Дверь в помещение гарнизонной гауптвахты, где содержались провинившиеся, отворилась, и входят двое. Вид их и испачканная одежда говорили о том, что они вернулись с разгрузки каменного угля. Кирзачи (кирзовые сапоги) и ватники, видавшие виды, пропитаны угольной пылью. Очевидно, эта одежда являлась спецодеждой в комендатуре для тех, кого направляли на разгрузку железнодорожных вагонов с углём. Вагоны разгружались в любое время суток и в любую погоду, поскольку флот переводил немалые деньги железнодорожникам за простой вагонов.
Один из вошедших снял с себя ватник, протянул его матросу со сторожевого корабля «Туча» с просьбой:
– Жора, подержи «макинтош», я «штиблеты» переобую.
Матрос с улыбкой взял ватник и положил его к стене на пол. Мне послышался знакомый голос. Когда этот «джельтмен» облокотившись на брус, привинченный к стене, начал снимать сапог с ноги, и повернул голову в профиль ко мне, я увидел шрам, идущий от брови левого глаза к уху.
– О, так это ж Емеля! Женька Емельянов – моторист с МО–207.
Я не успел и рта открыть, как он начал выдавать тирады:
– Что ж это за порядки на флоте пошли? За шутку, за братскую подначку, за юмор, который всегда был на флоте главным калибром, начали сажать на губу.
Я пристально всматриваюсь в его шрам, зная о том, когда Женька злится, нервничает, вокруг шрама появляются красные пятна. Но кожа ровная, значит, не злится, а просто травит, выдаёт байки ради красного словца. А он продолжает:
– Гибнут традиции революционного флота. Раньше на флоте служили Зверевы, а сейчас Зверьковы; Дубовы, сейчас Дубчиковы; Быковы, сейчас Бычков...
Запнулся Женя на фамилии Бычковы. Очевидно, от стыда. Женя воспитывался в благородной семье. Виртуозно играл на гитаре и уже имел разряд по гимнастике. Я смотрю на него с улыбкой и думаю, как он будет выкручиваться из неудачного сравнения фамилии. Но послышалась команда из коридора:
– Углепроходцы, быстро в душевую.
Женя надел снятый сапог на ногу снова, взял свой «макинтош», и они вместе с приятелем по несчастью пошли смывать угольную пыль.
Женя Емельянов учился на моториста в роте юнг учебного отряда в Кронштадте. По распределению попал в истребительный отряд морских охотников на МО–207 на штатную должность моториста. Специфику корабельной службы, эксплуатацию главного двигателя, и обязанности по боевой тревоге Емельянов получал от командира отделения мотористов, Васи Бычкова. Бычков – опытный моряк предвоенного призыва, знающий специалист. Участник таллиннского перехода 41-го года. Он умело и чётко управлял двигателем при подходе катера для спасения плавающих военных моряков и гражданских с потопленных немецкой авиацией кораблей и судов. Участвовал при эвакуации военного контингента с полуострова Ханка, этого знаменитого красного Гангоута.
За время войны катера «морские охотники» принимали участие во многих и различных боевых операциях. На Балтике на них было возложено несение дозорной службы. Они первыми должны вступить в контакт с кораблями, подводными лодками, авиацией противника.
Звено катеров МО–207 и МО–303 под командованием старшего лейтенанта Чернышева несло дозорную службу в заданном районе Финского залива. В одну из ночей конца мая 1943 года наблюдатели-сигнальщики заметили тринадцать вражеских сторожевых и торпедных катеров, идущих курсом ОСТ.
Чернышев предположил, если на борту каждого катера имеется две-три мины, то они способны установить не одну минную банку в водной акватории, где проходит фарватер, соединяющий Кронштадт с островом Лавансари.
Лавансари была самая западная точка Советского Союза на всём протяжении советско-германского фронта. Остров был превращён в крепость, где базировались торпедные катера, «морские охотники», сторожевые корабли; имелся аэродром.
С Лавансари выходили подводные лодки на свои боевые позиции.
Чернышев принял смелое решение – произвести дерзкую атаку и пройти сквозь растянувшийся кильватерный строй противника. До немецких катеров примерно 5 миль. Это расстояние полным ходом мы можем пройти за 10-12 минут. Форсированным ходом получится быстрей. Приказывалось 207-му вклиниться с хвоста колонны. 303–му отсечь флагмана. Орудия должны стрелять прямой наводкой.
Стрелки телеграфа показали полный вперёд. Пошли. Взревели главные двигатели и сразу же уменьшили шум, перейдя на подводный выхлоп. Через некоторое время стрелки упёрлись в самый полный, то есть форсированный ход. Катера развили стремительную скорость, но внезапной атаки, конечно, быть не могло.
Немцы слышали гул моторов и видели боевые единицы, несущиеся на их строй. Они не стали запрашивать позывные, а сначала с флагманского, а потом и со всех катеров понеслись нестройные трассы пуль и снарядов в сторону атакующих.
Наши катера уже подошли на стрельбу прямой наводкой. И вот торпедный катер получил несколько попаданий и быстро пошёл ко дну. Командир 207-го для эффективной стрельбы и носового и кормового орудия дал левому двигателю полный назад, правому вперёд. Манёвр известен – сократить циркуляцию катера, попытаться развернуть его вокруг собственной оси. Винты враздрай. Но вот хлопок и взрыв. Вражеский снаряд попал в световой люк машинного носового отсека. Емельянов вскинул руки и обхватил ладонями голову. Бычков стал к левому, переключил двигатель на задний ход. Но задний ход не фиксируется, его нужно удерживать рычагом, приложив немалые усилия. Бычков контролирует работу и правого и левого двигателя и видит: из-под пальцев и ладоней левой руки Емельянова потекли струйки крови. Бычков схватил салфетку, обернул ею ветошь, приложил к виску Емельянова, крикнув:
– Держи левой рукой. Правой сумеешь управлять правым двигателем.
Но стреляные гильзы ДШК перестали барабанить по палубе. Стрелка телеграфа правого двигателя упёрлась в самый полный. Бычков смотрит в недоумении. Один форсированный, а другой на среднем. Такого быть не может. Быстро вскочил на трап, отдраил люк, крышку люка отбросил вверх. Но она упёрлась в мягкое. Он вышел на палубу и видит: старший минёр, стрелявший из левого ДШК, убитый лежит на крышке люка.
На мостик поднялся боцман, стрелявший из правого ДШК. Поднял убитого командира. В него попало несколько пуль. Падая, командир зацепил ручку телеграфа. И она показала на самый полный вперёд. Положил командира на обрешеченный настил мостика, где уже лежал тяжелораненый рулевой. За штурвалом стоял сигнальщик Красюк.
Катер проскочил строй немецкой колонны, врубил полный вперёд и стал отходить. Кормовая пушка ещё стреляла. Командир расчёта кормовой пушки Цимбаленко заряжал сам и сам дергал рычаг выстрела.
За кормой один из сторожевых вражеских катеров начал медленно поднимать форштевень вверх. Поползли языки пламени, очевидно фугас сорокопятки угодил в мину, стоящую на корме этого катера. Произошёл взрыв. Языки раскалённого газа и пара стали медленно опускаться на поверхность воды, где только что находился сторожевой катер противника.
207-ой на полном ходу удалялся от места проведённого боя. 303-ий проскочил раньше. И уже клотиковый фонарь подавал сигнал морзянкой: « двойка, двойка, следуйте за мной; двойка, двойка, следуйте за мной». Так назывались катера, которые начинались на цифру 2.
Сигнальщик стоял за штурвалом, видел этот сигнал, но ответить не мог. Корабль держал курс на огонь, посылающий сигналы. Катера оторвались от немецкой колонны, на малом ходу прошли рейд Кронштадта, бонные заграждения и отшвартовались у причальной стенки, где уже стояла санитарная машина.
Раненых и убитых увезли в госпиталь. На следующий день спецы с судоремонтного завода облазили все отсеки, составили ремонтную ведомость и приняли решение: катера ремонтировать на плаву.
Дня через три хоронили убитых на кладбище Кронштадта. Легкораненые вернулись на катера. Вернулся на катер и Женя Емельянов с забинтованной головой. Осколок, прошёл от левого глаза до уха. Глаз не зацепил, но кожу вместе с мясом порезал здорово. В день похорон обед перенесли с 12.00 на 13 часов. Все собрались в восьмиместном кубрике, и кок, отдраив лаз начал с камбуза подавать обед. В кружки налили спирт – эквивалент положенной по аттестату водки. Никто ничего не говорил, а просто встали, посмотрели друг на друга и, не чокаясь, выпили. После выпитого начали судачить и, конечно, с подковырками друг на друга, кто как себя вёл во время боя. Емельянов спросил:
– А мою гитару не разбили?
Кто–то открыл дверь, и достал гитару из шинельной, подал её Жене. Женя сел на рундук–койку, перебрал пальцами струны гитары, подтянул колышки и тихо запел:
Вечереет над Балтикой
Тихо дует зюйд-вест.
Льётся песня задорная
Синий сполох небес.
Моряки-истребители
Тёмной ночью в упор
На «морских охотниках»
Уходили в дозор.
И все подхватили погромче:
И моряк по-походному надевает бушлат.
До свиданья, любимая, до свиданья Кронштадт.
Если там на заливе мы
Повстречаем врага
То за девушку милую,
То за честь моряка
Мы с балтийскою удалью в жаркий ринемся бой,
И с победною песнею
Возвратимся домой.
Все на время затихли, ушли в себя.
За этот бой Игорь Петрович Чернышев был награждён орденом Александра Невского. Этим орденом награждались офицеры, одержавшие победу над превосходящим противником. Старший лейтенант, Иван Александрович Каплунов, командир МО–207, награждён орденом Красного Знамени посмертно.
Вернулись из душевой, чисто отмытые углепроходцы. И я спрашиваю:
– Женя, как же тебя угораздило? За что тебя посадили на губу?
Он махнул рукой и говорит:
– Да ни за что. Подумаешь, пошутил.
– Расскажи.
–Я уже рассказывал. И не стал рассказывать ещё раз.
Но я за Женю всётаки расскажу.
Штаб любой воинской части и, конкретно, штаб девятого Балтийского отдельного дивизиона сторожевых кораблей в Либаве начал формироваться в августе 45-го года в соответствии со штатным расписанием. Он состоял из флагманских специалистов: флаг-минёр, флагманский штурман, артиллерист и т.д. Сюда же входили интенданты и прочие административно-хозяйственные структуры. И всегда поднимался вопрос о пожарной безопасности. Должен быть пожарный инвентарь, пожарная команда, как правило, состоящая из штабных работников. Такую команду набрать трудно. Кто-то предложил: пусть каждый корабль выделит представителя в пожарную команду дивизиона. Эти представители при пожарной тревоге или при какой–то надобности должны прийти в дивизион и действовать в соответствии с заданной инструкцией.
Как-то Женя Емельянов стоял на вахте. И однажды перед подъёмом спустился в кубрик, разбудил Колю Станового и говорит ему:
– В дивизионе пожарная тревога. Тебе срочно нужно идти туда.
– Какая тревога, какая пожарная?– канючил Коля.
Но встал, оделся и пошёл в дивизион. А Емельянов ему кричит:
– Возьми огнетушитель, ты должен с огнетушителем туда прибыть.
Становой вернулся, снял с мостика огнетушитель и пошёл. Сначала медленно, потом побыстрее. Приходит в штаб и докладывает оперативному дежурному:
– Пожарный 408-го прибыл.
Оперативный дежурный смотрит на него и говорит:
– Хорошо, хорошо, проходите, вот сюда садитесь и подождите пока. Дежурный решил, что этот старший матрос рехнулся, сошёл с ума. Телефонная связь была только с командиром дивизиона. Так он послал рассыльного к Островскому, командиру корабля, и к начальнику медицинской службы. Оперативный доложил комдиву. Комдив говорит:
– Пусть начальник медслужбы мне доложит.
Первым пришёл в штаб Островский. Заходит к оперативному и видит: сидит Становой, между ног огнетушитель, и дремлет. Он его спрашивает:
– Ты что тут делаешь?
– Ну как, пожарная тревога в штабе.
– Какая тревога? Кто послал?
– Вахтенный.
– Кто на вахте?
– Емельянов.
– Быстро на катер. Скажи боцману, чтоб готовил документы на пять суток на гарнизонную гауптвахту. Пусть Емельянов собирается.
Поплёлся Коля на катер, а пока шёл, матросня уже начала освистывать:
– Вон, идёт новый флажок, флагманный пожарный.
Зашёл Коля по сходне на катер, разбил колбы огнетушителя, пошла пена. Он направил пену на Емельянова. Женя от пены увернулся, а от гауптвахты нет. Островский докладывал комдиву, капитану второго ранга Савенко о случившемся. Доложил, что оформляет документы на гарнизонную гауптвахту на пять суток.
Савенко был призван в ВМФ после окончания мореходки в Одессе, (учился вместе со знаменитым подводником Александром Маринеско). Говорит:
– Да пять суток много, посадите на трое.
Савенко понимал юмор и подначки тоже.
Приехал полковник, капитан второго ранга для выбивания здания под штаб. Он получил приличное помещение, приличный особняк в два этажа. В штаб начали приходить флажки, флагманские специалисты: артиллерист, связист, минёр, механик дивизиона. Начали приходить и корабли. Первыми пришли «Большие охотники». Они появились уже после войны, в 1945-м году, «азики», потом «булки». Когда сформировался штаб и эта часть, то естественно поднимался вопрос, кто будет в пожарной команде. Ну а кто там будет? Там телефонисты, радисты, охрана какая-то. И кто-то предложил:
– А пусть корабли по одному человеку выделят в пожарную команду. Штаб недалеко. При тревоге или иной надобности они по команде могут придти.
И каждый корабль выделил пожарного. 408 перебрал, кого же послать пожарником? Рулевые, сигнальщики, комендоры, они нужны и сейчас. Всё-таки в дозор ходим. А вот акустики? Младшего акустика, Аркашу Иванова, боцман задействовал, как кока. Володя Карпенко, кок, был отправлен в спецкоманду на приём трофейных кораблей, а у Аркаши получалось хорошо. Всегда пахло вкусно жареным луком из камбуза. А вот старший акустик? Вроде в мирное время, что ему делать? Он поддерживает в исправном состоянии технику. Ну и решил командир Колю Станового назначить пожарником. Назначили.