Лэла весело сбежала с пригорка к речке и остановилась перед Каэрэ. Он приоткрыл глаза, вздрогнув от неожиданности.
- А я знала, что ты здесь!- она запрыгала вокруг него на одной ножке и струйки желтого песка потекли из-под ее пальчиков вниз, к воде.- Дедушка Иэ мне сказал.
Каэрэ не смог сдержать улыбки, удивляясь сходству дочери и отца - те же огромные голубые, почти синие, глаза, острый нос.
Она продолжала скакать вокруг него, размахивая руками и что-то напевая, потом ухватилась за корни старого вяза, среди которых нашел себе убежище Каэрэ, и принялась раскачиваться.
- Тебе скучно здесь, наверное? Я так подумала - и решила прийти. А то ты сидишь один под деревом, как сирота. Ты знаешь, Каэрэ - Огаэ тоже сирота. У него папа умер. Совсем недавно. А так он не был сиротой. Он просто жил у мкэ Миоци, как ученик, а потом его папа умер, и он стал сиротой.
Она с удовольствием повторяла новое выученное слово.
- Мне его жалко. А тебе?
- Мне тоже, - сказал Каэрэ.
Вынужденная многодневная бессоница точно набросила матовое покрывало на его зрение и даже, казалось ему, разум - все было затянуто словно полупрозрачной пленкой, свет и звук отражались от нее, и проникали внутрь лишь ослабленными и искаженными.
Он с тревогой следил взглядом за девочкой в голубом платье - ему казалось, что он уже долго, неимоверно долго следит за ней. Он вдруг подумал, что ей не следовало бы здесь находиться - так далеко от дома.
"Надо бы отвести ее назад, к нянькам", - подумал он и вспомнил, что не сможет этого сделать - ему самому не уйти отсюда без посторонней помощи.
В минуту раздражительной слабости он попросил - вернее, потребовал - чтобы Иэ оставил его одного, и старик, наверное, вернется нескоро, а, может быть, и оставит его здесь до ночи - чтобы научился вести себя, как следует.
Он так и не понимал, кто такой этот Иэ, ло-Иэ - как почтительно его называли домочадцы Игэа. Уважение, которое оказывал ему и сам Миоци, великий жрец, и Игэа, врач, нельзя было объяснить лишь только тем, что он присматривал за ними в отроческие годы. Во всяком случае, и Аэй, и домочадцы Игэа, не говоря о самом хозяине дома, благоговели перед ним более, чем перед Миоци, великим жрецом Шу-эна Всесветлого.
Тем не менее, его поношенный плащ, его сандалии и дорожный мешок говорили о том, что он - в первую очередь, странник. Хотя он жил у Игэа уже несколько недель - с тех пор, как привез сюда Каэрэ, у него был вид человека, готового пуститься в дальний путь по дорогам в любую минуту.
- Знаешь, что? - воскликнула Лэла, продолжая прыгать среди корней.- Я придумала! Знаешь, что я придумала?- лукаво спросила она, склонив голову набок.
- Нет, - ответил Каэрэ, отводя со лба уже немного отросшие после тюрьмы волосы и щурясь от солнечного света - как ему казалось, все время слишком яркого, режущего глаза. Но тьма ночи с тысячами роящихся страхов тоже не приносила ему утешения.
- А я не скажу! Это мой секрет! Жди меня здесь, - покровительственно добавила она и помчалась на лужайку, напевая.
- Я сейчас! - несколько раз доносился оттуда ее голос.- Не уходи, Каэрэ!
- Я здесь, здесь, - отвечал он ей, глядя, как голубое платье девочки мелькает среди травы. "Там ведь могут быть змеи", - подумал он и позвал, стараясь придать голосу строгость:
- Лэла, вернись!
Она, конечно, не послушалась и вернулась так же, как и убежала - когда ей вздумалось. В ее руках была охапка цветов.
- Я буду плести венки из цветов, а ты будешь смотреть. Я принесла самых-самых лучших цветов, во-он с той лужайки. Няня не разрешает мне на нее ходить, говорит, там в траве змеи. Она и к речке мне не разрешает подходить - это я от нее сбежала, - доверительно сообщила она.
- Ты очень плохо сделала, - попытался нахмуриться Каэрэ.- Ты непослушная девочка, вернись скорее к няне.
- Потом, - махнула она рукой.- Сейчас я буду плести венки из цветов, а потом... потом брошу их в реку.- А ты не умеешь плести венки, я знаю. Мальчишки никогда не умеют плести венки. Ты же, когда был маленьким, тоже не умел? А потом уже поздно учиться. Так мама говорит, - добавила она.
- Мама права, - ответил Каэрэ.
Лэла, довольная и счастливая, стала перебирать цветы, которые она положила ему на колени. Вдруг лицо ее погрустнело, а потом просияло радостью.
- Знаешь что?- вдруг заговорщицки прошептала она. - Я научу тебя плести венок. Чтобы тебе не было так грустно. Так и быть.
Она протянула ему два цветка, похожие на огромные гвоздики - синюю и красную. Каэрэ неловко взял их и вдохнул их свежий, терпкий аромат, почему-то напомнивший ему о невосполнимом, утраченном чувстве, которое уже никогда - он знал это твердо - не вернется к нему.
- Смотри: тебе надо обвивать одним стебельком другой. И все! Вот так...
Впервые за долгие месяцы Каэрэ стал что-то делать руками. Неожиданно он понял это, и, поняв, подумал, какое это прекрасное чувство, и как он был глуп, что не додумался до этого раньше.
- Вот, я сплела тебе венок, - она одела его на остриженную голову гостя. – Это очень красиво. Мы с мамой каждый вечер просим Великого Табунщика и его маму, чтобы ты поправился. Если бы я умела колдовать, как Эна, я бы сказала только одно слово, и ты был бы здоров.
+++
Когда пришел Иэ с обедом для своего выздоравливающего подопечного, он с удивлением увидел, что Лэла сидит на камне на мелководье и бросает в воду цветы, а Каэрэ спит, склонив голову на узловатый корень вяза. Иэ показалось, что от солнечного света его кожа стала терять свою пугающую синеватую бледность.
- Дедушка Иэ! - девочка подбежала к нему, прежде чем он успел встревожено позвать ее.
- Смотри! Они плывут по течению, к морю. Каэрэ уснул - значит, он теперь скоро поправится. Так папа сказал.
Она прижала палец к губам.
-Тише, не буди его, Лэла!
Аэй торопливо спускалась вслед за Иэ.
- Вот ты где! Няня сбилась с ног… Если у папы рука не поднимется тебя отшлепать, то у меня, будь, спокойна, поднимется!
- Нет, не поднимется, - лукаво сказала малышка, утыкаясь в юбку матери.- Я сплела тебе новый венок!
- Мкэ ло-Иэ, спасибо вам большое за вашу помощь. Меня позвали помогать роженице, а Игэа взял Огаэ с собой, показывать ему редкие травы.
- Пустяки, мне не трудно присмотреть за нашим Каэрэ, - сказал Иэ.- Кажется, он понемногу оживает.
Аэй пристально посмотрела на лицо спящего, и уже сняла с себя покрывало, чтобы положить его ему под голову, но потом передумала:
- Не буду его трогать – сохрани Небо, проснется. Бедный жеребенок…Ему редко выпадает такое счастье – уснуть.
Они отошли и сели поодаль, Аэй усадила малышку на свои колени и высыпала ей в ладони горсть жареных орехов.
+++
Каэрэ проснулся от того, что ему стало тяжело дышать. Он открыл глаза и встретился взглядом с другой парой глаз – желтых, немигающих.
- Наконец-то, - произнес он без страха. – Пусть будет вот так. Наконец-то.
Темно-коричневая змея разлеглась на его груди, тычась тупой мордой с желтыми полосами в яремную ямку. Он ощущал ее сухую, шершавую кожу – немного прохладную, как песок в тени дерева. Откуда она взялась? Почему не приползла раньше? Почему так долго он прожил?
- Быстрее, - заторопил он. – Быстрее, слышишь?
Но таинственная змея не двигалась, и спокойно, даже лениво смотрела на страдальца.
Каэрэ рванул рубаху, обнажая грудь и шею. Змея качнулась, опадая большими гибкими кольцами рядом на траву.
- Слышишь? – со злостью прошептал он, хватая змею за шею пониже головы и тыкая ее мордой в свою шею под подбородком. – Быстрее!
Он видел за деревьями, внизу, у реки, яркий платок Раогай и слышал голос Иэ.
Змея, начав часто мигать, приоткрыла лиловый рот, из которого выпал раздвоенный язык. За ним белели два острых зуба. Каэрэ изо всех прижал раскрытую пасть существа туда, где пульсировала сонная артерия, но тут змея, содрогнувшись всем телом, хлестнула его хвостом по ногам и вырвалась.
- Нет! – словно обезумев, простонал Каэрэ. – Стой, ты, тварь!
Ему удалось схватить уползающее длинное тело где-то ближе к середине. Пальцы его вонзились мягкое брюхо животного, и змея, изогнувшись в невообразимый зигзаг, мгновенно вонзила зубы в запястье Каэрэ. Он закричал от боли и упал навзничь, зажимая здоровой рукой кровоточащую кисть.
На крик прибежала Аэй. Каэрэ торжествующе смотрел на нее, кусая губы от боли.
- О Небо! – всплеснула руками Аэй. – Что случилось, Каэрэ, жеребенок?
- Все хорошо, Аэй, - ответил Каэрэ тихо. – Я очень рад. Не пугайся.
- Чему ты рад? – воскликнула Аэй. – Что у тебя с рукой?
Она схватила его за измазанную липкой темной кровью кисть.
- Не надо, - проговорил Каэрэ, пока она его перевязывала.
- Что значит – «не надо»? – нахмурила она брови.
- Пусть течет… Какая теперь разница, - почти весело ответил Каэрэ.
- Дедушка Иэ, вы не верили, что наш Каэрэ заговаривается! – всплеснула руками Аэй. – Зачем ты полез к этой твари? Ты хуже Огаэ! Он умнее тебя! Тебе только с Лэлой венки плести!
- Да, венки, - повторил Каэрэ, улыбясь. – Я так рад, что научился их плести…
- Мама, а что случилось? – подбежала к ним Лэла. – Мама, Патпат нашелся! Я же говорила, он приползет! Надо пойти папе сказать! Я его отнесу к нему! Вот он обрадуется!
С этими словами ребенок схватил притаившуюся в траве огромную змею и попробовал поднять. Змея лениво развернулась кольцами, и дочка Игэа потащила ее, похожую на старую веревку.
- Лэла! Перестань! – устало проговорила Аэй. – Он тяжелый. Сходи за корзинкой. Он уже не уползет, раз пришел. Захотелось молочка, а?
Она погладила змею.
К ним, хромая, уже подходил Иэ.
- Что с тобой, Каэрэ? – спросил он. Каэрэ не мог ответить от изумления, переводя взгляд с Аэй на Лэлу и обратно.
- Патпат приполз к Каэрэ и устроился у него за пазухой. Напугал, конечно. Каэрэ хотел его сбросить, а уж его укусил. Он может иногда чужих кусать, - говорила Аэй, крепко бинтуя руку Каэрэ.
- Уж Фериана? – спросил Иэ, внимательно вглядываясь в меняющееся выражение лица Каэрэ.
- Да, это Игэа подарили уже давно… маленький был, в игрушечной корзинке Лэлы умещался. А сейчас вон какой стал…
- Это уж? – убито спросил Каэрэ.
- Да, уж, жеребенок мой, уж! – Аэй погладила его по голове. – Он сбегает иногда, потом возвращается. Ручной, не хуже кошки. Не бойся его.
Каэрэ неловко закрыл руками лицо и разрыдался.