За окном – 40 по Цельсию, и воет ветер, а здесь – в средоточии вселенной потрескивают поленья, бросая на наши млеющие тела отблески теплого пламени. Каждой клеточкой своего тела я чувствую мягкость белоснежной шкуры, гладкость его бедра и монолитную силу плеча. Я вдыхаю его аромат, в который нежно вплетается терпкая нотка красного чилийского вина и нежный запах разрезанного пополам зеленого яблока.
Наш дом, как колыбель, как корабль, плывущий сквозь буран и звезды, сквозь время и пространство, сквозь войны и перемирия к острову гармонии, любви и спокойствия…
Нет больше ничего, кроме этого щемящего и терпкого «здесь и сейчас», и сами звезды поют нам свою вечную колыбельную.
Мои волосы разметались по подушке, и он смешно морщит нос, потому что одна из прядей щекочет его. Что же было там раньше, отчего его руки дарят такую сладкую истому с примесью отзвука боли. Но нет, шрамы не горят, да и есть ли они?
Есть огонь, который освещает безупречные линии наших тел, есть камин, есть белая шкура, есть кремовые шторы на окнах и бубенчатый звон миллиардов звезд, а шрамы кто-то стер легкой рукой.
И эти мысли баюкают мою голову, уютно устроившуюся в самой родной ложбинке между плечом и головой.
Мы засыпаем одновременно, и этот постоянный унисон – дарит такое умиротворение и сны о цветах и лете, о запахах и приметах счастья.
_______________
А утром он проснется первым, и аромат крепкого сладко кофе приятно защекочет ноздри.
Я привстану на локте, чтобы выглянуть в окно, занимающее все пространство стены.
А там – лишь звездная пыль, вперемежку с солнечным светом. Нет больше суеты, нет других домов и дороги, нет ни земли, ни неба…
Он прошлепает босыми ногами, опустить чашку кофе на пол, обнимет меня за плечи.
И когда мы одновременно бросим взгляд на стекло, а не сквозь него, станет ясно, что кто-то за эту ночь стер все наши морщинки и сделал нас юными.
И тогда он тихо шепнет:
- Вот мы и дома, любимая…
А вселенная нежно и радостно рассмеется ему в ответ зимней радугой и вспышкой рождения новой галактики.