Канченджанга

Наталья Тоотс
Калимпонг... Сколько духовных путей там пересекалось. И Чома де Кереша — венгра, который открыл западному миру литературные сокровища Тибета, возможно, и Елены Петровны Блаватской, спешившей в расположенный рядом Дарджилинг (Город Молний) на свидание с Учителем, и бесстрашной путешественницы Александры Дэвид-Ноэль, встретившейся здесь с Далай-ламой, и готовящихся к Центральноазиатской экспедиции Рерихов. И ещё многих, многих безвестных мудрецов и странников, монахов и пещерных отшельников, привлечённых сюда путеводными вехами Гималайского снежного царства. Может быть, где-то совсем недалеко и башня Великого Ригден Джапо — владыки Шамбалы (или Транс–Гималайской Твердыни), неустанно трудящегося на благо человечества. Тысячи паломников всех мастей и толков испокон веков стремятся в эти края, чтобы восхититься красотой седых вершин Гималаев, напитаться духом величия и покоя, ощутить себя частицей Космоса, который и есть невыразимая красота. «Но нам ли судить об этих вершинах?» — сказал один мудрый пилигрим и заметил: «Можем лишь в недосягаемости восхищаться их великолепием!»
Далеко не каждому, добравшемуся сюда, удаётся увидеть королеву снежной гряды Гималаев — священную Канченджангу, одну из тринадцати восьмитысячников, самых высоких и недоступных в мире пиков. В своё время Н.К.Рерих об этих местах писал: «Сколько людей приезжают полюбоваться величественным видом Гималаев, неделями живут... всё время видят перед собою лишь серый беспросветный туман и уезжают в полном разочаровании». Серый туман или белые облака часто скрывают прекрасную действительность. И тогда лишь огненное воображение тех, кто достиг духовных вершин, способно проникнуть за завесу. А нам, простым смертным, остается уповать лишь на случай.
Так думали и мы с Владимиром, когда в декабре 1997 года в три часа пополуночи ехали в дребезжащем пыльном автобусе из Калькутты в Селигури, что у подножия Восточных Гималаев, а затем на микробасе добирались по горному серпантину до Калимпонга. Мысленно мы молили Бога, чтобы повезло и пятиглавая Канченджанга нам «открылась». В нашем распоряжении было всего четыре дня, и один из них — 13 декабря. В этот день полвека назад ушёл из жизни Н.К.Рерих — певец гор и непревзойденный выразитель Гималаев.
Время, проведённое в этой сказочной обители, было благословенным, а в день 50-летия ухода Н.К.Рериха мы увидели Канченджангу. Приведу страницы из своего дневника.
6.00 утра, 13 декабря. Из окон  гостиницы хорошо видны Гималаи — та их часть, где расположена Канченджанга. Мы почему-то ждали свидания с ней, как благословения. Что-то загадочное и таинственное манило, предвкушение чего-то значительного не покидало. Ведь не все же можно выразить словами! Бывают ощущения, которые сильнее и выше всяких слов.
Лишь взглянули в окно, ахнули. А потом с криками: «Смотри, смотри!..» метались от одного окна к другому. На громадном небесном полотне первые вспышки рассвета наносили свои мазки: багряные пики вспыхивали то там, то тут. Господи, да на наших глазах открывалась сама Канченджанга! Она скидывала свои покровы неспеша, словно задумала поинтриговать и насладиться своей властью. Мы бросились на улицу.
Вчера, по приезде, побывали у ступы на месте кремации Е.И.Рерих, нашли имение «Крукети», где последние свои годы она жила со старшим сыном Юрием. А значит здесь, вместе с ними, находился и Священный Грааль. Был солнечный ясный день, но снежная заветная гряда всё время скрывалась в буйной пене кучевых облаков. Теперь же ситуация на небе иная. Солнце в дымке, облаков нет. Прибежали к «Крукети». Владимир выбрал место для этюдов. Я отправилась на «охоту» с фотоаппаратом.
 9.30. Передний план гор тёмный. А снежная гряда, которая обычно живёт рука об руку с облаками, сверкающим ожерельем или кружевным воротником, охватывает всю чашу гор. Сейчас вся она, как на ладони. Внизу перекрестки горных отрогов, склоны безлюдные и усыпанные домами. День нежаркий. Ходим в куртках.
Невдалеке от имения Рерихов нашла удивительную площадку. Она как будто специально создана, чтобы любоваться горами. Ничто не мешает обзору, а Канченджанга – прямо перед глазами. Здесь ты с ней один на один. Вернее, она одна, всё остальное словно растворяется и не имеет никакого смысла. Внизу ущелье, покрытое белыми клубами густого тумана. Правее растут четыре гигантских неведомых мне дерева с длинными серёжками и пышными кронами, склонившими их и смешавшими в одну. В этот памятный день они представлялись живым символом удивительной семьи – рериховской четвёрки.
Привела на площадку Владимира. Он, потрясенный, буквально набросился на свои холсты. Скорее, скорее, надо писать. Вдруг всё закроется. Нельзя терять ни мгновения... Говорят, Н.К.Рерих писал Канченджангу более двадцати раз.
 13.00. Канченджанга, как и вся снежная гряда с многочисленными менее высокими вершинами, открыта. Каждую минуту меняется освещение, а с ним и рисунок гор. Канченджанга сначала поманила двойным пиком слева и лишь потом выросла справа. Всё новые и новые грани возникают в небе, словно проявляясь из небытия. Наконец, увидели всё «лицо» снежной владычицы. Как описать открывшуюся красоту? Дух захватывает от величия гор, их недоступности и спокойствия. Как же таких ощущений не хватает нам! Сколько себялюбивого и суетного в нас! Будучи рядом с совершенной красотой, острее чувствуешь своё несовершенство. А великий мастер Природа продолжала демонстрировать нам своё творчество. Она изощрённо высвечивала дольние вершины, порой напускала лёгкие облака, освещала одни склоны и затемняла другие. Она держала нас завороженными, манила буйством своей фантазии и как бы говорила: «Ну, смотрите, какая я, запоминайте, ловите момент — он такой редкий. Сейчас у меня хорошее настроение, и я вам показываю свои сокровища. Пейте их красоту, насыщайтесь сами и несите людям». И я благодарю Бога, что в этот день мы увидели, сфотографировали, написали каждый, как сумел, то, что всколыхнулось в душе.
Когда чуть раньше мы были в гостях у известного калькуттского художника Гангули, не раз писавшего Гималаи, я сказала: «Наверное, у каждого бывает своя Канченджанга», имея в виду не вершину творчества, а состояние души. Сейчас мы оба его переживаем.
На какое-то время Канченджанга чуть-чуть прикрылась легким и почти прозрачными облаками. А потом снова открылась, распахнулась от всего сердца, говоря нам, быть может: «Прощайте!» Странники-облака копируют горы. Сейчас они редки и возле снежных пиков продолжают их контуры, создают ещё один план. И нельзя понять, где кончается земля и где начинается небо.
От нас до Канченджанги — три горные гряды. В конце обзорной площадки — крыша npилепившего к скале дома. Когда я пришла сюда одна и встала на краю, то вдруг услышала чей-то голос: «Систер, систер...» Едва поняла, что это относится ко мне. Миловидная горянка звала вниз. Я спустилась. Меня пригласили в дом, показали парадную комнату, потом провели на балкон, откуда открывался дивный вид, предложили чай и кофе. Хозяйка, Саси, оказалась преподавательницей в школе. Для знакомства собралась вся семья. Удивительно доброжелательные и приветливые люди. Их доброжелательство какое-то природное, не наигранное. Это я заметила раньше. Идешь здесь по дороге, а навстречу старик с чуть раскосыми глазами. Он глянет на тебя, улыбнётся — глаза превратятся в щёлочки, кивнёт приветливо головой, а у тебя легко и радостно на душе станет.
14.50. Только что пришли к «Крукети». И там побывали Камень и Чаша. Вывески на заборе уже нет. Дом пуст, заперт. От сторожа узнали, что его купил бутанец по имени Ази Тази. Но пустили в сад и в дом. Первым делом идём на второй этаж; в комнату, где жила и работала Елена Ивановна Рерих. Всё здесь так, как будто она недавно выехала. Прошло сорок два года, как не стало Матери Агни Йоги, а мебель та же, вот что удивительно! Изменился лишь вид из её окна. Когда-то, сидя возле него, Елена Ивановна любовалась Канченджангой, а сейчас деревья в саду выросли и закрыли горы.
Дом небольшой. На втором этаже ещё одна спальня — точно такая же, как у Елены Ивановны. Внизу гостиная с камином, столовая и выход в сад. Он запущен. Только возле дома порядок. Расчищенные дорожки, камешки вдоль них аккуратно уложены, цветы в горшках. В доме чисто, но скромно. Не похоже, чтобы  хоть иногда здесь кто-либо жил.
Нащёлкала уйму кадров. Теперь это будут уникальные снимки. Кто знает, как сложится дальнейшая судьба имения! (Сегодня оно принадлежит последователям Рерихов из Италии.)
 15.30. Мы у буддийского монастыря Дурпин возле ступы Елены Ивановны. Здесь, на самом высоком месте Калимпонга, ощущаешь себя в центре чаши гор. Они вокруг и очень хорошо просматриваются. Монастырь основал некто Т.Н.Шерпа. Ему поставлен памятник.
Общаемся с монахами, в основном, мальчишками. Они глазеют, как Владимир пишет, обступив его плотным кольцом. Заглядывают и в мой блокнот. Наше письмо для них – диковинка. Неожиданно слышу за спиной французскую речь. Оборачиваюсь — трое европейцев. Удивляемся встрече. Оказалось, что это французы из Швеции. Они — миссионеры. Потом к ним подошёл пожилой человек — отец Грессот (тоже француз). Он живёт в Калимпонге сорок восемь лет и был первым из встреченных, кто что-то знал о Рерихах, но, увы, с ними не встречался. Он с особым уважением отзывался о «тибетологе Георгии Рерихе».
16.00. Вспыхнуло заходящее солнце. Засверкала Канченджанга. Теперь она в новом наряде. Слышу, как с площадки монастыря отец Грессот  зовёт своих спутников. «Поднимайтесь ко мне. Нет, мы никуда отсюда не уйдём, – заявляет он им. – Сегодня Канченджанга великолепна!» До темноты ещё два часа. Значит ещё есть время насладиться красками Гималаев. Каждую минуту вид меняется. Дымка рассеялась, и теперь заходящее солнце творит чудеса. Неподражаемая игра света и теней. Меняются очертания и цвета гор, раскраска неба и рисунок облаков. Симфония цвета завораживает, вовлекает в своё действо, и ты, неспособный оторвать от неё ни на секунду свой взор, ощущаешь магическое приобщение к чему-то высокому, несказанному, вечному. На фоне полыхающих гор по-особенному выглядит и ступа Е.И. Рерих. Она уже не белая, а синеватая. Золотой лотос на её вершине горит как звезда. Рукотворное и природное сливаются в красочном аккорде.
Ступа огорожена забором, вокруг неё разбиты дорожки и посажены цветы. Надписей никаких. Только на заборе: «NO ENTRY». Спрашивала юных монахов, кому ступа? Отвечали что-то невнятное, но имени Рерих никто не произносил. Да, земное есть земное, многое из памяти стирается, но остаются книги, мысли, идеи. Не раз в этот день мы мысленно переносились в долину Кулу, находящуюся тоже в Гималаях, на место кремации Н.К.Рериха. Чувство особой торжественности не покидало нас.
Почти целый день мы «принимали» Канченджангу стоя. Ноги ломило, но сесть не хотелось. Что-то заставляло стоять. Это была, верно, наша дань памяти русскому махариши, столько сделавшему для будущего. Мы словно отстояли службу, алтарем же были священные Гималаи.
А дальше наш путь лежал в Дарджилинг, куда Рерихи прибыли из Европы и где встречались с Учителем.