Ассассин
Он: Я - ассассин. Я убиваю за деньги. Я есть проявление зла в одной из наиболее несомненных и классических его форм. Я крадусь в ночной тени, выслеживая испуганную жертву. Я натягиваю тетиву лука, несущего смазанную зловонным ядом стрелу, готовую глубоко впиться зазубренным наконечником в рыхлую плоть очередной цели. Я вспарываю, подойдя сзади, горло зазевавшемуся глупцу и закрываю его рот, чтобы он не издал ненужного крика. Я несу смерть всему, на что спускается ночная тень. Я несу беззвучную и мучительную смерть жалким людям, пытающимся спрятаться от меня за ненадежными стенами своих домов. Я отравляю колодцы, отправляя в путешествие по Стиксу целые деревни. Я распространяю чуму, вызывая ужасный мор в укрепленных крепостях. Я умею ходить по воде. Я умею просачиваться сквозь стены. От меня невозможно скрыться. Любая дверь будет открыта, любая охрана будет умерщвлена, любые доспехи будут проломаны, а любое сердце – пробито.
Она: Я – ассассин. Я убиваю за деньги. Я есть проявление зла в одной из наиболее несомненных и классических его форм. Я крадусь в ночной тени, выслеживая испуганную жертву. Я незаметно подступаю к своему противнику, вознося над головой вороненую катану, и рассекаю его хребет мощнейшим ударом. Я, будто паук, сплетаю вокруг поля битвы хитрую сеть смертоносных ловушек, глухо поющих тончайшими стальными струнами на яростном ветру, и терпеливо жду, когда цель сама придет в мои руки, которые направляет только холодный могильный тлен смерти. Я несу смерть всем, кто неосторожно заплутает в ночных тенях. Я несу медленную, но неотвратимую смерть всем глупцам, желающим укрыться от меня в непроходимых чащах дремучих лесов. Я спускаюсь со скрипучих дубовых ветвей в полночь, неся стальную смерть во сне целым деревням. Я проникаю на укрепленные стены крепостей, двигаясь в непоседливых тенях ночного мрака, и вырезаю свое черное имя на спине каждого стража. Я умею парить над землей. Я умею просачиваться сквозь обитые металлом ворота. От моей катаны невозможно уйти. Любые препятствия будут преодолены, любая стража будет уничтожена, любые доспехи будут разрублены, а любое сердце – пронзено.
Он: Сегодня я иду на очередную свою работу. Я не желаю им смерти. Но смерть придет к ним как моя тень. Все, мимо чего я прохожу, умирает: это не мое желание. Это закон. Я выполню то, о чем меня просят, и вновь уйду в свое бескрайнее забвение, впаду в анабиоз до следующего задания. Но то будет после, а сейчас я крадусь, подобно ночному пауку к улью ничего не подозревающих жертв.
Она: Сегодня я иду на очередное задание. У меня всего одна цель. Я не желаю ему смерти. Я даже не знаю его. Но смерть придет к нему как песнь моего кровожадного меча. Я внесла его имя в книгу судеб. Все, кто попал в эту книгу, умирают. Он – не исключение. Это не мое желание. Это закон. Я завершу миссию и вернусь в свою гильдию, назад, к пыльным фолиантам древней мудрости, впаду в смиренный монашеский анабиоз до следующего задания. Но то будет после, а сейчас я стою, подобно ворону, на крыше старого особняка и всматриваюсь в ночную пустоту в ожидании ничего не подозревающей жертвы.
Он: Я, как всегда, один. Я не верю, что в мире есть хотя бы один такой же, как я, на которого можно было бы положиться. Я так устроен. Так устроен, я уверен, каждый ассассин. Я живу один. Я действую один. Я буду истекать кровью один… Один я умру. Я привык к одиночеству. Оно помогает мне выживать. Тишина бескрайнего одиночества скрывает меня. Пустота отсутствующих привязанностей делает меня бессмертным. Я – не человек. Я – стихия. Стихия, имя которой – смерть.
Она: Я, как всегда, одна. Я не верю, что в мире есть хотя бы один такой же, как я, на которого можно было бы положиться. Я так устроена. Так устроен, готова поклясться, каждый ассассин. В выслеживании я одна. В охоте я одна. В бою я одна. В смерти… Я буду одна. Я не желаю видеть радом с собой никого. Одиночество – это мой лучший союзник. Оно делает меня невидимой в ночной тени, безжалостной в схватках и неуязвимой для врагов. Мне неведомы чувства привязанности. Я – не человек. Я – стихия. Первозданная сила природы, имя которой – смерть.
Он: Бесплотной тенью, несусь я по обочине пыльной дороги, ведомый пустотой моей души, ощущающей дыхание жизни впереди, за лесом. Мой фантастический облик, наполовину сокрытый длинным плащом с ниспадающим до самых плеч капюшоном, то появляется в бесцветном свечении призрачной Луны, то пропадает, поглощенный нервно дрожащими лесными тенями. Сквозь мрак, сквозь ледяной ветер, предвкушающий фестиваль скорого танца клинков, я выхожу на едва освещенную керосиновыми фонарями поляну и мгновенно прислоняюсь к затененной стене, растворяясь прямо на виду у незадачливого стража. Будто привидение, я плавно плыву к нему за спину. Моё присутствие выдает только стеклянный блеск бездушных глаз. Я подхожу сзади, бью его по лодыжке, ставя на колени, провожу лезвием по горлу. Он непонимающе смотрит на свои руки, запятнанные сочащейся кровью. При каждом конвульсивном вдохе, он издает нечеловеческий мертвый свист. Он понимает, что его существование закончено. Он затухает, беспорядочно пытаясь найти прочный фундамент для размеренного течения мыслей, но они хаотически носятся из стороны в сторону, источаются его беззвучными движениями губами. Страж расслабляется и отдается объятиям смерти, а я, тем временем, обхожу застывший, будто картина бесчувственного художника, дом, который вскоре станет театром моего кровавого выступления.
Она: Я стою на своем невидимом посту, на крыше дома, наполненного трясущимися в ужасе людьми, и выжидаю своего врага, ассассина, который придет, чтобы их убить. Мои певучие ловушки расставлены, стальные струны, мерцающие в звездном свете, будто серебристая паутина, ждут своих жертв. Мое сердце бьется ровно. Я чувствую приближение скорого боя, но ледяное забвение моего разума не позволяет мне испытывать чувств. Меня одолевает ощущение близости чего-то жуткого, кого-то слишком опасного. Я понимаю, что он – здесь. Он прибыл, чтобы похоронить этот дом в вечном молчании. Я улавливаю едва различимый хрип где-то в тенях, на окраинах лесной чащи. В несколько прыжков, я оказываюсь на земле и немедленно несусь к тому месту, где должна быть моя жертва. Однако я нахожу только бездыханное тело стража. Я сосредоточенно вслушиваюсь в ночную тишину, тщетно пытаясь услышать хотя бы один звук… Но ассассин не выдает себя. Я осторожно пробираюсь назад к дому.
Он: Плавным движением, я извлекаю из-за ремня свой ключ-скелет, вставляю и проворачиваю его в замочной скважине. Дверь открывается. Меня приветствует один из стражей, но его улыбку пронзает сталь метательного ножа, щедро смазанного паучьим ядом. Приветливое выражение его смехотворной маски сменяется на лик боли и ужаса. Он стекает вниз по стене, будто плавящаяся восковая фигура. Я ухмыляюсь в ответ на его непонимающий взгляд, преисполненный безропотным трепетом пред явлением смерти, мои глаза пожирают его последние секунды. Он затихает, а я продолжаю свою охоту.
Она: мои стальные струны вокруг дома не потревожены, я обхожу особняк, надеясь услышать свою цель. И тогда мои уши улавливают стук раскрываемой сквозняком входной двери. Я спешу на перехват врага, но вновь моему взгляду предстает только изуродованное тело стражника. Искаженное агонией лицо мертвеца отливает на бледном свету голубым оттенком. Это яд. Я понимаю, что даже слабая царапина сможет стать для меня смертельной, если враг сможет выследить меня раньше. Я делаю шаг в сторону, растворяясь в тени.
Он: Пройдя через коридор, я вхожу в комнату справа. Это спальня. На кровати, укрытая с головой спит девочка. Милое молодое создание. Проходя мимо неё, я распыляю один из своих порошков. Её кроткая улыбка останется с ней навсегда. Я счастлив, что смог подарить её вечную безмятежность царства грез. В этот момент в комнату входит женщина. Мать девочки? Заметив зловещий силуэт, отражающий черной шелковой материей белесый свет Луны, она желает вскрикнуть, но ей не позволяет острие стрелы, пущенной в её горло моим ручным арбалетом. Её тело больше не подвластно контролю. Силы её оставляют. Она падает на колени, одной рукой упираясь в пол, а второй - неосознанно пытаясь извлечь смертоносную стрелу. И ей это удается. Серебряный болт глухо падает на ковер, в лужу натекшей крови. Она поднимает глаза на меня, пытаясь закричать, но до меня доносится только тихое шипение и хрип. Я медленно извлекаю из-за пояса следующий болт, заряжаю в арбалет, едва выступающий из-под рукава на запястье. Стрела медленно утопает в пусковой шахте, хищно отсвечивая лунным светом. Глубже, глубже… Щелчок. Я поднимаю руку и навожу арбалет на голову женщины. В её источающих слезы глазах видна немая мольба. Она хочет жить. Она не знает, кто перед ней. Болт наполовину погружается в её лоб, издавая при этом мимолетный глухой хруст. Взгляд застывает и тухнет. Тело расслабляется и расстилается на ковре.
Она: Пройдя через коридор, я вхожу в комнату слева. Это – спальня. На кровати безмятежно спит хозяин дома. Он знает, что его жена и дочь – в соседней комнате, им ничего не угрожает. Он знает, что я – жестокий призрак смерти, здесь, чтобы спасти его, в случае необходимости. Он знает, но он ошибается. Рука непроизвольно тянется к катане. Я сжимаю зубы. Толстая багровая морда этого отъеденного борова вызывает во мне жгучее отвращение. Я не намерена защищать его, единственное, что я должна сделать – уничтожить ассассина. Трясутся за его никчемную жизнь пусть слабаки, которых он нанял, и двое из которых уже отправились на вечный покой. Я отворачиваюсь от торговца и подхожу к окну. Мои струны беспокойно поют. Мой клинок изнывает от бездействия. А вокруг меня бродит неслышная смерть, забирая жизни людей, бессмысленных статистов, которые мешают нашему противостоянию. Из-за двери доносится глухой удар. Будто чье-то тело рухнуло на пол. Я усмехаюсь. Смерть находится прямо в комнате напротив. Моя катана плотоядно вспыхивает, зажженная слабым звездным светом, сочащимся из окна. Торговец вздрагивает, вскакивает на кровати, застыв на мгновение от ужаса, пораженный моим видом, а потом – медленно движется к двери, за которой находится его семья. Я уже знаю, что ему предстоит увидеть. Я чувствую присутствие великого зла.
Он: Сзади. Сзади кто-то есть. Я стою, не двигаясь, не оборачиваясь. Вслушиваюсь. Ничего не слышно. Но я ощущаю присутствие. Это она. Меня предупреждали. Я выскальзываю в окно, вновь оказавшись на залитой бледным светом поляне. Обхожу дом с черного хода, надеясь напасть на неё исподтишка, но громкий шум заставляет меня затаиться в тенях поросшей виноградной лозой ниши. Люди кричат. Я слышу четыре голоса. Один – голос молодого торговца, преисполненный горечи, отчаяния и страданий вой. Он обнаружил свою любимую семью. Семью, с которой вместе ему уже не быть. Он так думает, но он ошибается. Остальные голоса – грубые, низкие, решительные на первый взгляд, но отдающие зловонием дрожащих, сочащихся из каждой фразы, слабости и ужаса – перекидываются глупыми командами, нацеленными на создание имитации планирования защиты. Я затаился и жду, вслушиваясь в шаги, в дыхание, в переговоры своих жертв. Один из них подходит к окну прямо над моей головой. Я достаю из колчана стрелу и снимаю с плеча композитный лук, натягиваю тетиву. Из окна показывается встревоженная голова стража. Глупец подозрительно обводит взглядом окрестности, потом – его глаза замирают, остановленные звоном, который издала стрела, пройдя через горло и череп и вонзившаяся острием во внутреннюю поверхность шлема. Он хрипит и исчезает в недрах здания. Два громких, срывающихся на истерический крик, голоса начинают громко переругиваться между собой. Я выхожу из тени и скольжу дальше к черному входу, но, вдруг, останавливаюсь, улавливая ушами тихий звук дребезжащей на неистовом ветру струны. Я смотрю под ноги и замечаю стартер ловушки. Длинная струна из вороненой стали проходит в нескольких сантиметрах над землей: один её конец крепится на замшелой стене, второй – уходит в сторону леса. Я аккуратно переступаю ловушку и иду дальше, к двери.
Она: Я не намерена играть в его игры и преследовать его, так он лишь заведет меня в ловушку. Я должна предугадать его следующую атаку и заманить в свою сеть. К тому же, я уверена, что он уже выскользнул из комнаты и вновь слился с потворствующей ему тьмой, и бежать за ним бесполезно. Я лишь трачу время. Он – там, в тенях. Атакует, исчезает, атакует, исчезает. Смертоносные, отравленные клинки будто повсюду. Из каждой тени выглядывает его лук. Каждый шорох может быть песней его арбалетного болта. На его теле, в складках одежды, на ремнях, на сапогах, в карманах - больше сотни способов убить. И наивные жертвы не знают, кто прибыл за ними, они еще надеются выжить. Я стою, не двигаясь, прислушиваясь, но мне мешает горестный крик торговца и переругивание его шакалов. Они мешают. МЕШАЮТ! Все это – просто видимость планирования защиты, в их голосах – липкий, ледяной страх. Самый глупый из них подходит к окну. Что он ожидает там увидеть? Ассассин невидим в ночных тенях даже вплотную, а с высоты второго этажа можно увидеть только… Смерть. Охранник, непроизвольно схватившись за стрелу, глубоко увязшую в его глотке, отступает от окна и глухо, будто мешок навоза, падает на пол. Лица троих пока еще живых мотыльков, угодивших в паучьи сети, бледнеют. Смерть прошла мимо, выхватив одного из них, и теперь они боятся каждой тени, теперь они понимают, что происходит. Однако просить пощады у ассассина – все равно, что просить пощады у огня или мороза, ведь он не человек…Он – стихия.
Он: Я отпираю ключом дверь и едва успеваю увернуться от залпа арбалетных болтов. Снова ловушка. Я отступаю на два шага назад и вслушиваюсь в ночную тишину: тихое щебетание редких сонных птиц, нарастающий гул хора сверчков, рыдания торговца, звук ругани охраны… Я не слышу ничего, что бы выдало её. Она – такая же тень, как и я. У неё нет плоти. Она – призрак смерти. Я решаю отложить ликвидацию цели, и иду по следу моего противника. Она – тоже ассассин. Её наняли, чтобы уничтожить меня. И она подошла к делу со всей присущей нам, убийцам, серьезностью. Весь дом пронизан сетью смертоносных ловушек. В такой обстановке моя цель никуда не денется, ибо стоит ей только показать нос за дверь своей комнаты, как она будет уничтожена ловушками собственной наемницы.
Она: Крики, ругань, мольбы, молитвы, все сливается в один сплошной гул, из которого я едва могу различить тихое щебетание редких сонных птиц, нарастающий гул хора сверчков и завывания ветра. Я не могу услышать, его. Он – тень, такая же, как и я. У него нет плоти, он – призрак смерти. Я расставила ловушки повсюду, я услышу, если он ступит хоть в одну. Он должен ступить хоть в одну. Есть! Черный вход, залп из четырех арбалетов. Мгновение спустя – я в коридоре. Тела нет. Он – там. Но его цель – здесь. Он придет за ней. Я жду…
Он: Первым делом я приступаю к отравлению воздуха в доме. Добравшись до вентиляционного окна, я размещаю на нем мешочек с ядовитыми спорами, пропитываю его горючим раствором, поджигаю и оставляю тлеть, наполняя весь втягиваемый воздух ядовитыми парами. Потом, обойдя дом по периметру, я дезактивирую все ловушки. Это все – грязная рутина, я не испытываю никаких эмоций, выполняя её, но она должна быть выполнена, я не хочу, чтобы нам что-то мешало. Сейчас мне больше всего хочется слиться с ней, с ней одной, в танце стали. Я слышал, что она – мастер катаны, высокая, стройная азиатка, облаченная в серебристо-серую мантию из паучьего шелка. Она – специалист по ловушкам и дуэльному бою. Я, несомненно, буду убит, если встречу её один на один, но меня это не пугает. Она – человек, достойный того, чтобы забрать мою никчемную жизнь. Ах, почему она сегодня не на моей стороне?
Она: Я вновь одна. Его здесь нет. Он должен быть здесь. Он что-то задумал. Он чем-то занят. Он организует удар. Теперь, когда он столкнулся с моей западней лицом к лицу, он на это больше не купится. Я уверена, он в эту самую минуту разбирается с моими ловушками. Мою территорию поющей паутины он превращает в свой театр зловещих теней. По моей коже пробегает мороз, я отступаю на шаг от входной двери. Что он такое? Мне говорили, что он - мужчина среднего роста, чье лицо всегда скрывает капюшон тяжелого холщового плаща. Его лица не видели даже его наниматели. Он – тайна. Я не знаю его приемов. Я не знаю его слабостей. Он – специалист по уничтожению из тени. Я, несомненно, буду убита, если не найду его первой и не навяжу бой лицом к лицу. Хотя меня это уже не пугает. Он – человек, достойный того, чтобы лишить меня никчемного существования. Жаль, что сегодня мы враги.
Он: Я слышу, точнее, ощущаю, её присутствие. Я замираю и вглядываюсь в сторону дома. Она медленно выходит из особняка, прикрывая лицо куском материи, предохраняя дыхательные пути от моего яда. Правая её рука покоится на эфесе клинка. О, если бы её лицо не было сокрыто маской, я бы сказал, что она прекрасна, хотя, зная облик несущих смерть, я и так могу это сказать. Она действительно облачена в серебристую, переливающуюся безжизненным лунным светом мантию. Все её грациозные движения выдают в ней смертоносную виверну: стремительную, гордую, ловкую, ядовитую… Я замираю в благоговейном трепете, наслаждаясь плавным движением моей неприятельницы. Я вскидываю свое запястье и выпускаю ей в голову серебряный болт, но она только слегка отклоняет голову, и болт проходит мимо, бьется о каменную стену и, согнувшись, глухо бьется о покрытие мощеной гравием дорожки. Неописуемое восхищение захватывает меня, оно блокирует все мои мысли. Я просто стою, пораженный дьявольским величием этого гордого ассассина, и молча наблюдаю за тем, как она извлекает катану из ножен, как отстраняет ткань от своего рта, выбрасывает её, перехватывая оружие двумя руками, и становится напротив меня в свою боевую стойку. Я понимаю, что обречен, но мне не страшно отдать свою жизнь этому величавому созданию. Все, что я делал в своей жизни, мне сейчас кажется лишь прискорбной пародией на путь ассассина. Я осознаю, насколько слаб, подл, неаккуратен и глуп я был все это время. Единственное, что теперь может меня оправдать – это достойная смерть от рук этой прекрасной убийцы.
Она: Яд! Яд всюду! Он отравил вентиляционные шахты?! Конечно! Смерть пришла в воздухе. Я хватаю ближайшую ко мне салфетку со стола и прислоняю к лицу, но уже поздно. Ха! Я допустила ошибку, когда дала ему время на подготовку. Теперь мне - конец. Но я должна хотя бы увидеть его перед смертью! Я выхожу на улицу. Мои глаза слипаются, а мир вокруг, и без того затянутый пологом ночи, дрожит и пульсирует, расслаивается на сотни фигур. Тень отбрасывает тень, которая отбрасывает тень, которая… И так до бесконечности. Я не вижу почти ничего. В лицо бьет прохладный ветер. Среди пляшущих, будто мириады черных огоньков, теней стоит Он. Все так, как о нем говорили: за тяжелым черным плащом не видно ничего. Будто у него и вовсе нет лица, но, зная лик несущих смерть, я уверена, что он, на самом деле, прекрасен. Он стоит неподвижно, испуская зловещее излучение тьмы. Даже лунный свет гибнет от соприкосновения с его изящным станом. Он смотрит на меня, будто скорпион: стремительный, жестокий, сильный и ядовитый… Я замираю, преисполненная ужаса, парализованная ледяным спокойствием этого ангела полночи. Он молча вскидывает запястье, разгоняя мертвую тишину громким щелчком арбалета. Сквозь испуганный всполох темных картин, которые видят мои затухающие глаза, я замечаю отсвет мчащейся в мою голову стрелы, в последний момент успевая отклонить голову. Болт прошел мимо и звонко отрикошетил от стены за моей спиной. Меня окружает спокойствие. Он меня не отпустит. Он меня не пощадит, я знаю это. Я медленно, едва удерживаясь на ногах, трясущейся рукой извлекаю катану, отбрасываю ненужную тряпку в пыль и перехватываю клинок обеими руками, чтобы не выронить его. Я знаю, что обречена, однако мне не страшно отдать жизнь аватару смерти, который задержался здесь только для того, чтобы забрать меня в страну вечных снов. Я осознаю, насколько слаба, труслива, груба и невежественна была все это время. И теперь сама ночь пришла за мной в лице самого чудовищного из своих фантомов. Пришла, чтобы прекратить все.
Он: Я, со скоростью кобры, бросившейся в атаку, выхватываю четыре метательных кинжала, зажимая их между пальцами, и бросаю в её сторону, одновременно вскидывая второе запястье и выпуская стрелу из запасного арбалета. Не дожидаясь ответа, я бросаюсь в стремительную атаку, и, поравнявшись с ней, делаю суицидальный выпад ей в сердце, открываясь для финальной атаки.
Она: И тогда его рука взмывает вверх и резко опускается, видимо отправляя в мою сторону метательные ножи. В тот же момент вторая рука поднимается, указывая на меня, и громкий щелчок знаменует выстрел из запасного арбалета. Резкая боль пробивает мое тело и глаза застилает туман. В бедра и руки впиваются холодные укусы стальных лепестков, а в левый бок погружается тяжелое серебро арбалетного снаряда. Я отступаю на шаг, пытаясь сохранить равновесие и удержать оружие, однако в то же мгновение мою грудь обжигает финальный удар. Я падаю под ноги своего бога смерти, своего Шинигами.
Он: Я напряженное мгновение жду последнего удара, но его не следует. Мой нож окроплен кровью, с его лезвия капают рубиновые капли. Она не смогла уйти от выпада. Сейчас она лежит у моих ног, держась за глубокую резаную рану на груди, недалеко от сердца, теряя жизненный сок цвета граната. Все четыре кинжала холодно блестят из её тела: два - в бедрах, один – в правом плече, один – в левом запястье. Болт, холодно мерцающий в сиянии тусклых фонарей, немного выступает из её левого бока. Она не смогла избежать ни одной атаки. Созерцая падшую богиню, я понимаю, что яд, который я развеял через вентиляцию, достиг и её тела. Отравленный дым лишил её сил, затуманил её рассудок, замедлил реакцию… Она слаба. Она страдает от сильнейшего отравления. Она теряет кровь, сочащуюся из чудовищных ран. Она умирает.
Она: Он стоит надо мной, будто пожирая тьмой, хищно простершей из-под капюшона свои жадные щупальца, мои последние вдохи, дающиеся мне с дьявольской болью. Я не смогла избежать ни одной атаки – молниеносный выброс острого металла не оставил мне никаких шансов. Он нанес мне удар со стремительностью скорпиона. И теперь, я – на земле, я истекаю кровью, я умираю…
Он: Она молча смотрит мне в лицо. Её бледно-голубые глаза отражают усталость и безысходность. Она понимает, что проиграла этот бой. Она хотела уйти гордо, прямо держась в финальном бою, как подобает нам, ассассинам, проводникам стихии смерти, но я не заметил её намерений. Я сломил её, уничтожил её гордость. Я желал быть убитым, и бросился в атаку, подобно дикому зверю, нанеся ей, беззащитной, молящей о красивой и быстрой смерти, эти раны.
Она: Я молча смотрю в его лицо: мне нечего сказать, я улыбаюсь, надеюсь, он видит? Я знаю, что проиграла этот бой. Я желала выйти в последний бой с гордостью, дойти до него и сцепиться в объятиях двух духов бури, отдав ему последние свои секунды, но он не принял моей гордыни. Он смел меня невероятным шквалом безжалостных ударов, бросился в атаку, подобно неистовому демону, прервав мою недостойную мольбу о красивой и легкой смерти. Здесь я умираю так, как того хочет он. Я согласна.
Он: Я вижу её, распластавшуюся у моих ног, но я не могу её добить, я слишком глубоко тронут восхищением её волей и разочарованием в собственных деяниях. Мои руки парализованы, мое дыхание сбито. Я не способен нанести ей последний удар, я только молча наблюдаю за её медленным угасанием.
Она: Я вижу его силуэт, нависший надо мной, но он не спешит нанести контрольный удар. Я захлебываюсь, глухой хрип прерывает любую мою попытку произнести что-либо. Из моих часов вытекают последние песчинки.
Он: Страшным усилием воли, я беру себя в руки. Я откидываю капюшон, стягиваю с лица повязку, склоняюсь над ней. Плавным движением ножа я рассекаю мантию на её груди, срываю с неё одежду. В бледном свете звезд, Луны и тусклых фонарей, её обнаженное тело отсвечивает багровыми бликами кровавых пятен.
Она: Он вздрагивает и откидывает капюшон, стягивает бархатную повязку с лица, открывая прекрасное, но бескрайне печальное лицо, склоняется надо мной. Уверенным движением кинжала, он рассекает мою одежду и, сорвав её одним движением, отбрасывает назад. Бледный свет Луны, звезд и угасающих фонарей отражается в его изумрудно-зеленых глазах, направленных прямо в мою душу.
Он: Достав из набедренной сумки противоядие и бинты, я извлекаю из её тела кинжалы, резким рывком вырываю болт. Она вздрагивает в сильнейшей вспышке боли, неосознанно хватается за мое бедро. Я останавливаю её кровотечение, накладываю жгуты и бинты, даю ей выпить антидот. Она неглубоко и часто дышит, измученная действием яда и кошмарной болью. Сейчас я вижу, что она – не гордый смертоносный зверь, а обычная девушка, жертва моей глупости. Я укрываю её своим плащом.
Она: С хладнокровием потомственного хирурга, ассассин извлекает из моего дрожащего на ночном ветру тела ножи, и вырывает болт. Чудовищная вспышка боли передергивает меня, но я уже не могу кричать, из моей груди вырывается только затухающий стон. В агонии я хватаюсь за его бедро. Он обрабатывает и перевязывает мои раны, стянув мою маску, вливает мне в рот противоядие. И уходящим взглядом я успеваю заметить, что он – не алчный до чужих страданий дьявол, он – обычный мужчина, сжалившийся над моей слабостью. Он накрывает меня своим плащом, пропахшим смесями трав и эликсиров.
Он: Она смотрит на меня непонимающими глазами: она не может понять, как я мог оставить её в живых! Я! Ассассин! Да я и сам не понимаю смысла своих действий. Я просто поступаю так, как велят мои желания. Я просто чувствую, что забрать её жизнь – не мое право. Я беру её на руки, прислоняю к груди. Молча вглядываюсь в её измученное лицо…
Она: Я едва удерживаю глаза открытыми, и мне не верится, что он решил оставить меня в живых. ОН! Ассассин! Но я не чувствую, что в праве судить о его мотивах. Я не желаю идти против его желаний. Он поднимает меня и прижимает к своей теплой груди и молча смотрит на меня…
Он: Она засыпает, одурманенная действием противоядия и безвольно отдается в мою власть. Я отворачиваюсь от особняка, в котором отныне живут только призраки прошлого, и бреду по темной дорожке в лес.
Она: И я проваливаюсь в сон, одурманенная борьбой яда и противоядия, доверяя свою жизнь в руки того, кто отныне имеет полное право распоряжаться ей по своему усмотрению. По кодексу убийц… Нет. По моему желанию, я принадлежу ему.
Они: Мы ощущаем, что смерть сегодня оставила нас одних, что отныне мы не одиноки, отныне мы не бессмертны. Теперь, мы не стихия. Теперь, мы – всего лишь люди. Люди, которые нашли друг друга в бесконечном танце окровавленной стали и смогли воспротивиться судьбе. Теперь, мы не сможем вернуться на этот порочный путь ассассина, но нас запомнят как самых страшных убийц эпохи, которые встретились в этом тихом месте и исчезли без следа в темноте ночи, как и подобает двум легендарным дьяволам. Мы счастливы. Смерть, ты нас соединила и, теперь, только ты разъединишь нас вновь, но мы уже не ждем этого.
Хохлов И. В. 2009-2010г.