Черно-белое кино. Люди в картине без глаз. Старина Чарли Чаплин, полюбивший цветочницу.
- Я помню! Я помню! – шумит она, незрячими глазами уставившись на небо.
А знаете, странно, что она была именно слепой…
Помнится: людная улица, она протягивает ему цветок: «купите!», он покупает, спустя некоторое время снова идет мимо нее, и она вновь протягивает ему растение: «купите! купите!» Почему он не знал, что она слепая? Да и была ли она вообще слепой на самом-то деле…
Собирала своими бледными руками маленькие букетики, ужинала в соседнем кафетерии, приходила домой поздно вымотанная и уставшая до изнеможения… На съемную квартиру, с дурацким видом на городскую свалку и какой-то завод… А дома – тихо и темно… свет она не зажигала – экономила электричество; спала иногда в одежде, потому что не было сил раздеваться… Всегда мечтала завести хотя бы щенка, но хозяйка была против. Она была против всего! И цветочница приходила домой, запиралась изнутри на ключ, бросалась на старый затертый диванчик и лежала, свернувшись калачиком, ожидая в гости Морфея.
- А он был странный… Иногда заявлялся только под утро, и от него пахло спиртным и дешевым табаком, как от настоящего нелюбимого мужа. Знаете, от любимого такими вещами почему-то никогда не пахнет, почему-то это не чуется никогда…
Морфей открывал окно, садился на подоконник, свесив ноги, и говорил всякие глупости: «как-то странно, что ты очень устаешь, но заснуть у тебя не получается… пока я не приду…» Это правда.
А наутро цветочница выходила из дома, пока ещё не рассвело, становилась с корзинкой цветов на свое привычное место и, как карамзинская бедная Лиза, ждала одного Чаплина. У этого нелепого «маленького человека» были забавные манеры и грустные глаза.
- Он говорил мне: «Всё, что кажется на первый взгляд смешным, на самом деле обычно очень печально…». А однажды я рассказала ему про Морфея, и тогда он засмеялся…
Напротив цветочницы иногда подрабатывал уличный музыкант. Он играл на скрипке, музыка разливалась по близлежащим захудалым американским улочкам, и дети бедняков выбегали на звук, как в сказке про крысолова. Цветочница на миг прекращала перебирать руками букеты, что-то тихо напевала себе под нос, а Чарли оставался стоять подле неё с протянутыми за товар деньгами.
- Я должна была что-то ему объяснить, сказать, почему и как; но он всегда покупал эти дурацкие букеты, которые я и составлять-то не умею! А все говорили, что это мой дар, мой талант, и только я одна знала наверняка, что это не так!
Один раз, обязательно в конце лета, цветочница не вышла на работу. В городе пахло сыростью, и Морфей не стал открывать окно. И даже запах спиртного и табака почему-то не раздражал её. Она лежала, как обычно, сжавшись в комок, на краю дивана; за окном дымила труба завода, а Морфей продолжал говорить какие-то необъяснимые глупости, какую-то ахинею… Там было что-то про немое кино, про людей без глаз, черно-белые лица; и хотелось крикнуть ему, что есть мочи: «заткнись!» или запустить в него чем-то тяжелым, чтобы он поймал и просто встал и ушел. Но руки у цветочницы будто онемели, и язык не слушался, и хотелось плакать, но не было слез; и даже заснуть не получалось, потому что Морфей не позволял, потому что ему хотелось выговориться, у него что-то в душе накопилось, что-то давило его, и он говорил, не переставая, хотя давно уже наступил новый день, уже давно рассвело и на улице становилось шумно… А цветочница и слушала, и не слушала его одновременно. И было как-то стыдно осознавать, что ей абсолютно всё равно, что он говорит сейчас, что думала она совсем о чем-то другом, не успевая порою уловить траекторию движения собственных мыслей…
А когда Морфей наконец ушел, цветочница неспешно собралась, вышла на улицу. И играл скрипач, и гуляли дети, и Чаплин стоял такой же забавный, смешной, с такими же грустными глазами и так же протягивал ей молча купюру.
2-3.04.09