В комнате нас осталось двое: я и моя тень по прозвищу Морис.
Четверг, восемнадцатое. Я веду дневник кровью на стене. Морис, это кажется неимоверно забавным. Ты стал мне ближе всех и, что самое страшное, даже ближе Неё. А раньше я и не замечал, как мы похожи… Ведь ты такой же как я, только чуточку печальнее. А еще за последний год ты стал каким-то нервным, ты выкуриваешь вдвое больше, чем раньше и ночами портишь свое зрение, уставившись в экран монитора. Контакт, одноклассники, литературные порталы и информационные сайты; гигабайты инструментальной музыки, фильмы Феллини, забытый на подоконнике кокс и психоделические полотна на окнах, закрывающие свет… Морис, всё это тебя постепенно, медленно и незаметно вбивает в стену, самопровозглашается деградацией и превращает тебя в ещё большую тень.
Сейчас, когда из комнаты вышла даже Она, нас осталось всего двое и теперь-то я могу говорить начистоту. В воздухе ещё витает запах скандала и слез, приправляющих каждую Её истерику… Знаешь, в последнее время они слишком уж наиграны, я бы сказал приторно-наигранны… В такие минуты Она становится мне противна, я начинаю её презирать всей своей сущностью… Ты ведь видел Её лицо сейчас, перед тем как она хлопнула дверью? Она похожа на мелкую жалкую крыску, которая осознает всю безвыходность ситуации и продолжает, тем не менее, долбиться своей маленькой черепушкой в закрытую дверь. А я её не открою, не открою… Нет сочувствия, есть только презрение… Хочется раздавить её ногой, прижать её к полу и наступить, ощущая, как маленькие крысиные косточки хрустят под твоей стопой… Хочется в одночасье прекратить это омерзительное зрелище… Чтобы Она не ныла, не ревела больше, не кидалась мне на шею с крысиными попискиваниями о том, что я ей нужен и безмерно дорог… Представь только, она никогда больше не будет жаловаться на нехватку моего внимания к ней, готовить низкокалорийные летние супы, выкидывать использованные прокладки в мусорное ведро и интересоваться: «что с тобой, милый?» Она никогда больше не будет спрашивать у меня разрешения покурить, распластавшись рядом в постели после секса. Представляешь, Морис? И даже если меня посадят, ты никогда меня не оставишь, ты всегда будешь рядом, будешь спасать меня от сводящего с ума одиночества……..Ты никогда меня не оставишь, не то что Она… Ты никогда не скажешь, что я ненормальный, в приступе бешенства не будешь бить тарелки, не дашь мне пощечину, не засмеешься в лицо с дикой ненавистью в глазах… И знаешь, Морис... иногда… я начинаю бояться, что полюблю тебя…
Морис, всё. Теперь уже это всё. Это конец, пик, предел… называй, как хочешь. Она ушла. Или я ушел. Или мы выгнали друг друга друг из друга… Так? Сейчас Она может продолжать сидеть рядом, гладить мои волосы, щупать указательным пальцем мой шрам внизу живота и… не чувствовать ничего. Самое страшное, что я-то это понимаю.
Я рисую у самого себя на стене «Вконтакте» изумрудные домики, красный дождь и желтых кузнечиков. Морис, ты видел это? Захлебываясь собственным импрессионизмом, я делаю отверстия в облаках одним только взглядом. И ты думаешь, эти облака начинают плакать? Смеяться? Нет, они всё так же висят в небе. Спокойные, равнодушные к земным страстям, к моим загонам, к Её истерикам; они такие же как всегда, только дырявые…