Раогай недоуменно оглядывалась, держа в руках тяжелую корзину с едва проросшей травой. Во дворе храма Фериана шла предпраздничная суматоха и девушка не знала, как ей следует всети себя.
- Вот сюда, сюда ставь ее! – раздался старческий голос над ее ухом, и старая жрица Фериана больно ткнула ее кривым пальцем в грудь. – В хоровод пришла?
- Да… - растерянно проговорила девушка, с трудом втискивая корзину на свободное место в особой нише. – Я в первый раз…
С этими словами она сунула несколько золотых монет в коричневую, уродливо скрюченную ладонь старухи.
- А, в первый раз, лапушка, в первый раз? – ласково забормотала жрица, озираясь по сторонам и торопливо пряча деньги в пояс. – Одна? Без сестер, без подруг?
- Одна, - твердо сказала Раогай.
- Ты на кого глаз-то положила? – облизнув провалившиеся губы, прошамкала жрица.
- Что? – не поняла Раогай.
- Правильно, доченька, правильно, что без подруг, - прошептала жрица, пригибая Раогай за шею так, чтобы ухо девушки казалось вровень с ее собранным складками, как старый кожаный кошелек, ртом. Раогай невольно отстранилась, но старуха притянула ее к себе за покрывало, прихватив в цепкие пальцы пряди ее волос. Раогай вскрикнула от возмущения и боли.
- Подруги, они что – только завидуют, только сглазить да дорожку перебежать могут… Надо одной, правильно, доченька. Я уж помогу, ты мне покажи, кто тебе люб – будешь с ним! Я смогу.
- Правда? – спросила Раогай. – Вы знаете такой приворот?
- Я и без приворота… Знаю, конечно, знаю… Только скажи мне – кто тебе мил! В праздник Фериана все возможно. Будешь ты с возлюбленным твоим, как Фериан с сестрой своей возлюбленной Анай.
- Когда? – Раогай схватила старуху за рукав.
- Скоро, скоро… ты сейчас ступай к корзинам, а после плача - в хоровод, а я подле буду. Как увидишь милого твоего, махни мне – я туточки, у ограды стоять буду, у корзин. Тут я и помогу…
- Вы, правда, можете приворожить? И этот человек меня полюбит? И женится?
- Женится, женится… Брак великий совершится, как у Фериана и Анай! Не сомневайся! – закивала старуха, алчно поблескивая глазами-бусинками из-под темного покрывала. – Ишь ты какая… уже взрослая девушка… и в первый раз… поди ты… пойду скажу ли-шо-Лоо, -пробормотала она.
Раогай не услышала ее.
…Служительницы в черных покрывалах уже выставляли корзины на полуденное солнце. Наконец, двор стал похожим на огромный луг. Девушки, совсем юные, ровесницы Раогай и даже моложе, опустились на колени на землю. Их головы и плечи одевали белые покрывала без вышивок. Взрослые женщины, по самые глаза укрытые серыми покрывалами, тоже опустились на колени. Они стояли отдельно от девушек, перед каждой была корзина с нежной весенней зеленью – их заботливо выращивали накануне праздника. Раогай не сама готовила свою корзину, сажая весенние травы и цветы в лучший отборный чернозем, – она купила ее корзину по дороге в храм. Она готовилась к своему походу на праздник тайком от всех.
На всем огромном дворе установилась мертвая тишина. Казалось, затих даже ветер. Так продолжалось очень долго. У Раогай заныли колени и плечи, хотя она была выносливой и сильной. Ей стало не по себе. Отчего-то вдруг дочери воеводы Зарэо захотелось оказаться в хижине старушки Лаоэй. «Я давно не навещала бабушку Лаоэй», - подумала она. «А она в своем последнем письме просила меня придти». Девушка вздохнула и уставилась на корзину.
- Ты – первый раз? – спросила ее взрослая девушка, вернее, молодая женщина - судя по покрывалу.
- Да, - вызывающе проговорила дочь воеводы.
- И тебе мать не объяснила, что ты должна выучить наизусть гимны Фериану и Анай? И отпустила тебя одну? – округлила молодица и без того круглые, как у голубя, глаза.
- Моя мать давно умерла, - ответила кратко Раогай.
- Понятно все, - протянула ее соседка. – Ты хоть знаешь, что сейчас происходит?
Не дождавшись ответа, она пояснила:
- Фериан пришел к власти и стал царем все земли. Как-то он устроил пир. И на пир пришел его брат, Зайан. Он сам хотел царить над землей и начал сражаться с Ферианом и поразил его. Сейчас Фериан умирает.
Она указала на зелень в корзине. Стебли молодой травы уже поникли.
- Супруга Фериана, Анай, ищет его. Она обладает силой волшебства, и может исцелить его. Но когда она находит своего супруга, он уже мертв. И все женщины и девушки здесь начнут великий плач Анай. А потом Анай оживит своего супруга и снова вступит с ним в брак. Это и есть то, для чего ты сюда пришла, да? Это тайное общение с богами, оно дает силу и здоровье, и крепость в родах, и много детей. Фериан и Анай благословляют чрево всякой девушки.
- Как это? – растерянно спросила Раогай.
- Ой, не притворяйся ты, будто не знаешь ничего, - фыркнула ее соседка, презрительно взглянув на нее. – Сразу видно, ты из семьи, где почитают Всесветлого. Ханжи! Сюда-то зачем тогда приходите, раз наши тайны презираете? Хотя сейчас за деньги жрецы все продадут, даже нечестивым шу-эновцам!
Она гневно засопела и отошла куда-то в сторону со своей золоченой корзинкой.
Раогай ощутила прилив непонятного, липкого страха – словно летняя жара сменилась жесткой стужей. Солнце палило нещадно – земля в корзине уже высохла и потрескалась, а тонкие стебли травы бессильно упали на серую пыль.
Вдруг, словно по чьему-то невидимому знаку, все девушки и женщины сорвали с себя покрывала - их распущенные косы упали до земли – и подняли дикий, страшный вой, переходящий в стон. Они пели, или, как показалось Раогай, выли какой-то гимн – но слов она не могла разобрать, как ни старалась, и от этого страх все более и более наполнял ее душу. Этот страх был бесформенным и огромным, проникающий во все суставы и внутренности, заполняющий собою все.
Вдруг все снова смолкло.
В тишине Раогай ясно услышала недовольный старческий шепот:
- Раньше, когда я девушкой впервые сюда пришла, плач был три дня, теперь сократили, безбожники. Чтоб побыстрее да поскорее. Вот и не рожают так много, как в былые времена. А в Энниоэ все по-прежнему, там набожный главный жрец, блюдет все, что полагается, держит древнюю веру, это у нас – все не так …
Раогай захотелось уйти, но было уже поздно. Раздались звуки свирелей и тимпанов, наполняя воздух звоном. Девушки внезапно вскочили на ноги и, в едином порыве схватившись за руки, двинулись, подпрыгивая, по украшенному цветами и ветками деревьев двору храма. Рыдания сменились диким, безбрежным ликованием – еще более страшным и гулким, пение отражалось от стен и башенок. Веселые девушки в пестрых нарядах с лентами в волосах с неестественно расширенными зрачками и алыми губами протянули руки к Раогай и схватили ее, сорвав с ее головы покрывало, закружив ее в хороводе, топча десятки покрывал, сброшенных в день брака Фериана и Анай на белые известняковые плиты внутреннего двора храма…
+++
- Ты уже не сможешь забрать ее из священного хоровода, Игэа! – усмехнулся ли-шо-Лоо. – Посмотри – ее оттеснили в самую середину! Она почти под священными деревьями! Они теперь будут уходить все дальше и дальше в рощу Анай. Там их ждут их юные ферианы. Ах, хотел бы я тоже порезвиться с ними – но стар, стар… А тебе еще можно было бы!
- Я уже сказал тебе, Лоо – эта девочка – из семьи, почитающей Всесветлого, и на территории храма Фериана она находится под моей опекой, - резко ответил Игэа. – Ей не место в хороводе. Пошли стражу – пусть приведет ее сюда.
- Девочка сама выбрала этот хоровод, - хмыкнул Лоо. – Ты не отец ей, чтобы блюсти ее целомудрие. Или она помолвлена с тобой? Тогда ты все равно не успеешь поймать ее в хороводе.
- Девочка эта – дурочка из благородной семьи! – крикнул Игэа. – Она не знает, что за вещи здесь творятся на священных браках. А ты – старый облезлый пес, Лоо!
- Куда ты? – испуганно вскрикнул тот. – Куда ты, Игэа?! Разобьешься! Игэа! Вернись!
Но белогорец уже прыжками бежал по внутренней стене храма, догоняя хоровод. По дороге он сорвал какую-то веревку, отшвырнул гирлянды из цветов и вышитых тряпочек и зубами затянул на ней петлю. Сверху ему была видна Раогай, беспомощная, обессиленная борьбой с подружками, которые тянули ее к встречному хороводу молодых тиииков.
- Раогай! – крикнул он. Она подняла голову, глядя вверх, на стену через растрепанные, падающие на глаза волосы – взгляд ее был полон страха.
Белогорец бросил веревку – она зацепилась за толстый сук дерева.
- Если бы Уурт не отнял у этого парня правую руку, он был бы великим воином, - восхищенно покачал головой пожилой тиик, стоящий позади обомлевшего Лоо. – Если он такие штуки проделывает одной рукой.
- Ли-шо-шутииком был бы, да, - сказал его собеседник. – Получше самого Миоци.
- Тише ты!
- Что – тише? Миоци не пришел на праздник. Это ему претит. Отказался. Он шу-эновец до мозга костей.
Игэа уже стоял на земле, разорвав девичий хоровод, и крепко держа Раогай левой рукой. Молодые жрецы, что-то крича, бежали из рощи. Девушки бросились врассыпную, но юноши легко их догоняли – это была священная погоня, часть праздника брака богов.
Кто-то из непонятливых жрецов попытался увлечь Раогай с собой – но с воплями упал на землю, с невыразимым удивлением глядя на однорукого защитника Раогай.
- Он – белогорец! – закричал кто-то. – Не подходи! Убьет!
…Игэа уже схватил Раогай в охапку и тащил ее прочь. У нее подкашивались ноги. Она не в силах была ничего произнести, только открывала пересохший от бега рот, чтобы судорожно вдохнуть воздух.
- Стража… - сумела в ужасе вымолвить она, когда они приблизились к внутренним воротам, из которого хоровод двинулся в рощу. – Ли-Игэа! Не отдавайте меня им!
- Успокойся, дитя мое, - проговорил Игэа, тоже задыхаясь от бега. – Их послал Лоо мне на помощь. Они не сделают нам ничего дурного.
Храмовые стражники почтительно поклонились Игэа.
- Вы – истинный белогорец, ли-Игэа, - сказал один из них.
- Несомненно. Проводите нас в мои комнаты и пришлите мне посыльного, бумагу и чернила. Я срочно должен вызвать отца этой девушки, чтобы он забрал ее домой.
Стражники переглянулись. К Игэа и Раогай уже подходил сам Лоо.
- Ты был великолепен, Игэа! – сказал он по-фроуэрски, с ударением на первый слог.
- Вели, чтобы мне в комнату подали успокоительных настоек, - ответил Игэа.- И пусть принесут приличное покрывало.
+++
- Это самая великая глупость из всех, которые ты когда-либо делала, Раогай!
Дочь Зарэо сидела рядом с Игэа, уткнувшись в его плечо и судорожно всхлипывая. Ее зубы отбивали громкую дробь по глиняной чашке с узором из виноградных листьев, из которой Игэа поил ее знаменитым фроуэрским успокоительным настоем под названием «Двенадцать ночных трав».
- Разве ты не знала, что неприлично ходить на эти праздники, дитя мое? – продолжал Игэа.
- Я… - она задохнулась рыданиями и не смогла ничего вымолвить.
- Ну же, ну… - Игэа ласково гладил ее по волосам. – Все хорошо, что хорошо кончается. – Глупая. Зачем же ты пришла сюда?
- Я… я скажу вам, ли-Игэа… не смейтесь… я люблю одного человека…
- О Небо! – вырвалось у Игэа. – Продолжай, дитя мое, - сказал он, стараясь казаться спокойным.
- Я думала, что здесь знают… ну, привороты, заклинания… чтобы он меня заметил… а то он же совсем на меня не смотрит…
- Так ты не к нему сюда пришла? – облегченно вздохнул Игэа. – Привороты – это глупости все. Любовь нельзя наколдовать.
- Я не знала, ли-Игэа, я не знала, что здесь будет такой хоровод и все такое… Здесь, оказывается, есть девушки, которые уже много раз здесь были… Они мне рассказывали такое…
- Здесь много чего есть, - сумрачно заметил Игэа. – И тебе не надо было совершенно про это узнавать.
- Вы – самый лучший друг, ли-Игэа! – продолжала Раогай, то смеясь, то плача. – Вы такой… такой… я вас больше всех папиных друзей люблю… Вы – самый лучший!
- Ну, хорошо, хорошо… Я тебя еще малышкой такой помню… ах, дитя, дитя… глупая ты, глупая девчонка… Как же зовут этого героя, которого ты хотела приворожить? Готов спорить, он того не стоит.
- Ли-Игэа, - шепотом поговорила Раогай. – Ли-Игэа, миленький, хороший, я скажу вам – только вам одному! Но вы никому не говорите, даже Аэй. А папе вообще не говорите – поклянитесь, хорошо?
- Да, - серьезно ответил Игэа. – Клянусь.
- У вас ведь тоже дочка, вы должны понимать… вдруг она тоже влюбится, как я…
- Тогда я попрошу тебя помочь мне и поговорить с ней, Раогай, - сказал Игэа. – Меня она слушать не будет. А ты будешь уже взрослая совсем, у тебя будут маленькие детки – сыновья и дочки того человека, которого ты любишь.
- Правда? Правда, ли Игэа? – Раогай бросилась ему на шею и расцеловала. – Вы точно это знаете?
- Знаю точно, - улыбнулся Игэа. - Я же белогорец. Меня научили в Белых горах всяким разным тайнам…
- … и всяким разным штукам! Все ахнули, когда вы меня спасли!
- Ахнули? – засмеялся Игэа. – Нас, действительно, многому полезному научили в Белых горах. Аиреи может еще и не такое…
Раогай вспыхнула.
- Дитя мое, - Игэа пристально посмотрел ей в глаза. – Дитя мое!
Она спрятала лицо на его груди и разрыдалась, как ребенок.
- Моя милая Раогай, - Игэа прижал ее к себе. – Бедная, бедная…
- Вы поняли? Вы все поняли? – спрашивала она сквозь слезы.
- Понял, понял – почти все понял… насколько белогорец может понять юную девушку…
- Как жаль, что вы – не мой брат! – проговорила Раогай. – Как бы я хотела, чтобы вы были моим братом, ли-Игэа!
- Я староват для брата, - рассмеялся Игэа. – Пусть я буду дядей. А вот и твой отец
прислал нам закрытые носилки, как я и просил, - сказал он, выглядывая в окно. – Прекрасно. Накинь вот это покрывало, дитя мое. Не надо, чтобы тебя видели лишний раз.
- Отец убьет меня, - вымолвила Раогай из-под нежно-бирюзового покрывала.
- Я поговорю с ним. Не бойся, - подбодрил ее Игэа.
+++
Когда отшумела буря отцовского гнева и прятавшаяся в спальне Раогай рискнула выйти в гостиную, она увидела, что Раогаэ и Игэа сидят рядом и о чем-то увлеченно разговаривают.
- А, сестрица! – сказал Раогаэ. – Отец так тебя и не выдрал, хоть все время и обещает.
- Неужели ты бы порадовался этому, мой мальчик? – с укором спросил Игэа.
- Нет, я шучу, - ответил Раогаэ. – Девчонок драть без толку. Так папа говорит. Так вы научите меня завтра этим всем приемам белогорским?
- За один день не научу, - ответил Игэа, улыбаясь. – Но, пожалуй, можно начать.
- И меня тоже, ли-Игэа! – воскликнула Раогай.
Игэа хмыкнул.
- Вдруг мне придется защищаться! – настаивала Раогай.
- От жрецов Фериана, - тихонько добавил брат.
- Перестань, Раогаэ, - строго прервал его Игэа.
- Я теперь понимаю, почему вы не жрец Фериана… - вдруг сказала Раогай, сядясь к огню рядом с ними – ночи были холодные. – Вы совсем по-другому богам служите.
- Будто ты не видела этого раньше, сестрица! – возмутился Раогаэ.
- Но вы же… вы же – фроуэрец, дядя Игэа! – продолжая смотреть в его голубые глаза, произнесла дочь Зарэо. – И светловолосый. Они же темноволосые все. И Фериану служат. И вы тоже ему посвящены. Как же это так?
- Как же это так? – эхом отозвался Раогаэ. Сестра осмелилась задать тот вопрос, что никогда не решался задавать он. – И они не любят вас, дядя Игэа!
Игэа молчал долго, прежде чем нашел слова.
- Есть два разных Фериана, - сказал он, задумчиво вороша угли в очаге. – Один – тот, кому поклонялись древние жители Фроуэро. И второй – его лживый двойник, которому водят хороводы в эти дни…
Он снова смолк.
- Они не забыли тайный рассказ о смерти и воскрешении Фериана – Фар-ианн зовется он на языке Фроуэро.
Дети вздрогнули от неожиданных раскатов чужой гортанной и твердой речи, прозвучавших в имени, произнесенном Игэа. Но он снова продолжил говорить по-аэольски и гортанная твердость стали лишь забавным и привычным акцентом старого друга воеводы Зарэо.
- Фар-ианн, царь земли, убит на пиру своим братом, вероломным Нипээром – Нипээр по древне-фроуэрски означает «смерть», «засуха», «суховей из пустыни». Нипээр прячет его тело далеко в болотах, но его находит у реки Альсиач сестра и супруга Фар-ианна Анай. Она оплакивает его три дня и рождает от умершего Фар-ианна чудесным образом младенца-сына Гаррэон-ну, который побеждает Нипээра… Да… И Фар-ианн снова жив, он воссиял силой своего сына, Гаррэон-ну, и он – первый из сияющих, - Игэа говорил, все убыстряя и убыстряя свою речь, из-за акцента дети с трудом понимали его. - Потому что рожденный от умершего Фар-ианна – изначально был силой самого Великого Уснувшего. Когда о нем говорится, как о Силе Уснувшего, то в текстах изображается сокол на скале. А когда о младенце-Гаррэон-ну – то изображается сокол, у которого отнялись ноги, сокол, чья грудь прижата к земле… И хороводы водили не так… совсем не так все было… это гнусная выдумка Уурта - то, что происходит сейчас в новых храмах Фар-ианна Пробужденного и Просиявшего, да!
Игэа почти вскрикнул на последнем слове, потом сгорбился, вороша угли, и замолчал.
- Впрочем, вряд ли вы что-то поняли, - вдруг резко сказал он и встал, направившись к выходу.
- Дядя Игэа! Вы обиделись? Простите нас! Не уходите!
- Уже ночь. Пора спать, - ответил тот.