адрес узнал накануне…
*
Кассета закончилась, и она включила ее вновь – ком растревоженной души распирал грудь, разрывал ее болью. Расплакаться бы – излилась бы боль слезами, но слез не было: выплакала все.
Хлопнула дверь подъезда . В ночной тишине гулко раздавались тяжелые шаги – чей-то муж возвращался домой. Поздно, но все же…Его ждут: браня…кляня… любя… Она бы все отдала за то, чтобы вот так ждать, - с надеждой что придет…
Шаги стали легче и торопливее – кто-то бежал по лестнице. Она подошла к двери – а вдруг!
Легкий, неуверенный стук… Открыла, не спросив – это мог быть только он!
…Женщина, пережившая утрату, предостерегала: «Не отрекаются, любя!»
…В кроватке посапывала любовь…
…Они стояли не в силах разорвать объятия. Им нужно было многое сказать друг другу, но они повторяли только два слова:
- Кать…
- Андрей…