Склад
Дом наш, пятиэтажный, основательный, с большим продуктовым магазином на первом этаже, стоял на проспекте Ленина. Он и сейчас там стоит, радуя глаз новыми стеклопакетами и свежепокрашенностью стен. Центр города все же. А во дворах, как водится, совсем другой вид. Старые сараи, еще с тех пор, когда дровяное отопление было, какие-то склады, чуть живые от тени черемухи и березки. В детстве, пробегая дворами, чтобы сократить путь до магазина или кино, даже и не задумывались, что это за склад большой кирпичный. Склад и склад, ничего интересного. А склад этот был когда-то храмом Всех Святых, разрушенным во время Великой Отечественной, когда от всего города остались одни развалины.
В начале девяностых приступили к восстановлению храма. Когда начали работу, в подвале нашли немецкую авиабомбу неразорвавшуюся. Удалось ее благополучно вывезти и уничтожить.
Мне довелось побывать в этом храме тогда, когда он только-только открылся. Чистые белые стены без росписи, совсем немного икон. Голову поднимаешь – и голова кружится от светлой высоты. Хор - человек пять, прихожан - десяток старушек и женщин. И такое ощущение чистоты и простоты первоначальной…
Над берегом
Середина 90-х. На самом высоком месте деревни, как и положено, - небольшая церковь. Деревня как будто лежит у нее под ногами. Внутри – грязные стены, местами обнаженный кирпич, как застарелая гнилая рана. Полустертые надписи. Видимо, кто-то, чтящий храм, затер дурные слова. Кое-где – копоть. Должно быть, хулиганы костры разводили. В окно, через кованную решетку, когда-то красивую, а теперь попорченную ржавчиной, заглядывает ветка бузины. Кровавые капли ягод. Выходим через проем, где некогда была дверь. На колокольне, на самом верху устроилась живехонькая березка. Ветром занесло семечко, и растет ведь, даром, что почвы там и нет, пыль и гниющее дерево перекрытия. На колокольню можно подняться, кое-как минуя провалы в деревянных ступеньках. Оттуда, конечно же, дивный вид: на тяжелое полотно реки, окрестные луга с розовыми пятнами алтейки и белыми – ромашек, на пыльную улицу с лежащими у ворот собаками. А выше – синее небо, стрижи и ласточки, пара гнезд прямо здесь, на стенах. А под ногами, словно осколок этого неба – кусочек голубого изразца. Он у меня до сих пор в письменном столе.
Свобода, ветер… Страшно остаться, и страшно спуститься… Скрипят ступеньки… А там, наверху, ангел пролетел…
Вверх-вниз
Один мой коллега, неверующий кстати, так высказался по поводу вновь построенной в нашем городке церкви:
- Неправильно построили. Надо, чтобы дорога к храму была в гору, чтобы идти туда было трудно. Зато после, помолившись - с легкой душой вниз под гору бежать. А у нас наоборот.
Метельный день
Истории этой много лет. Ничего в ней нет примечательного, но запомнилась. Иной раз какая-нибудь мелочь занозой зацепится, и не забудешь. Есть ли смысл в такой странности памяти, не знаю.
Маша верующей не была. Молодость комсомольская, учеба, работа, замужество, ребенок, как-то не до того. Сын болел часто. Врачи говорили – астма. И сегодня опять простуда, кашель… Временами Маше казалось, что и просвета нет между детскими болезнями. Чего только не перепробовала, и закаливание, и иммуностимулирующие травы.
Метель свивалась за окном в живые жгуты. Намаявшись кашлем, ребенок уснул.
"Муж скоро с работы придет. Сыну полчасика всего одному поспать. А я успею…"
Накануне она нашла возле мусоропровода толстенную, расколотую надвое, доску. Приглядевшись, поняла, что это старая икона. Потемневшая, еле-еле можно лик разобрать. И надумала она пойти в церковь, и спросить у батюшки, нельзя ли икону как-нибудь склеить да очистить, и еще хотелось узнать, какой святой на ней.
Темнеет зимой быстро. Маша бежит сквозь метель, под горку, скользко, в снег упала, поскользнувшись. Надо скорее, а то вдруг мальчик проснется. Он хоть и большой уже, в школу начал ходить, но все равно как-то беспокойно.
В храме только-только служба закончилась. Робея, Маша подошла к священнику. А он торопился куда-то.
- Что тебе, чадо?
- Батюшка, у меня тут икона старая, разбитая… Нельзя ли ее как-то склеить и почистить?
А он что-то был не в духе. На икону еле взглянул. Пустяки мол, все это.
- А почему в храм не ходишь, а почему в шапке, а не в платке…
- Ребенок болеет у меня…
- Вот! Болеет, а ты его в церковь не водишь, сама не молишься. Ребенок один у тебя? Небось еще и аборты делала…
- Простите, батюшка, - только и вымолвила Маша и пошла прочь из церкви, сквозь метель, домой.
Что дальше, спросите вы? А ничего особенного. Мальчишка вырос. Болеть перестал. Все у него в порядке. Икону склеили клеем «момент», по своему разумению почистили. Стоит в книжном шкафу. А в церковь Маша так и не ходит.